Прошло 24 года со дня праведной кончины священно исповедника старца Тавриона. Его многочисленные духовные чада, разбросанные ныне по всему миру, начали собирать материалы к прославлению в лике святых о. архим. Тавриона, - праведника, которому мы, его дети духовные, обязаны всем, и, прежде всего, самими собой.

О. Таврион учил, на основании слов Евангелия, что христиане должны быть светом миру и солью земли. Эти слова в полной мере исполнились на нем самом. Для очень многих он был светом во тьме окружающего безбожия и нравственного разложения.

О. Таврион достиг святости, он был живым сосудом Благодати Святого Духа. Прекрасно определяет слово "святость" св. Иоанн Шанхайский: "Святость есть такая высота праведности, что люди настолько наполняются Благодати Божией, что она от них течет и на тех, кто с ними общается."

Побывавшие у о. Тавриона обогащались опытом Богообщения, не сравнимым ни с чем земным. Благодатные переживания, которые испытывали посетители Пустыньки, на всю жизнь становились для них путеводным маяком среди бурного моря житейской суеты.

Воспоминания о Пустыньке старца Тавриона навсегда остаются самым светлым и лучшим в жизни тех, кому довелось знать его.

Рано открылась Тихону и сладость молитвы. В храме и на общей домашней молитве согревалось его сердце, и он стремился продолжить свою детскую беседу с Богом, уединившись в каком-нибудь закуточке. Родные об этом знали, и мать часто просила Тишку (так звали его в семье) помолиться о скотинке.

"Когда я пошел в школу, - рассказывал старец своим духовным чадам, - на уроках истории я прятался под партой и рисовал. Я очень любил рисовать. Однажды учитель заметил меня и вытащил за ушко: "Ты что это делаешь? - Я говорю, - Я уже весь урок знаю, - Как это может быть?!" Он начал меня проверять, и правда, я все знал и даже вперед. Тогда он мне позволил рисовать на его уроках." ("Старец Таврион," "The Orthodox Word," 1981)

"О, детство святое и юность святая! Как вы все охотно уступили Христу," - приводя слова святителя Григория Богослова, говорил отец Таврион о своей жизни. По окончании начального образования у Тихона созревает решение уйти из мира в монастырь. Своими мыслями он не делится ни с кем, зная, что добровольно его не отпустят. Лишь проницательная бабушка догадывалась, что на душе у юного подвижника. И однажды Тихон исчезает из дома. Батюшка вспоминал, что на тот момент еще не знал, в какую обитель идти, и направился в Белгород к почитаемому угоднику Божию святителю Иоасафу Белгородскому (прославлен в 1911 г.). Там у гробницы получил указание одного монаха на Глинскую пустынь и воспринял его как волю Божию.

Глинская пустынь в это время представляла собой большой монастырь со строгим уставом, традицией старчества, опытом миссионерства. До 700 братий обители и многочисленные паломники своими трудами вели образцовое хозяйство так, что кормили странников, содержали больницу, обучали крестьянских детей грамоте и ремеслу. В монастыре находилась чудотворная икона Божией Матери "Глинская," совершался полный круг богослужений с особыми напевами.

В эту славную обитель и прибыл юный Тихон. Однако долго пробыть здесь ему не удалось. Родные усиленно искали пропавшего мальчика, подали объявление о розыске в газеты. Монастырское начальство узнало о поисках Тихона, телеграфом сообщило о его местонахождении и в сопровождении монаха отправило домой. Разгневанный отец сурово встретил отрока, но доставивший Тихона монах, прощаясь, посоветовал не удерживать мальчика, а отдать десятину Богу (одного сына из десяти). Однако родителям казалось, что горячий порыв их сына уйти в монастырь постепенно остынет, и Тихона посылают в город Дергачи учиться в учительской семинарии. Но и по окончании среднего образования все думы у Тихона только о монастыре. Наконец, родители смягчаются, отпускают юношу. Наверное, прощались так, как говорит об этом сам батюшка: "Нас было десять братьев. Отправляется кто-либо учиться или работать, то собираемся все в одну комнату. Отец и мать помолятся, и мы вместе с ними, снимут образок или крестик и благословят, а потом все мы похристосуемся. Как трогательно! Мать благословляет крестиком свое дитя" (из проповеди 26 июня 1973 г. Цитируется по книге "Вся жизнь - Пасха Христова," Москва, 2001г.).

В личном деле старца указано, что в Глинскую пустынь он поступил послушником 20 января 1913 года. . О Глинской пустыни сам батюшка писал так: "Славная Глинская пустынь, которая своей белизной на фоне зеленых садов казалась похожей на только что расцветшую величественную лилию, а ее колокольня напоминала корабль, приставший к тихой лесистой пристани. Да, это поистине была пристань и спасительный корабль, который в продолжение многих лет стоял у пристани. Много, много житейских бурь разбилось в брызги и пену о священные стены. Якоря корабля были крепки. Это были благодатные старцы, которым была открыта от Господа судьба венценосцев и близость упадка благочестия. Да, сколько скитальцев юдоли земной отправил этот корабль на тот берег, где вечная жизнь и блаженство. Сколько разбитых неудачами и суетой ложного мира жизней нашли себе в нем покой и правду."

(Арх. Таврион, "Чудесное избавление от смерти в 1920 г."

Душа ликовала и радовалась монашескому житию, и не было у отца Тавриона характерной для послушников тоски по оставленным близким и миру. Вспоминает Е.Д. Зинченко: "Отец и мать едут в монастырь забрать Тихона, но возвращаются домой без него. Я помню этот момент, когда вернувшаяся мать прибежала в горьких слезах и рассказывала, что видела Тихона, целовала, обнимала, умоляла вернуться домой, но увы! Как могли, ее успокоили, что, мол, так Богу угодно, что он попал в хорошие руки, что он обижен не будет" (из письма 19 декабря 1988 г.).

В Глинской пустыни Тихон проходил послушание в иконописной мастерской, под руководством монаха Серафима Амелина, который после 2-ой мировой войны стал настоятелем возобновленной Глинской пустыни.

В автобиографии батюшка писал: "В Глинской пустыни учился в школе живописи, проходил миссионерские курсы, пел на клиросе."

Большинство насельников обители по своему сословному положению были из крестьян, некоторые были неграмотны, но в монастыре обнаруживались их склонности и способности к тому или иному ремеслу, послушанию. Часто эти дарования раскрывались во всей полноте, и трудами простых монахов созидались величественные храмы, писались иконы, фрески. Были в монастыре люди, получившие высокое светское образование. Большое влияние оказал на послушника Тихона монастырский миссионер, иеромонах Авель. В душу юного подвижника вложил он любовь к книгам, музыке, искусству, постоянное стремление к самообразованию. Отец Таврион вспоминал: "В Глинской пустыни был иеромонах Авель, у него была фисгармония, и вот он соберет отроков и скажет: "Вот смотрите, как надо петь" (из проповеди 17 мая 1976 г.).

Во время Первой мировой войны послушник Тихон был призван в действующую армию и служил при полковой кухне. Много лет спустя, будучи духовником Рижской Спасо-Преображенской пустыни, старец дивился промыслу Божию, поставившему его служить в Латвии, где в период военной кампании ему пришлось бывать.

По окончании военных действий Тихон возвращается в родную обитель. В России уже произошел октябрьский переворот, стремительно менялись социальные структуры и отношения, у власти были новые люди и идеи. Начались гонения на Церковь, закрытие монастырей, храмов, преследование духовенства.

В начале 1920-го года, во время пребывания инока Тихона в Глинской пустыни, с ним произошел удивительный случай, о котором он сам еще в 1926 году оставил свои воспоминания и давал читать своим духовным чадам.

Но помощь все же подоспела. Он был спасен после 4-х часов пребывания в ледяной воде. Его отвезли в монастырскую больницу, где он крепко уснул, и утром проснулся совершенно здоровым. Настоятель монастыря, выслушав подробно все о случившемся, воздал благодарение Богу за чудесное спасение инока и сказал Тихону: "Смотри же, не забывай того, что обещал Богу"...

"В 1920 г. указом митрополита Назария Курского и Обоянского, настоятелем Нектарием пострижен в монашество с именем Таврион" (из автобиографии).

Осенью 1922 года Глинскую пустынь власти закрывают, монашествующих выселяют. Десять монахов, среди них и отец Таврион, находят временный приют в Рыльском Николаевском монастыре, где настоятельствует епископ Павлин (Крошечкин). Владыка Павлин приближает к себе молодых Глинских монахов, прозревая в них исповедников, могущих сохранить, пронести веру через годы гонений. Отец Таврион и отец Андроник (Лукаш) особенно тесно связаны с владыкой Павлином. Отныне многие годы они сопровождают святителя в его служении. Батюшка с благоговением вспоминал об архиепископе Павлине, почитая его великим угодником Божиим: "Вспоминаю слова одного великого святителя, у которого много лет трудился: "О, Таврион, торопись! Если думаешь что-нибудь сделать, торопись, потому что каждый день ждет нас смерть" (из проповеди 17 мая 1976 г. Цитируется по книге "Вся жизнь - Пасха Христова," Москва, 2001г.).

Об этом времени пишет духовная дочь батюшки, Анна Николаевна Миленина: "Я знала отца Тавриона приблизительно с 1922-1923 года, когда его юношей привез из Глинской пустыни владыка Павлин и он служил иподиаконом и жил у владыки. У него был очень хороший голос, длинные вьющиеся волосы. Народ называл его иногда ангелочком."

В конце 1922 года владыка Павлин направляет отца Тавриона в Московский Новоспасский монастырь, где тот "проходил послушание клиросное, продолжал духовное образование и окончил школу рисования и росписи" (из автобиографии). Готовился и к принятию иеродиаконства. "Когда я был юношей и готовился к диаконскому посвящению, мне дали послушание на колокольне звонить. На колокольне был храм пустой. Я, бывало, отзвоню - и в храм, и давай там возглашать и все, что положено диакону, делать. А по всей Москве везде слушал и стремился сделать все. И сколько ни знал в Москве хороших диаконов, но старался, чтобы у меня было красивее, лучше. Старался работать над голосом, чтобы он был чистым, приятным, мягким. А потом учитель еще попался. Он окончил консерваторию, был регентом Александро-Невской лавры" (из проповеди 17 мая 1976 г. Цитируется по книге "Вся жизнь - Пасха Христова," Москва, 2001г.).

"В 1923 году, согласно указу Святейшего Патриарха, Московским викарием Борисом, епископом Можайским, в московском храме Сорока Мучеников, что у Новоспасского монастыря, на праздник Введения во храм Пресвятыя Богородицы рукоположен во иеродиакона. По закрытии Новоспасского монастыря возвратился в ведение Курской епархии и в 1925 году, в день Святой Пасхи, в московском храме Успения Божией Матери, что на Кожевниках, епископом Павлином, временно управляющим Курской епархией, рукоположен во иеромонаха." (из автобиографии). При рукоположении епископ Павлин благословил отца Тавриона на ежедневное служение божественной литургии и вручил ему походный антиминс с указанием служить: "Идеже прилучится."

С момента рукоположения о. Таврион ежедневно служил Божественную Литургию.

Ко дню Пасхи 1929 г. епископ Павлин возводит отца Тавриона в сан архимандрита и назначает его настоятелем храма святителя Феодосия Черниговского. По воспоминаниям Ивана Александровича Елизарова, отроком пономарившего в 1927-30 гг. в этом храме, с приходом отца Тавриона церковная жизнь закипела. Уставные богослужения со всенародным пением, частая проповедь, вовлечение прихожан в приходскую жизнь наполнили храм молящимися. В свободное время батюшка с детьми прихожан выезжал на Каму для отдыха и занятий. Чтобы не привлекать внимания, одевался в гражданский костюм, с собой брал духовную литературу, читал детям вслух и пояснял прочитанное. На реке дети играли, купались.

20-30-е годы были тяжким испытанием для Церкви Христовой. В условиях гонений необходимо было найти возможность продолжить дело Божие. Владыка Павлин и собравшиеся около него Глинские монахи понимали дух времени. Из донесения осведомителя Пермского отдела ОГПУ от 19 марта 1930 г.: "Епископ Павлин в душе может быть и против теперешнего порядка, но наружу - за. По крайней мере, он смеется над теми, кто обольщает себя надеждами на перемену в системе управления." Прекрасно понимали отцы и то, что каждый день может стать последним в их жизни. Репрессии нарастали. Власти, озлобленные провалом обновленческого раскола, взяли курс на тотальное уничтожение духовенства, закрытие храмов. Везде действовали осведомители, провокаторы. Как бы осторожно ни вели себя священники, уходя от всякой политики, но и агенты карательных органов должны были отрабатывать свой хлеб. И стряпались дела из лжи, клеветы, доносов.

Архимандрит Таврион провел в тюрьмах, лагерях и ссылках более 20 лет.

Первый срок о. Таврион отбывал на Вишере. Это был первый советский концлагерь, где применялось трудовое перевоспитание. Большую часть срока о. Таврион провел на общих работах: рытье каналов, работы на лесоповале, но иногда спасало художественное образование. Когда в лагере требовался художник, то его освобождали от общих работ. Тем не менее, каторжный труд подорвал здоровье отца Тавриона. Почти до конца жизни он страдал грыжей и носил бандаж (операцию сделали в 1972 г.), потерял почти все зубы, развились стенокардия и гипертония.

И в заключении отец Таврион не забывал своих духовных чад: приведенные ниже письма архимандрита Тавриона адресованы братьям Ване, Мише и Шуре Елизаровым и написаны во время первого ареста и заключения батюшки в Перми.

"Милые дети! С радостью получил я весть о том, что вы, соблюдаемы Провидением Божиим, все здравы и благополучны. Поверьте мне, что с того первого печального дня, когда я был удален от всех вас и заключен в лагерь, духом же и сердечной искренностью всегда с вами и не только привожу на память имена ваши в молитвах моих, но и во всех бедствиях и трудностях моих ношу всех вас в сердце своем. Припомните слова Господа, которые я не раз говорил пред вами: "Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец."

Благодарю Бога моего, Которому служу от юности моей, за такое дивное завершение моего пастырского служения при славном Феодосиевском храме. Надеюсь, что все слышанное и виденное при наших торжественных богослужениях, долго будет жить в сердцах людей.

Добрые дети, вы счастливы и блаженны, вы принимали участие в сих торжествах и так усердно и охотно разделяли со мной молитвы мои за всех, как за благополучных, так и за несчастных. Вы видели и слышали то, чего теперь многие и очень многие дети лишены и удалены. Устраивая торжественные богослужения и так обильно украшая храм цветами, сим самым я старался не забывать и вас, дорогих детей, а уделять внимание, дабы в вашей святой юности начертаны были светлые и благородные порывы, о которых в зрелости и старости могли бы вспоминать, как о лучших чувствованиях и переживаниях в период дивного и райского детства.

Дорогой Ваня! Ты как старший среди равных и родных братьев, будь во всем примером и своим заботливым обращением с младшими помогай родителям в воспитании младших; как сам, так и прочие братья старайтесь вести себя так, чтобы за вас радовались и утешались родители ваши. Дети, всмотритесь в жизнь своих родителей, и вы увидите, как они много заботятся о вас, они стараются прилично одеть, накормить и дать соответственное воспитание и образование. Сознавая все это, вы не только должны удалить от себя непослушание, но во всем показать усердие и благоговение пред их священной родительской заботой.

Добрый Ваня! Во дни наших общих молитв я не мог не заметить великих и благородных сторон твоего характера, которые особенно чувствовались в том внимании, с каким ты относился ко всему происходящему.

Дорогие дети, Ваня, Миша и Шура, храните залог святой веры, будьте всегда крепки и постоянны, молитесь Господу, Он особенно внимает молитвам детей, и за детские молитвы в юности часто Господь хранит в лета зрелости, в нечаянных опасностях и бедах. Господь щедр к молитвам детей и быстро исполняет их желания. Старайтесь находиться больше дома, читайте полезное и поддерживайте хозяйственный порядок дома.Напоминаю вам заповедь Господа "любите друг друга," старайтесь друг друга воспитывать и поддерживать, по отношению к другим относитесь внимательно и с почтением, избегайте всяких грубостей и гордости. Всеми силами сердец ваших почитайте родителей и дорожите ими, за ваше послушание и любовь к родителям вашим Господь щедро усыплет путь ваш довольством.

Прошу, приветствуйте дорогих родителей ваших, папашу и мамочку, и всех ваших домочадцев, кланяйтесь Варваре Евграфовне и ее супругу. Да благословит их Господь."

Милые мои дети! Шлю вам сердечное приветствие с места моего узничества, слышу, что верность ваша верна и постоянна, я глубоко тронут вашей заботой о мне, вашим христианским милосердием и особенно вашей чуткой юношеской признательностью и любовью.

Дорогие братья! Хотя я и далеко от вас и почти уже два года, как я изъят из среды вашей, но духом, сердцем и молитвой близок к вам. Удаление мое не только не изгладило преданности моей к вам, а еще больше возвысило и углубило все мои желания, и теперь всегда желаю одного - остаток дней своих посвятить на дело нравственно-христианского воспитания христианских детей.

По окончании срока отбывания "трудповинности" архимандрит Таврион приезжает в Калугу. Возможности официального служения нет; почти все храмы закрыты. В жизни отца Тавриона наступает катакомбный период. В этот период он создал сеть тайных общин и много разъезжал по России. Ему приходилось много раз менять место жительства - его предупреждали о предстоящем аресте. О. Таврион пытался навестить находящегося еще в Мариинских лагерях архиепископа Павлина, но попытка закончилась неудачей (Свящ. А. Чесноков "Глинская Пустынь и ее старцы")

Батюшка устраивается на гражданскую работу. "С 1933 по 38 год работал в городе Калуге на строительстве дворца культуры как художник. С 1938 по 40 год работал в городе Курске на предприятиях горстроя как художник" (из автобиографии). Живет у преданных духовных чад. Вспоминает А.Н. Миленина: "Отец Таврион работал сначала в Калуге, а потом в Курске художником и жил у меня на квартире. Жил еще один священник, отец Евгений Забашта (монах), тоже из Глинской пустыни. Отец Таврион каждый день дома служил литургию, а под большие праздники - всенощную. Вставал он в 3-4 утра, после литургии пил чай и шел на работу. Дома у него не было свободной минутки: читал, рисовал, молился. Прожил у меня года четыре и был арестован, а через три недели арестовали меня и отца Евгения" (из письма 11 сентября 1989 г.). "Были такие времена, когда не было храмов, когда надо было быть рабочим и в то же время выполнять священнические обязанности, из дома в дом ходить и совершать Таинства для верующих. А будучи в ссылке, что приходилось, и думаете, что литургия оставлялась? Нет! В какой-нибудь трущобе, яме, а литургия совершалась. Можно было этого не делать. А почему же я делал? Потому, что чувствовал на себе призвание Божие, знал историю Церкви, жизнь святых, как они в трудных подвигах себя вели. Это не проходило мимо моего сознания, старался быть подвижником, старался им подражать. Никакие обстоятельства меня не лишали ни Слова Божия, ни молитвы, ни Чаши Христовой. Напротив. Вот (сейчас) в каких торжественных, благоговейных обстоятельствах мы служим, а было времечко, что в земляночке, где везде течет, сыро и т. п., и совершалась божественная литургия... О, Господи, так это тот вертеп, в котором Ты родился!" (из проповеди 27 сентября 1976 г.).

Архимандрит Таврион поддерживал связь с епископом Петром (Димитрием Андреевичем Федосихиным), который был тайно хиротонисан в начале 30-х гг и находился на нелегальном положении.

Епископ Петр (Димитрий Андреевич Федосихин) родился 11 февраля 1867 г. в деревне Тубос, Вышневолоцкого уезда, Подольской волости, Тверской губернии. В 1907 г. был рукоположен во священника. В 1921 г. был арестован, провел в заключении 9 месяцев, а в 1926 г. арестован вторично. В 1935 г. был тайно хиротонисан во епископа, с этого времени находился на нелегальном положении. Разъезжал по городам, организовывая и поддерживая частные общины "непоминающих." Когда его арестовали в Вологде (23 декабря 1939 г.), ему был 71 год. - (по книге С.С. Бычкова "Три праведника").

Наконец, дело готово, и 27 декабря 1940 года последовал новый арест. В этот раз следствие внимательно изучило связи архимандрита Тавриона; следователи поставили цель: раскрыть антисоветскую группировку. По делу проходило 12 человек. Среди них - епископ Петр (Федосихин), арестованный в 1938 г., священники и миряне. На допросе 12 февраля 1941 года архимандрит Таврион отвечал: "В своих показаниях о своих встречах с тайным епископом Димитрием (чекисты называли его по паспорту - Димитрием) я не скрывал, указал о состоявшейся первой встрече с ним в 1939 году в Перми, в квартире Синцовой, указал также о встречах с ним, состоявшихся в г. Калуге в моей квартире в этом же 1939 году." (Епископ Петр был арестован в декабре 1938-го года. По-видимому, указание на 1939-ый год - ошибка памяти )

Вопрос: "Вы еще не рассказали следствию о к.-р. (контрреволюционных - С. Б.) установках, полученных вами от тайного епископа Димитрия?"

Ответ: "Таких установок я от него не получал."

Вопрос: "Вы продолжаете упорствовать. Следствию известно, что о переходе на создание нелегальных церквей и на организацию при них нелегальных а/с (антисоветских - С. Б.) церковных групп вы получали от тайного епископа Димитрия. Предлагаем об этом дать искренние показания."

Ответ: "Прямых указаний по созданию нелегальных церквей от Димитрия я не получал, но я знал, что Димитрий является тайным епископом и что он разъезжает по разным городам Советского Союза и занимается созданием тайных нелегальных церквей и проведением тайных церковных служений. Димитрий также знал о том, что я тоже занимаюсь созданием нелегальных церквей и исполнением в них тайных церковных служений. Зная об этом, Димитрий одобрял мои действия и давал наставления продолжать это дело. В частности, об этом он говорил мне в 1939 году в городе Калуге при встрече."

Вопрос: "Вам зачитывается показание арестованного Забашты Евгения - Ефима Алексеевича, присутствовавшего при этой беседе. Подтверждаете ли вы это?"

Следствие было завершено 14 марта 1941 года. 12 человек осуждено. Архимандрит Таврион за контрреволюционную и антисоветскую деятельность по статье 58, 10-12 был приговорен к 8 годам заключения. Срок отбывал в Туринском концлагере на северо-востоке Свердловской области, неподалеку от Тавды ( по книге С.С. Бычкова "Три праведника").

Лагерь в Туринске Свердловской области. Вначале общие работы на лесоповале, затем художником в культурно-воспитательной части лагеря. И опять, несмотря ни на что, ежедневное служение литургии.

"За отличную работу и по зачетам рабочих дней досрочно освобожден в августе 1948 года и направлен в ссылку в Казахстан, где пребывал в пос. Амангельды с 1948 по 1949 г.; в Урицке с 1949 по 1950 г.; в поселке Федоровка Кустанайской области с 1950 по апрель 1956 года. За весь период ссылки работал на государственных предприятиях промартели "Вперед" в качестве художника" (из автобиографии).

Из лагеря на место ссылки везли в товарном вагоне вместе с ссыльными поволжскими немцами. В дороге пыталась покончить с собой разлученная с мужем и детьми женщина. Старцу удалось ее спасти. (Свящ. А. Чесноков "Глинская Пустынь и ее старцы")

В поселке Федоровка Кустанайской области О. Таврион устроился на работу в красный уголок художником. Поначалу он так и жил в красном уголке, писал плакаты. По-прежнему ежедневно совершал литургию, рано утром, когда все еще спали. Обжившись, вырыл землянку и переселился туда. ...

В Федоровке его выручал талант художника. Одному казаху он нарисовал на печке огромного цветастого петуха. Естественно, что такого же захотели иметь все.

Неподалеку был храм, который он посещал, но не принимал участия в богослужениях. Одна из монахинь, отбывавшая ссылку в Федоровке, вспоминала: "Придет вечером в храм, стоит всегда в уголке, а как до помазания елеем доходит, - повернется и уйдет. Никто из нас не знал, - кто он, хотя многие сгорали от любопытства. Отца Тавриона все принимали за старовера, поскольку он не подходил к священнику на всенощной помазываться" - (Архив С. Б. )

Положение ссыльного не сравнимо с участью заключенного. От ссыльного требуется проживание в указанном регионе, периодическая регистрация в органах надзора, трудоустроенность. Но сняты ограничения в переписке и посещении близкими. Поэтому ссыльного батюшку навещали духовные чада, присылали посылки с продуктами и необходимыми вещами. Рассказывает Валентина Васильевна Пучкова, в течение многих лет преданно помогавшая батюшке в пустыньке: "Я работала в банке, и одна знакомая просила достать теплое белье для ссыльного, что мне через инкассаторов и удалось. Это было в 1954-1955 году, и кому предназначалось белье - не знала. После ссылки отец Таврион проезжал Москву и интересовался: кто доставил белье, и желал видеть этого человека. Не зная о том, я зашла к знакомой похвастать покупкой и там впервые встретила батюшку."

О последнем периоде ссылки батюшка вспоминал тепло. Некоторая бытовая устроенность давала возможность совершать богослужения, иметь время для молитвы, чтения Слова Божия. Для монаха, любящего уединение, келейную жизнь, такое положение имело свои достоинства. Поэтому, когда в 1956 году была снята репрессия, перед батюшкой встал вопрос: оставаться на месте, в катакомбах - или возвращаться к общественному служению? Истинный пастырь, он выбрал последнее, но связь с катакомбами продолжалась: известно, что даже через 15 лет, когда о Таврион служил в Латвии, катакомбные приезжали к нему в пустыньку и даже брали причастие для болящих. (Сообщила Л.Е. Мансур).Последним местом ссылки была станица Федоровская, где батюшка работал сторожем в школе. В последние годы в Спасо-Преображенской пустыни батюшка много терпел от монахинь обители, от их непонимания, враждебности, постоянных доносов, и вот, бывало, огорчат его, а он и скажет: "Зачем я с вами здесь мучаюсь? Как я в ссылке прекрасно жил: поздно ночью, все спят, а я один молюсь Богу." (Мон. Т.)

23 сентября 1955 г. архимандрит Таврион обратился с письмом в министерство внутренних дел с просьбой пересмотреть его дело. Лишь год спустя пришел ответ - Постановление Президиума Верховного Суда: "Все осужденные признаны виновными в том, что они, будучи враждебно настроены к Советской власти, систематически, на протяжении ряда лет, используя религиозные предрассудки отсталой части населения, в форме высказывания проводили организованную антисоветскую пропаганду, направленную на дискредитацию политики ВКП(б), советской власти и их мероприятий. ... Эти действия осужденных были вызваны их потребностью отправления религиозных обрядов..., они не были направлены к свержению Советской власти, подрыву или ослаблению ее мощи. Поэтому в указанных действиях состав контрреволюционного преступления отсутствует..."

К 1956 году в живых из 12 осужденных по этому делу осталось 9 человек. 19 марта 1956 г. репрессия была снята, и о. Таврион отправился в Пермь. (С. Бычков "Три праведника," 1998)

Перед закрытием в 1922 году Глинская пустынь, обнесенная каменной оградой, имела 5 отдельных и 4 домовых храма, колокольню и более 30 зданий. В конце ХIХ века в Глинской обители подвизалось до 700 насельников, включая послушников, которых было большинство. Содержание от казны пустынь не получала, довольствовалась собственными средствами.

Внешнее доброделание успешно развивалось и ширилось при глубоком внутреннем подвижничестве. Устав для Глинской пустыни был составлен игуменом Филаретом по образцу Афонского. Полуношница совершалась в полночь, в половине первого ночи - утреня, которая продолжалась до половины пятого утра. В монастыре совершались две литургии, ранняя и поздняя, 4 раза в неделю совершался акафист. ...

Ко времени настоятельства батюшки от былой славы пустыни не осталось и следа. Волна красного террора смела с лица земли не только монашествующих, но и храмы, здания. К 1942 г. сохранилось лишь 6 полуразрушенных строений, единственный сохранившийся больничный храм и бывший архиерейский корпус; храмы и колокольня были взорваны. В обители было около 60 насельников (из них только пятая часть были из братии монастыря, до его закрытия в 1922 г.), 70 процентов братии составляли иноки старше 60 лет; нетрудоспособных в 1958 году - 26 человек. При этом пустынь была обязана платить большие налоги: натуральный и денежный.

Устав пустыни изменился, хотя и оставался строгим: Утреннее богослужение начиналось в 4 часа утра, вначале полунощница, утреня, по шестой песни канона с амвона читался Пролог, после утрени - литургия. На литургию оставались лишь мантийные монахи, остальные шли на послушания. (Свящ. А. Чесноков "Глинская Пустынь и ее старцы")К середине 50-х гг. былая слава обители вновь распространилась по стране. Сюда приезжали , чтобы помолиться, получить от старцев духовное наставление. Паломники доставляли обители все необходимое. Многие насельники считали, что обитель - это заслуженное ими место упокоения после тюрем, лагерей, перенесенных страданий.

Со смирением воспринял архимандрит Таврион тяжелое бремя настоятельства в родной ему обители. Смысл своего служения батюшка видел в возрождении духа подвижничества, в восстановлении богослужебного и монастырского устава, в возобновлении в обители служения полунощницы.

Новый настоятель стремился и к возобновлению миссионерского служения обители, призывая братию направить свои усилия не только на личное спасение, но и на спасение душ соотечественников.

Однако ревность нового настоятеля натолкнулась на противление братии монастыря. Не многим была по силам та труженическая и постническая жизнь, к которой стремился отец Таврион. Схиархимандрит Андроник (Лукаш), живший в это время в монастыре, отвечал вопрошавшим о причинах конфликта: "Отец Таврион с неба свалился, а жизнь сейчас другая." Посыпались жалобы благочинному, правящему архиерею на строгость настоятеля, его "самочиние." Архимандрит Таврион объяснял братии и начальствующим свои намерения и понимание монашеской жизни. Сохранился замечательный документ-письмо, в котором батюшка указывает причины, побудившие его возобновить в обители служение полунощницы в полночь.

Стремление архимандрита Тавриона, настоятеля Глинской пустыни, возродить устав обители встретило сопротивление части насельников. В приведенном ниже письме отец Таврион объясняет решение совершать полунощницу в 12 часов ночи (Цитируется с сокращениями, по книге "Вся жизнь - Пасха Христова," Москва, 2001г.).

"Глубоко прискорбно за то, что все теперь слагается так, что мы, насельники Глинской пустыни, можем теперь лишиться благодатного 12-го часа для совершения полунощницы. Единственно только святое усердие было и есть в том, что сим полагалось начало нравственного усовершенствования насельников обители, как во внутреннем самоотречении, так и во внешнем благоустроении и распределении труда.

Установление совершать богослужение в 12 часов ночи есть основная особенность Глинского Филаретовского Устава, утвержденного Святейшим Синодом 12 мая 1822 года, что свято соблюдалось до момента закрытия обители.

Лично я сам с 13-летняго отроческого возраста положил начало иноческой жизни в Глинской пустыни, а поэтому самим опытом переживал и прекрасно знаю, как дорог, необходим и славен этот 12-й час ночной молитвы. Переживание многими и долгими годами необычайных испытаний еще больше усиливало усердие о благодатном полунощном часе для молитвы. Настал день, я оказался в родной обители, где быстро все сложилось так, что славно возродился 12-й час полунощной молитвы.

Величайшее явление в мире - это Рождество Христа Спасителя, оно совершилось в глубокую полночь! Он же придет судить живых и мертвых в полунощный час - как повествует Святое Евангелие и как содержала и содержит Святая Церковь. Пребывая и благоговея в вере сей, мы в благоговейном страхе поем: "Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, его же обрящет бдяща!" В этом идеологически-нравственная основа полунощницы в 12 часов ночи.

В данные дни обитель наша более обеспечена материально, чем тогда, и составом своих насельников не слабее тех прежних насельников обители. Долг нашей благодарности перед нашим православным русским народом, верность наша Православию и ревнование о славе нашей Русской Православной Церкви требуют от нас точного соблюдения положенных установлений. Разве нам сладко будет жить в том справедливом укоре за то, что Русская Православная Церковь, издревле славная усердием к молитвенному чину и благоговейному богослужению, а теперь на всех необъятных просторах нашего отечества не нашлось ни одной обители, где бы евангельски, подвижнически встречался бы полунощный час.

Те труды, которые несли те насельники прежней обители, несравненно выше и продолжительнее теперешних, питание же было во многом скуднее и ограниченней, работали ежедневно, каждый хорошо, определенно знал время работы и его место, отвечал за свою работу, и ко всему прилагалось усердие. Теперь, за исключением немногих, несут работу так, что едва ли вообще заслуживают, чтобы именовали работой. Если спят на утрени, то это не от трудов и усталости, а скорее от безразличия и беспечности... Так точно и в других проявлениях жизни братства, как, например, послушании, чинности, труде и чтении проявляется отсутствие усердия и самоотречения.

Наши паломники проявляют добрый пример. Еще до звона к заутрени они ожидают у паперти, когда откроется храм, и они насладятся полунощным пением: "Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, его же обрящет бдяща!" Далеко разнеслось теперь славное эхо о полунощной молитве Глинских иноков, чем и восстановлена славная традиция Глинской пустыни.

Прежде монах и мечтать не мог бы об отпуске, теперь же каждый считает надлежащим правом и положением иметь отпуск, притом прежде они и не спросясь дерзали отлучаться, теперь же только после моего отношения и по получении надлежащего разрешения из Епархиального Управления они могут уехать в отпуск. Большинство же отпусков оформляется как поездка на лечение.

За нерушимость Филаретовского Глинского устава говорит вся суть наших иноческих обетов и сам характер молитвы, так как она есть проявление нашей любви к Богу и потребность наших богоподобных качеств бессмертного духа, притом, ведь во всех отношениях зависит от доброго пожелания каждого брата и насильно никого никто не принуждает.

Лично я, как настоятель, имеющий долг любви перед братией и имеющий отвечать за каждого перед Богом, я должен всеми возможными мне средствами и силами духовными и внешне практическими воздействовать на хранение и соблюдение переданного от предшественников моих по настоятельству Св.-Глинской обители, но в рамках канонического послушания своему епископу.

Пишу пред Богом, что мое усердие отстоять 12 час полунощной молитвы исключительно исходит от начал иноческого самоотречения и ответственности перед Православной Русской Церковью. "Да будет воля Твоя!" (Лук. 22:42).

Тем не менее, желаемого мира не наступало. По воспоминаниям духовных чад, посещавших отца Тавриона в это время в Глинской пустыни, имела место и попытка покушения на жизнь настоятеля со стороны молодых озлобленных насельников. В этой ситуации в январе 1958 года отца Тавриона переводят в Почаевскую лавру, и вскоре он испрошен архиепископом Уфимским и Стерлитамакским Илларионом на должность настоятеля и строителя восстанавливаемого Покровского храма Уфы.

Знаменательно, что во время недолгого настоятельства о. Тавриона в Глинской пустыни находился послушник Журбенко (будущий Архиепископ Лазарь). Милиция препятствовала его пребыванию в монастыре и угрожала ему, а настоятель о. Таврион пытался его устроить в монастырь, но вскоре о. Тавриону пришлось покинуть монастырь. Ушел из Глинской пустыни и послушник Журбенко.

В 1961 г ., через 3 года после изгнания о. Тавриона, монастырь снова был закрыт, а насельники - разогнаны. В монастыре разместили психоневрологический интернат. И только деревья великолепного бора, некогда посаженного монахами, напоминают о славной и величественной Глинской пустыни.

О пастырском служении отца Тавриона в этот период лучше всего свидетельствует прошение прихожан Покровского храма, адресованное Уфимскому епископу Никону. Одновременно с приходскими трудами батюшка несет послушание секретаря епархии. В представлении архимандрита Тавриона как кандидата на епископство владыка Никон так характеризует батюшку: "Архимандрит Таврион Батозский как монах - смиренный, безукоризненно нравственный, благочестивый, богобоязненный, постник, молитвенник, к людским нуждам внимательный, чуткий, милостивый; как администратор - справедливо строгий, умело распорядительный, находчивый. Благодаря его умению, неустанным заботам и трудам были изысканы денежные средства, и по милости Божией, храм Покрова Пресвятыя Богородицы в г. Уфе восстановлен, благоукрашен."

В 60-х гг о. Таврион был назначен в Ярославскую епархию, в дальний приход - районный городок Некрасовское, настоятелем Преображенского храма. Свое монашеское и священническое кредо батюшка как-то изложил в проповеди: "Я живу и служу только по послушанию, т. к. монаху нельзя бежать от дела Божия. Я всю жизнь жил по послушанию, и мне ничего не страшно, я ничего не боюсь. Потому что слушаться, выполнять волю Божию - самое драгоценнейшее. Пусть среди самого ада идет эта дорога, я ничего не боюсь и не разбираю, где удобства, где неудобства. Господь побеспокоится!" (проповедь 2 августа 1973 г. Цитируется по книге "Вся жизнь - Пасха Христова," Москва, 2001г.).

Вспоминает близко знавшая батюшку труженица Лидия Лузина, последовавшая за ним в Спасо-Преображенскую пустынь: "Когда я впервые, приехав в город Некрасов, увидела батюшку в церкви в белой ризе, в белой митре и услышала его речь, обращенную к кающемуся народу (притчу о блудном сыне), - от слов его, от всего его евангельского облика такая исходила благодать, такое производил он впечатление, что весь народ, вся церковь плакала - не чуяли, на небе или на земле стоят. И сама я плакала так, что забылась, и за то время, пока он говорил, вся жизнь прошла перед глазами. Все платки-то засморканы, стою, как без памяти, а он-то и говорит "Чадо Лидия - а ведь первый раз меня видит, - Чадо Лидия, как несла свой крестик, так и неси до конца. " " (Ольга Татаринова, "О мироточении икон в Спасо-Преображенской пустыни," Православный церковный календарь, Рига, 1994 г.)

Несмотря на то, что служение архимандрита Тавриона проходило в маленьких районных поселках, внимание к нему властей не ослабевает. Уполномоченный по делам религии по Ярославской области неоднократно выражает правящим епископам недовольство "религиозной активностью" старца. На приходах ставленники властей - старосты и отдельные члены "двадцатки" всячески мешают служению батюшки. Вспоминают прихожане с. Некрасовское: "Однажды мы приехали летом, на праздник Ильи -Пророка. Смотрим, народ сидит около храма, а с ними о. Таврион. Староста заперла храм, а ключи взяла с собой. Надо службу начинать, а ее нет. Когда пришла, то - с криком, вместо того, чтобы попросить прощения. Такая гордая ненавистница." (Архив С. Бычкова).

Про период служения батюшки в с. Некрасовском мне ( - мон. Т.) довелось неоднократно слышать в пустыньке такой (может быть, апокрифический) рассказ: "Одному мальчику во сне явилась Пресвятая Богородица и сказала ему: сегодня я возьму тебя к Себе, только ты сначала должен пойти в церковь к отцу Тавриону и причаститься." Утром мальчик пошел в церковь, где служил Архимандрит Таврион, и хотел подойти к чаше, но батюшка остановил его, спросив, крещенный ли он. Мальчик ответил отрицательно и затем рассказал священнику свой сон. После службы старец окрестил мальчика, причастил его Святых Таин, и мальчик пошел в школу. Там мальчик со всеми попрощался, вернулся домой - и умер. Слух о чуде мгновенно облетел город, и народ повалил в храм.

А отца Тавриона вызвали в Ярославль, в епархию и предложили перебраться в другое место - село Новый Некоуз, тоже в лесу, километров 150 за Рыбинском. Приехал он в Некоуз в 1965 г. - храм огромный, три алтаря, но все разбито. Народу приходило в храм немного.

"Отец Николай раньше служил в этом храме (Н. Некоуз), а потом ослеп, он был заштатный старенький. Он все время сидел в алтаре, о. Таврион его очень уважал. Когда батюшку перевели в пустыньку, он очень скорбел и плакал, да и все плакали. Отец Николай так и умер со скорбной душой, ведь никто его не умел так успокоить, как о. Таврион" (Цитируется по книге "Вся жизнь - Пасха Христова," Москва, 2001г.).

В Ярославской епархии отец Таврион прослужил 7 лет. Духовные дарования старца, его молитвенный опыт, подвижническая жизнь становятся известными многим, ищущим духовного наставничества. К батюшке едут из Ярославля, Москвы, Петербурга, Перми, Уфы и других мест за советом, молитвенной поддержкой. Из духовных чад складывается общинка; они окормляются у старца, помогают ему на приходах, помогают друг другу. Некоторых отец Таврион тайно постригает в монашество, и свой иноческий подвиг они несут, трудясь и живя в миру.

В это время непродолжительный срок Ярославскую кафедру занимал архиепископ Леонид (Поляков), который, будучи переведен в Ригу, исходатайствовал назначение отца Тавриона в Спасо-Преображенскую пустынь на место почившего схиархимандрита Косьмы (Смирнова). И снова, уже 70-летний старец, по монашескому послушанию, отправляется на место последнего своего земного служения.

"Когда поехали на проводы о. Тавриона, храм был полон народа. Отец Таврион произнес такую сильную проповедь, что все плакали навзрыд. Тогда он подошел к нам, плачущим, и сказал: "А что вы плачете? Я поехал для вас место там припасать! Кто мои - все там будете!" Уже на перроне, ожидая поезда, о. Таврион рассказывал что-то смешное из своей жизни, чтобы скрасить разлуку. Мы даже сквозь слезы улыбались" - (Архив С. Бычкова). Постепенно многие из монахинь, которых он постригал в Ярославской епархии, перебрались в Латвию. Возле старца собралась его община: люди, постоянно сопровождающие его, в основном, женщины пенсионного возраста, в большинстве, тайные монахини. Начался новый период в жизни архимандрита Тавриона - служение духовником Спасо-Преображенской пустыни, - принесший ему всероссийскую известность.

К моменту приезда о. Тавриона Спасо-Преображенская пустынь находилась в запущенном, полуразрушенном состоянии: кирпичные постройки разрушались, число насельниц не превышало 10 человек, паломники крайне редко навещали обитель. Сам старец, страдавший тогда тяжелой формой стенокардии и двухсторонней грыжей, - следствие общих работ на лесоповале в годы заключения, и монахини, приехавшие с ним, энергично взялись за ремонт обители. Как и всюду, о. Таврион сам плотничал, малярил, таскал доски и песок. Сначала он отреставрировал оба храма, затем принялся строить трапезную и кельи для паломников. (Первых паломников о. Таврион кормил сам на веранде своего домика). Уже зимой 1970 г. начали приезжать паломники. Каждого приезжающего радушно встречал духовник обители. Были случаи, когда о. Таврион приветствовал по имени совершенно не известных ему людей, которых он видел впервые. Паломников сразу направляли на кухню, кормили и устраивали на ночлег.

Многих из своих духовных детей старец благословлял перебираться на постоянное жительство в Латвию.

В советской России власти запрещали возводить новые церковные постройки, но о. Таврион умел, по его собственному выражению, "выискивать возможности." Чекисты стремились сделать из окрестных совхозов врагов монастыря, подбивая их требовать закрытия пустыни; но архимандрит Таврион активно помогал совхозам и деньгами, и рабочей силой - в рабочую пору сестры обители и паломники ездили помогать в совхоз, причем, руководители совхозов всегда говорили, что все посаженное монашками растет гораздо быстрее и лучше.

В результате, местные латышские руководители превратились в активных друзей старца и монастыря. И так устроилось, что, когда нужно старцу построить трапезу для паломников, он берет у латышских властей разрешение построить дровяной сарай. Ставится фундамент, возводятся стены, крыша, отделяется десятая часть под сарай, а сзади - готова огромная трапезная, с кухней и кладовой. Просит старец разрешить построить баню. Латыши сразу соглашаются. Строится баня, а справа, слева, сзади, на чердаке - помещения для паломников.

Строительство велось так, чтобы не привлечь внимания, но власти были, конечно, осведомлены, часто приезжали с проверкой: милиция с проверкой паспортного режима, всевозможные инспекции; всех "начальствующих" приглашали к столу, угощали, давали "на дорожку" - и трудности устранялись.

Отец Таврион сам руководил строительством, указывал, что и как делать, сам ездил закупать стройматериал. Для этого случая старец переодевался в гражданский костюм, длинные волосы прятал под шляпой. Из Елгавы вызывалось грузотакси, отец Таврион в кабине, помощники в кузове - выезжали после службы на базы и в магазины. Все шоферы знали пустыньку и охотно везли "старичка, который много платит."

Годы с 1969 по 1978-й, когда батюшка был духовником пустыньки, стали временем его всероссийской известности. Тысячи и тысячи паломников со всех концов России, не только из Москвы и Петербурга, но и окраин: Белоруссии, Поволжья, Севера, Урала, Сибири, с Дальнего Востока, из Средней Азии посещали монастырь в надежде побеседовать со старцем, помолиться на его богослужениях, покаяться, пособороваться, причаститься. Однажды побывавшие в пустыньке становились постоянными друзьями монастыря. В летние месяцы число каждодневных причастников доходило до 150 - 200 человек. На Преображение (Престольный праздник обители) О. Таврион служил литургию в храме, а молящиеся стояли вне храма, т.к. храм не мог вместить всех.

Со всей России посылали старцу продукты и деньги. Подобно о. Иоанну Кронштадтскому, о. Таврион получал огромные суммы денег - и все раздавал. Можно сказать, что маленькая пустынька кормила три Прибалтийские епархии, в соседний Пюхтицкий монастырь посылали муку и крупу.

В пустыньке была удивительная атмосфера - духовной семьи, раннехристианской общины. Этот период памятен всем знавшим старца, отражен в воспоминаниях его духовных чад.

В пустыньке две церкви: каменный Преображенский храм и деревянный храм св. Иоанна Лествичника, в котором служат зимой. На двери висела аккуратно написанная табличка: "Св.-Преображенская пустынь. Божественные службы: 7 часов утра, 5 часов вечера. Духовник обители Архимандрит Таврион."

Мы постояли на службе. Как сейчас помню сказанную старцем проповедь на тему дневного Евангелия. О. Таврион говаривал, что, когда человек приходит в церковь и слышит Евангелие, то это именно то, что Господь хочет ему в этот день сказать. Проповедь старца, услышанная мною в первый день пребывания в Пустыньке, объясняла всю мою прошедшую жизнь и давала указания на будущее.

Я прожила в монастыре несколько дней и собралась уезжать. По сложившемуся обычаю, все отъезжающие шли к о. Тавриону получить благословение на поездку. Мы с подругой тоже пошли. Старец коротко принимал людей: скажет несколько слов, благословит и отпустит. Когда подошла наша очередь, он ласково спросил меня: "Ну, что скажешь? - Я говорю, - Батюшка, у меня семь детей. - Он просиял, - Семь детей! Красота! Муж тебя, наверное, сильно любит, - Нет, муж от меня ушел, - Ушел! Ну, это ничего, у тебя, наверное, детки хорошие, - Нет, батюшка, дети у меня непослушные, - Ну, хорошо, - сказал старец, - все у вас будет хорошо."

Я набралась храбрости : "Правда, батюшка, все будет хорошо?" Он улыбнулся и сказал: "А, может быть, и не будет хорошо." И от этих слов мне стало еще радостнее на душе, чем когда он сказал, что все у нас будет хорошо. Вдруг он взглянул на меня (обычно он разговаривал с людьми, не глядя на них) и сказал: "Хочешь спастись? Я вижу, что ты хочешь спастись. - Люби детей. В жизни многое кажется несправедливым. Это потому, что мы судим с точки зрения этой жизни и забываем, что эта жизнь - маленькая минуточка, секундочка, а там - вечность!"

(А спустя несколько лет, незадолго до нашего отъезда заграницу, он сказал мне: "Не думай, что Бог злой, хочет нас мучить, Бог - любящий Отец, Он все делает для нашего спасения." Так его последние слова пересеклись с первыми).

Потом я вспомнила о деньгах, которые я приготовила для него. Это были 5 рублей, оставшиеся у меня после всех расходов. Я долго думала, как лучше их употребить: купить что-нибудь для детей или подать в монастырь на поминовение, или дать лично старцу для молитвы. Во время беседы я держала их в руке и комкала, т.ч. моя пятирублевка превратилась в жалкую гармошку. Вспомнив о деньгах, я протянула их старцу: "Вот, батюшка, это чтобы Вы помолились за мою семью." Старец, не глядя, взял их и велел мне зайти на следующий день перед отъездом.

На следующий день, в надежде на духовную беседу, я пошла к старцу. Он ничего не сказал мне, только благословил и протянул мне запечатанный конверт со словами: "Это для детей." Я подумала, что это письмо. Когда я вернулась в комнату и открыла конверт, оттуда выпали хрустящие новые десятирублевки, а сверху лежала моя несчастная пятирублевка. Я расплакалась и побежала к старцу: "Батюшка, я не хочу брать денег от Вас."

Он ничего не сказал, только начал чертить на моем лбу крестики; как я потом узнала, он всегда это делал, когда хотел, чтобы человек понял что-нибудь. Однако, я стояла на своем и даже встала на колени. Наконец, я решительно сказала: "Батюшка, я от вас все равно никаких денег не возьму. Если хотите, можете мне вернуть мои пять рублей, я на них куплю детям гостинец." Он увидел, что я упорствую, и согласился. Прощаясь, я смущенно спросила: "Батюшка, а как же насчет поминания?" Он только улыбнулся и ответил: "Без ваших пяти рублей мы будем молиться за вас." Так прошла моя первая поездка к старцу.

С тех пор мы начали регулярно ездить в пустыньку. Каждые каникулы, три-четыре раза в год мы ездили к старцу. Нужно сказать, что монастырские условия жизни были суровыми. Нас размещали в больших комнатах, в которых паломники спали на полу, по 20 человек в комнате. В церкви стульев не было, а службы были длинные. Литургия начиналась в семь, но для причастников читалось правило в 4 ч. 30 мин., и проходила общая исповедь. Старец требовал, чтобы даже дети приходили так рано. Однако, когда дети уж очень уставали, я стелила шубу прямо на полу, они на ней сидели и даже засыпали.

Каждая поездка открывала новый этап в нашей жизни. Помню, как однажды я приехала осенью только с двумя детьми - старшим мальчиком и младшей трехлетней девочкой. После долгой, утомительной поездки мы сразу пошли на службу. Несмотря на ноябрь и холодную погоду, служили в летней церкви. От каменного пола тянуло холодом, и я видела, как прямо на моих глазах моя малютка заболевает. Тут я невольно возроптала: "Господи, что же это такое? Могли бы хоть дать нам стакан кипятку или поместить в какой-нибудь комнатке..." Но старец вышел на амвон и в проповеди начал рассказывать, как Господь дал апостолу Павлу "ангела сатаны, жало в плоть" и как Павел просил у Бога избавить его, но Господь ответил ему: "Нет, Павел, хватит тебе благодати Моей. Сила Моя в немощи совершается." Тогда Павел возопил: "Если в слабости совершается Твоя сила, Господи, так дай мне еще больше таких немощей, чтобы сила Твоя явственнее была во мне." От этих слов я успокоилась.

Я очень любила послушания в пустыньке, - мы помогали на кухне, носили воду, стирали белье, пилили, кололи и складывали дрова, даже мостили дорогу - труд для монастыря казался радостным и интересным, приятнее любого развлечения. Я помню, как строили баню, и мы, паломники, носили кирпичи. Я обратила внимание, какие одухотворенные, сосредоточенные, молитвенные лица были у трудящихся людей, - святой труд ради Христа. Если же приезжали люди с другим настроением, старец говорил: "Это вам не колхоз!"

Прозорливость старца проникала время и пространство, он знал все, что было с человеком и что будет. Однажды я приехала, а батюшка такой грозный, сердитый. - "Батюшка, что я сделала?! - а он - Надо было молчать!" - и тут я вспомнила недавний случай, которому совсем не придала внимания и за грех-то не считала, и поняла, что сделала непоправимое.

Впоследствии батюшка всегда помогал нашей семье, поддерживал нас не только духовно, но и материально. А однажды позвал меня и стал укладывать в пакет какие-то пачки денег, укладывает, а сам приговаривает: "Чтобы правая рука не знала, что делает левая." Я видела, что он положил пять каких-то пачек, подумала - пятьсот, - это очень много, но я уже научилась слушаться. Пришла в келью - развернула: там было 5 000 рублей. Я совсем растерялась, побежала назад, хотела вернуть, батюшка говорит: "Берите, вам пригодится, только никому не говорите," мы тогда и не думали об отъезде, а через три года старец благословил нас уезжать заграницу, и на эти деньги мы смогли выехать.

Когда мы перед самым отъездом пришли прощаться со старцем, он уже не вставал. Он достал из тумбочки пятирублевку и подал мне как благословение - я помню, эти деньги хранили запах его руки - благоухание ладана. Он сказал: "Напишите мне письмо." Я написала из Вены. Через пару дней моя дочь видела сон: старец, с совершенно мертвенным, желтым лицом, вел всех нас за руку к иконе Божией Матери со словами: "Теперь Она, теперь к Ней." Утром дочь сказала: "Старец умер." Через несколько дней, когда мы были уже в Риме, пришла телеграмма: "16 августа погребен старец."

Во время литургии о. Таврион трижды менял облачение: начинал служить в облачении уставного цвета (желтом, голубом и т.д.), Евхаристию служил всегда в красном, а причащал в белом, как на Пасху. Все это он делал, чтобы вызвать в людях, стоящих перед ним и часто ничего не понимающих, почитание и любовь к великолепию церковных служб. Один мальчик, увидев старца во время литургии, воскликнул: "Это прямо царь!" И правда, он был как царь в сверкающей белой короне-митре.

Особенно запомнились праздники в пустыньке. На Рождество церковь бывала особенно прекрасно украшена. По обе стороны царских врат помещались две маленькие елочки, украшенные серебряными нитями. Ставили запрестольный образ - икону Рождества, - написанную также самим старцем. Божия Матерь и прав. Иосиф на этой иконе были изображены в монашеских одеждах, и это наводило на мысль, что женщина-христианка, вслед за Божией Матерью, должна сочетать монашеское целомудрие и материнскую любовь. На левом клиросе помещалась небольшая икона Рождества, по обе стороны ее - фигуры из картона - пастухов и волхвов, также нарисованные старцем, перед пастухами стояли испеченные из теста барашки, покрытые сахарной глазурью, с глазами - изюминками.

Помню наше первое Рождество в пустыньке. Я приехала со всеми детьми. Накануне праздника погода была неважная: слякоть, дождь; я огорчалась: даже непохоже на Рождество. А старец вышел с проповедью и говорит: "Природа послушна Творцу. Вот, пришел праздник, и все покрывается снежком, чисто, аккуратно." Передо мной стояли две паломницы, мать и дочь; услышав эти слова, дочь сказала: "Вот видишь, будет снежок." И действительно, к вечеру пошел снег, прикрыл всю грязь, и стало бело по-зимнему. В Пустыньке даже природа носила на себе отпечаток святости. Во все времена года она была как-то по особенному прекрасна, располагала к молитве и богомыслию.Служба на Рождество начиналась в 12 ночи, и такая это была незабываемая служба, что я только все время повторяла про себя: "Мы у Христа на елке." После литургии все шли разговляться: картошка, селедка, кусочек сыра и яичко - это был роскошный пир! - ведь старец сам благословлял трапезу, к тому же, накануне ничего не ели и не пили. На Рождество всегда бывало много детей, им всем раздавали подарки.

На Успение Божией Матери был крестный ход с Плащаницей Богородицы вокруг обеих церквей. Когда Плащаница возвращалась в церковь, ее поднимали в дверях, и все подходили под нею. Так же делали и на утрени Великой Субботы - на чин погребения Плащаницы Спасителя.

Необыкновенно величественным был праздник Воздвижения Креста. Старец воздвигал украшенный цветами Крест посреди храма, и на него лили святую воду, а потом, когда подходили помазываться, раздавали эти цветы с Креста, по цветочку. Когда мы стояли на богослужении у о. Тавриона, душа как бы разговаривала с Богом, переполнялась и трепетала. Под влиянием слов службы ("Еже от Мерры горчайшие воды."..) и всего батюшкиного служения, мне пришла в голову мысль, что вот Моисей опустил древо в горькие воды Мерры, и они стали сладкими, так и нам Древо Креста делает сладкой горечь нашей жизни. Помню, в конце старец вышел говорить проповедь, а я подумала: "Такой дивный праздник, что еще можно сказать?" А батюшка повторил: "Вот, такой у нас дивный праздник, кажется, что еще можно сказать?.." - и стал говорить о Кресте Господнем и крестоношении человеческом...

Батюшка делал все, чтобы богослужение было понятно, доступно, обращено к людям. Пели на два клироса: на правом - сестры обители, на левом - все желающие петь богомольцы. Левым клиросом руководил сам старец, он, как головщик, громким высоким баритоном твердо вел мелодию гласа.

На правом клиросе, с помощью старца, разучили новые песнопения: "Им же образом желает елень" и "Аще и всегда." Это малоизвестное песнопение было необыкновенно умилительно:

"Аще и всегда распинаю Тя грехами моими, Ты же, Спасе мой, умирая, не отвращаешися от мене, но, преклонь главу, прощаеши мя, к себе призывая. Тем же, Спасе мой, к Тебе прибегаю аз грешный, со слезами вопию Ти: "Помилуй мя, оставление грехов ми даруй и помяни мя, егда приидеши во царствии Твоем."

Общая исповедь начиналась в пять часов утра. Старец требовал, чтобы даже дети приходили так рано. Последование ко святому Причащению читалось на клиросе, во время исповеди обычно читались акафисты "Ко причащению святых Таин," "Всемогущему Богу в нашествии печали" свят. Тихона Задонского, иногда - "Благодарственный акафист Слава Богу за все" священномуч. Гр. Петрова; затем батюшка читал молитвы и произносил проповедь о покаянии. Приведем одну такую проповедь:

"Благодатные эти минуты, когда мы здесь стоим перед исповедью. Священническое благодатное разрешение, которое он получил от Христа Спасителя, запечатлевает вас здесь. Поэтому с чем вы приходите, то вы и получаете. Пришел мытарь, он не смел даже войти в церковь, а стоял на паперти, бил в грудь и не смел глаза поднять в небо, и только говорил: "Боже, милостив буди мне, грешному." И вышел из храма оправданный. Вот так точно и вы. Человек должен сознавать, что Господь милосердный, а ты грешник, и больше не рассуждай. Мы знаем, как блудный сынок, и в то же время любимец, вот так тоже погибал где-то далеко, в далекой стране. И когда пришел в жалкое состояние, все размотал, живя распутно, и стал гибнуть, вспомнил отца своего. Зачем же я гибну, пойду к Отцу моему. Так точно каждый из вас, посмотри на свою жизнь! Сколько Господь тебе хорошего дал, а как ты все это размотал. Хорошо бы, если бы только размотал, а сколько ты зла себе и другим сделал! Жуткий стал, и теперь тебе не только возвратиться к Отцу, но и самому на себя стыдно посмотреть. Но вспомни, что в жизни твоей есть Тот, Кто взял тебя к Себе, есть Тот, Кто истинно, свято любил тебя - твой Отец. И вот этот сын понял это в той далекой стороне, а ведь в жалком состоянии оказался. Всего лишившись, он нанялся пасти свиней. И когда понял, что ему не дают той пищи, которой кормят свиней, решил вернуться к Отцу. Так каждый, посмотри на свою жизнь, на свои грехи, что они тебе принесли? Удовольствие? Жалкий ты человек!"

В проповеди перед исповедью повторялись одни и те же мысли и образы: блудница у ног Христа, разбойник на кресте, мытарь, блудный сын. Старец стремился донести до сознания исповедников, что Бог смотрит на сердце человека, что в глубине сердца совершается покаяние. О. Таврион учил своих слушателей внимательно относиться к своей жизни, вникать в содержание таинств христианской веры и жить этим содержанием. Он был непримиримым обличителем равнодушия, мелочности, формализма - удовлетворенности внешним, формальным исполнением молитвенного правила, поста. Однажды он во время общей исповеди укорил одну паломницу: "Ты что, в пирожках каяться пришла или в грехах?" ("Пирожок села, батюшка")

Вообще, во время общей исповеди о. Таврион не поощрял исповедников особо называть свои грехи, как это обычно бывает у других священников на общей исповеди. Все по одному молча подходили под епитрахиль старца принять разрешение. Проводя общую исповедь, он желал возбудить в душе глубокое покаянное чувство, сознание греховности, несостоятельности перед Богом всей своей жизни. Такое покаяние, в тайной душевной клети, не нуждалось во внешнем выражении, подробное перечисление грехов только нарушило бы его цельность. С другой стороны, будучи прозорливым, о. Таврион мог видеть состояние души приходивших к исповеди, бывало, что некоторых громко обличал. Главным моментом исповеди было произнесение всеми исповедниками вместе с о. Таврионом молитвы мытаря: "Боже, милостив буди мне, грешному" (трижды), после чего начиналось чтение часов, и люди поочередно подходили для разрешения. Имена исповедников записывались, и старец особо молился о них за литургией.

Случалось, что кто-нибудь просил отца Тавриона выслушать его, и просьба удовлетворялась. У батюшки была привычка в этом случае стучать указательным пальцем по лбу слушающего, как будто стараясь донести до ума полезное слово (У богомольцев это называлось "обличил со стуком"). Помню, однажды одна женщина убедила всех, что мы не можем причащаться, потому что накануне ужинали. Все заволновались и стали по очереди каяться батюшке. Не зная, что они говорят, я слышала только батюшкин ответ: "Ничего," "Пустое сказала" и т.п. Подошла и я со своим ужином. Батюшка удивленно взглянул на меня и сказал: "Вы что, сговорились?" и постучал мне по лбу.

Ежедневно причащались почти все паломники и некоторые монашествующие. Одна моя знакомая, очень благочестивая пожилая дама, высказала старцу свое сомнение - не грешно ли так часто причащаться. Он ответил : "Ничего, теперь уже недолго осталось." Она заволновалась, думая, что батюшка предсказывает ее смерть, а он говорил о своей кончине. Частная исповедь, если таковая требовалась, бывала на приеме у батюшки. Хотя в Пустыньке вся жизнь вращалась исключительно вокруг старца и он был окружен всеобщим почтением, там совершенно не было того неприятного явления, которое можно назвать "культом личности." Старец не становился между кающимся человеком и Богом, он был как бы прозрачным, поистине он мог сказать "Аз же точию свидетель есть." О. Таврион направлял человека к тому, чтобы он в глубине души поставил себя перед Богом. Он закладывал основы подлинной религиозной жизни, в которой нет места фальшивкам.

Такая великая любовь была у старца к людям, что он стремился каждого накормить, утешить, исцелить.

Батюшка соборовал каждое воскресение перед литургией. Сам раздавал каждому горящую свечу, сам читал канон на последовании, сам помазывал. Вот такая картина: полутемный храм, молящиеся стоят полукругом, усердно молятся Богу, а старец молится за всех. Во время помазания весь народ пел: "Услыши нас, Господи, услыши нас, Владыко, услыши нас, Святый." На таинстве Елеосвящения совершалось множество чудес по молитвам старца, и люди это знали и чувствовали. Часто в пустыньку приезжали одержимые и во время служб кричали, подобно евангельским бесноватым: "Знаю тебя, Таврион, ох, тяжко, ухожу, ухожу!"

Истинным Хлебом насущным почитал старец Святые Тайны Церкви. Он объяснял слова молитвы Господней "Хлеб наш насущный даждь нам днесь" в том смысле, что нужно причащаться ежедневно. Совершал Божественную литургию отец Таврион дерзновенно, в духовном горении. У него не было будничных служб, каждая литургия была Пасхой Господней, величайшим торжеством веры. В храме зажигались светильники, отверзались Царские врата - старец, как архимандрит, награжденный тремя крестами, мог служить при отверстых Царских Вратах и пользовался этим правом, чтобы молящиеся могли видеть, как совершается Литургия.

Отец Таврион призывал к усердной молитве, в особенности, во время таинства Евхаристии... После пения всею церковью Символа Веры, он выходил на амвон и говорил следующие слова: "Приспели величайшие, мироспасительные минуты Божественной литургии. Церковь Божия просит и умоляет нас, чтобы мы, как бы одними устами и единым сердцем пели, благодарили Бога, так и мы." Затем начинался евхаристический канон. Певцы обоих хоров выходили на середину, становились на колени перед амвоном, все в церкви тоже становились на колени, и вся церковь пела "Милость мира" - всегда Феофановскую. Третий раз он говорил: "Поем всею церковью" перед "Отче наш."

После чтения Евангелия о. Таврион перечитывал Евангелие по-русски и доходчиво толковал. Обычно он говорил проповедь после чтения Евангелия.

О. Таврион как бы расширял перед человеком духовный горизонт: показывал, как премудро Промысл Божий устраивает спасение каждого человека, пробуждал сознание, что Бог не оставил его, несмотря на все его заблуждения, звал к подвигу, раскрывал красоту христианской жизни.

Возродить падшего грешника к новой жизни может только Божественная Благодать, ибо для Бога все возможно. Такой благодатной силой обладало слово старца - и в этом был залог его действенности.

Проповедь на Благовещение, вечером, после первого часа: "Вот, что значит - вера в Бога, преданность Его воле, послушливость. Разве вам этой веры не нужно? Будете веру иметь - такие же чудеса будете творить. Разве вам преданности Богу не нужно? Вот, видите. Ни веры в Бога, ни преданности, жуткая своя собственная смрадная воля - вот у вас. Жутко на вас смотреть.

Как же Пречистая Богоматерь, как Она все выполнила. Слыхали сегодняшнее чтение? Кого не тронет. Ведь это душа твоя, сердце твое, святость твоя, вера твоя. А если этого нет у тебя, ты прах, больше ничего, жуткий страшный шлак, который на дорогу выбрасывают. Так почему не хотите быть преданными воле Божией? Почему не хотите волю Божию творить?Видите сами, ведь человек, как же может Сына Божия родить? Не может быть. Как же это так? А "Дух Святый найдет на Тебя и сила Вышняго осенит Тя, поэтому раждаемое Святое Сыном Божиим наречется." Она только: "Я раба Господня"...

Вот видите, об истинном Боге думает с такой надеждой: "Дух Святый, создал мир, как же не может этого сделать? Я раба Господня." Да... Вот видите. Почему же Господь раньше не приходил? Потому, что в мире не находилось такое существо святое, чистое, преданное воле Божией и готовое идти на крест. Когда Она сказала: "Да будет воля Твоя," это что значило? Знаете, что это значило для Нея? Это то значило, что если бы кто-нибудь разведал это таинство, Ее вывели бы к священникам и сказали: "Вот, опороченная, прелюбодейка. Сейчас же каменем Ее побивать, выходите за город." И все горожане камением Ее побили бы. За что? "Ах, ты, девственница, нарушила обет свой. Камением побить прелюбодейку и прелюбодея"

Совершил Бог чудо так, чтоб все узнали? Нет. Почему? А для того, чтобы выявить святость этой Девы, Ее веру, и смирение Иосифа-старца. И для того, чтобы дать нам пример, смотрите, среди вас какое существо нашлось. На все пошла, чтобы выполнить волю Божию.

А вы, матери? Сами своих детей в животе, прежде появления на свет, убиваете... Матери... Жутко на вас смотреть. Как вы опозорили, как вы очернили, как вы изгадили имя матери. Да еще христиане. Как на вас смотреть? Жуткие, отвратительные неверы. Ну что, получили за это? День и ночь вас совесть грызет, скребет, крепко скребет, и еще не так заскребет. Да, наделали делов...

Где же разум ваш? Мать собственных детей своих уничтожает, да еще самым жутким, страшным, отвратительным образом. Мать! Как ты имеешь право после этого держать на руках своего младенца? Как ты имеешь право смотреть на него, как мать. Убийцы... Где же ваше сознание? Где? Вот диавол до чего вас доводит. Почему? Волей Божией не жили, а диавольской и своей волей жили, и вот, получили. Хорошо получили? Теперь вам покоя нет, а что будет тогда, когда пред всей вселенной раскроется жуткость, смрадность ваша, когда собственных детей своих убивали? Да еще жутко, страшно.

Ну вот, теперь посмотрите на неверных. Откуда они? Не вы ли их родили, не вы ли их воспитали? Не вы? Красота... Стыдно нам именоваться христианами. Ну, и будем дальше продолжать? И продолжается. Наделали жутких, страшных дел, и никто не думает исправляться. Хорошо. Надо исправиться.

Вот видите. Как это так? Из любящего человека, из близкого сердца получилось вот что. Да со стыда нам сгореть! Особенно теперь, пойдите на суды, что там разбирают? Разводы, разводы. Как это так, - Разводы? Раньше было бы, если на целую губернию развод - история, а если два, так архиереи сойдутся: "Что вот в моей епархии, что делается? " Вот, видите, как. А теперь что? Страшно смотреть.

Господь все знает. Не хотите заниматься словом Божиим, не хотите молитвой - еще хуже будет. Не думайте, что вот человек согрешил, покаялся и все. Нет. Ты изменил эту греховную вину свою, а природу греховную ты же не изменил, она твоя. Попробуй-ка с греховной своей природой побороться. Страсти, жуткости, позоры - твои. Они так просто не уходят. Что же делать? Надо бороться. Не хотели, в свое время, в святости, чистоте, радости жить, - так вот и получайте.

Но Господь милосерд. В Евангелии оставил нам много прекрасных примеров самых безнадежных грешников. Чем они спасались? Верой в Бога и готовностью жить по-новому. Да поможет нам Господь.

Так вот, братья и сестры, единственный выход в настоящее время найти Господа в сердце своем, чувствуя близость Его к себе всегда, и читать слово Божие. Вот это все. Господь все устроит. Все, потому что вы столько не жалеете себя и не любите себя, как Отец небесный жалеет и любит. Только не противьтесь. А вот, проверьте себя - и в юности противились, и теперь еще жестче. Грехов нажили вот сколько, а о прощении грехов не думаете. А грехи ваши подорвали здоровье. А тогда вы к батюшке: "Помолись о здоровье." А то, что это грехи, об этом ты не думаешь. Грехи прекрати делать, будешь здорова.

Вас детки ваши не вразумляют? А как они за вас страдают! Вот теперь, если раскрыть те жуткие страшные страдания, которые есть в семействах, и как жалкие наши невинные дети страдают, вот тогда вы поймете. Не столько мы страдаем, как детки за нас страдают. Что вы наделали, для чего вы их на свет родили? Послушайте; надо пробудиться. Господь не оставляет нас, дал нам Божественное Слово и совесть. Так вот, надо слушаться совести, читать Слово Божие, и Господь вразумит."

После вечерней проповеди неизменно звучал призыв старца помолиться за живых и за усопших:

"Итак, заканчивая наше вечернее богослужение, мы поручаем друг друга, всех наших дорогих больных, страдальцев и тружеников Божиему милосердию. Итак, поем о них молитву Господню "Отче наш." Народ пел "Отче наш." "А теперь еще вспомним тех, которые особенно жаждут того, чтобы их вспоминали. Вспоминаем жаждущую Церковь - это наших усопших... Итак, как за близких родных, так и за далеких, поем о них молитву Спасителю "Со святыми упокой." Завершалось богослужение молитвой к Богородице: "Усердной и Неустанной нашей Молитвеннице всею церковью поем Ей молитву: 'Под Твою милость.'"

Каждый приходивший к отцу Тавриону чувствовал, что он не чужой, что его трудности и нужды находят в душе старца самое искреннее участие. Неподдельная любовь, заботливое, ласковое обращение соединялись у отца Тавриона с величайшей деликатностью и уважением к человеку.

Старец бывал очень осторожен в отношениях с церковными властями. Зная, что путь к высокому иерархическому положению часто был сопряжен с условием какого-либо сотрудничества в органах (о. Таврион с горечью отмечал, что почти никто из архиереев не чист от этой скверны), батюшка стремился придать этим отношениям возможно более официальный характер. Однажды, прочитав с амвона проповедь Иоанна Златоуста, он добавил: "Вот, какие раньше были святители! Это я не про теперешних святителей говорю, - жуткие, страшные "святители"."

Старец бывал очень строг, когда люди церковные вели себя недостойно. Про священников, которые искали перевода на другой приход ради денег и материальных удобств, он говорил: "Это не священник, а какой-то торгаш!"

Так же непримиримо он относился к духу модернизма, скрытого обновленчества. Он говаривал: "Все должно быть по церковным уставам: как одеваться, как причащаться, как поститься. А то что это - священник на пляже в трусиках." Никаких "уступок времени" он не допускал, сравнивая тех, кто изменял церковные порядки, с пришедшим в не брачной одежде. Своим духовным детям он говорил: "Другие пусть как хотят, а вы живите по букве закона."

Архимандрит Таврион стремился превратить пустыньку в подобие семинарии и особенно привлекал молодежь; сам подготавливал подходящего кандидата в священники и потом представлял владыке Леониду.

Монахини, постоянно проживающие в обители, не понимали старца, относились к нему враждебно, доходило и до доносов и жалоб. Вспоминает В.В. Пучкова: "Однажды, возвращаясь из поездки, я шла с чемоданами прямо в приемную и в приоткрытую дверь увидела, как В. и А. кулаками били в лицо о, Тавриона, а он смиренно стоял. Я вскрикнула: "Что это такое?!" Они сразу прекратили и ушли. А о. Таврион, смиренно стоя в углу, сказал: "Вот, так вот у нас."

До конца жизни о. Таврион был готов к новым гонениям и тюрьмам. В 1976-м г. его вызвали в Москву для показаний по какому-то финансовому делу. Он привел в порядок все дела и попрощался с монахинями, как могущий не вернуться. Но, к счастью, обошлось.

Хорошо сказал про старца игумен Евгений (Румянцев): "Так много он пережил, столько испытаний выпало на его долю, что он имел свое понимание христианской жизни, без оглядки на чужое мнение. У него был дух апостольский, и этим своим духом он многих вдохновлял на служение Христу, на перемену жизни, на полное обновление. Люди избавлялись от ложного стыда, который не давал им верить, и от страха, удерживающего их от исповеди. И что особенно важно - он сплачивал людей в духовную семью, живущую единым устремлением к Богу. Это редкий дар." В общем, можно сказать, что старец Таврион был христианин, хранящий христианские духовные ценности: христианский идеал, христианские жизненные цели, христианское мировоззрение - в мире, эти ценности теряющем.

В своих проповедях батюшка часто говорил о Кресте Господнем и крестоношении человеческом: "Взяв свой крест, пойдем, стопочка за стопочкой - Куда? - за Христом на Голгофу! С ним љмрем, с ним и воскреснем! С Ним потерпим, с Ним и прославимся. С Ним здесь немного постраждем, с Ним и вечно царствовать будем..."

Перед кончиной о. Таврион сподобился видения. Когда к нему со слезами пришли прощаться все сестры обители, он вдруг, указав на икону Божией Матери с Младенцем, громко спросил юношу-прислужника: "Кто это? - Тот удивленно ответил - Божия Матерь. - Старец же сказал - Нет, это Агнец Божий." Можно думать, что Сам Спаситель явился своему верному рабу перед смертью.

Кончина архимандрита Тавриона последовала 13 августа 1978 года, в воскресный день в 6 ч. 40 мин. утра. Воскресная кончина была последним словом его проповеди. Старец всегда призывал тщательно готовиться, сознавать и встречать день Божий - воскресение - как Пасху живую и действенную. Переживая этот день, как День в грядущем Царстве, и всегда причащаясь, лучше всего приготовишься к смерти. В полшестого утра старец позвал о. Евгения, чтобы тот причастил его и читал отходную. После причастия, во время отходной он тихо почил в 6 ч. 40 мин. утра. Во время отпевания, в присутствии архиерея и 22-х священников, читалось Евангелие от Иоанна, - слова, которые чаще всего повторял покойный архимандрит: "Ядый Мою плоть и пияй Мою Кровь имать Живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день"

Сороковой день пришелся на праздник Рождества Пресвятыя Богородицы, а в обитель Рождества Богородицы Глинской пустыни поступил 13-летний Тихон по своей великой любви к Богу. Опять призвала отца Тавриона Пречистая Дева, теперь уже в Небесную Обитель для нового служения.

По смерти батюшки осиротели его многочисленные духовные чада. Перед кончиною он говорил близким, чтобы не скорбели, чтобы посещали его могилку, молились, просили о нуждах своих. Обещал не оставлять и по смерти. Многие свидетельствуют, что в тяжелую, критическую минуту жизни старец поддерживал, наставлял, вразумлял их через сновидения, мелькнувшую мысль, промыслительное стечение обстоятельств.

На могиле батюшки установлен гранитный крест, на постаменте начертано пасхальное приветствие: "Христос Воскресе!" В пасхальной радости совершаются памятные дни старца: день кончины и день его Ангела (20 ноября). Как на Пасху, проводят тогда ночь на могиле батюшки молящиеся, читают акафисты, поют церковные песнопения.