Содержание:

Блаженный Старец Паисий (мирское имя Арсений Эзнепидис) родился 25 июля 1924 года (по старому стилю) в селении Фарасы, в Каппадокии (Малая Азия). При Обмене населением (Обмен населением в 1924 г., в ходе которого греки из Малой Азии переселились в Грецию, а жившие в Греции турки — в Турцию. — Прим. пер.) грудным ребенком был привезен в Грецию. Его родители поселились в небольшом городке Коница, где будущий Старец вырос и получил начальное образование.

Уже с детских лет Арсений жил как подвижник. Он наслаждался чтением Житий Святых, усердно, с чрезвычайной ревностью и с удивительной бескомпромиссностью стремясь подражать их подвигам. Он отдавался непрестанной молитве и, одновременно с этим, старался развить в себе любовь и смирение. В юношеском возрасте будущий Старец выучился ремеслу плотника, желая и в этом быть похожим на Христа. Когда в Греции началась Гражданская война (1944-1948) (Гражданская война в Греции в 1944-1948 гг. между правительственной армией и мятежниками-коммунистами. — Прим. пер), Арсений Эзнепидис был призван в действующую армию, получил воинскую специальность радиста и три с половиной года служил Родине. В армии он продолжал подвижническую жизнь, отличался отвагой, самопожертвованием, высокой христианской нравственностью и многообразными дарованиями.

Отдав долг Отечеству, Арсений встал на путь монашеской жизни — той, к которой стремился с самою детства. Еще будучи мирянином, он не раз переживал божественные опыты жизни во Христе. Но когда он стал монахом, особое благоволение к нему Святых, Пресвятой Богородицы и Самого Господа стало очевиднейшим. Отец Паисий подвизался на Святой Афонской Торе, в монастыре Стомион в Конице и на Святой Горе Сжинай. Он проводил свою жизнь в безвестности, всецело вручив себя Богу, Который, в Свою очередь, явил и отдал его людям. Многие и многие приходили к Старцу и находили руководство и утешение, исцеление и покой своим измученным душам. Божественная любовь изливалась из освященной души Старца, сияние Божественной Благодати исходило от его преподобнического облика. Целыми днями, без устали Старец Паисий Свя-тогорец забирал у людей их боль, расточая вокруг себя божественное утешение.

12 июля 1994 года (По гражданскому календарю. — Прим. пер.) после поистине мученических страданий, которые, по словам самого Старца, доставили ему пользу большую, чем подвижнические подвиги всей предыдущей жизни, он почил о Господе. Местом его блаженной кончины стал Свято-Иоанно-Богословский монастырь, расположенный близ селения Суроти, неподалеку от Салоник. Там же, слева за алтарем монастырского храма Преподобного Арсения Каппадокийского, Старец Паисий Святогорец был погребен.

После своей кончины в июле 1994 года Блаженный Старец Паисий Святогорец оставил миру духовное наследие — свои поучения. Простой монах, получивший лишь элементарное образование в начальной школе, но щедро облагодатствованный мудростью по Богу, он воистину истощил себя ради ближнего. Его учение не было проповедничеством или катехизаторством. Он жил по Евангелию сам, и поучения проистекали из его собственной жизни, отличительным признаком которой являлась любовь. Он “образовал себя” согласно Евангелию и поэтому, в первую очередь, учил нас всем своим обликом, а уже после этого — своей евангельской любовью и богопросвещенным словом. Встречаясь с людьми — такими непохожими друг на друга, — Старец не просто терпеливо выслушивал то, что они ему поверяли. С присущими ему святой простотой и рассуждением он проникал в самую глубину их сердец. Их боль, их тревогу, их трудности Старец делал своими. И тогда, неприметным образом, происходило чудо — изменение человека. “Бог, — говорил Старец, — творит чудо, когда мы сердечно соучаствуем в боли другого человека.”

Нам было радостно видеть, с каким интересом читались первые книги, посвященные жизни и учению Старца Паисия. Многие люди с изумлением рассказывали о том, что в этих книгах они находили ответы на мучавшие их вопросы, разрешение проблем и утешение в скорбях. Нам было особенно радостно видеть, как люди, далекие от Церкви, прочитав о Старце, становились по-доброму обеспокоены и изменяли свою жизнь. В связи с этим, нам часто вспоминались слова церковного песнописца, посвященные Святителю Василию Великому: “Живет и умерый о Господе, живет и с нами, якоже глаголай из книг.” (Из стихов перед Синаксарием по 6 песне канона на Утрене, 1 января. — Прим. пер). В то же время, откликаясь на настойчивые просьбы наших братьев во Христе, мы ощущали необходимость познакомить их со словами Старца — словами, которые мы благоговейно записывали с самых первых шагов жизни нашей обители и которые нам самим оказали немалую пользу.

Обычно наше общение строилось в форме его ответов на наши вопросы. Главной темой личных бесед с сестрами всегда был личный духовный подвиг. Темы для заседаний Духовного Собора готовились заранее. Мы предлагали на суд отца Паисия вопросы, скопившиеся во время его отсутствия, — административные и житейские, духовные и общественные, церковные и национальные, а также многое-многое другое. Наконец, во время общих монастырских собраний, кроме вопросов, которые задавали сестры, поводом для того, чтобы Старец начинал говорить на какую-то тему, могло стать что угодно: гул летящего самолета, шум мотора, пение птицы, скрип двери, случайно брошенное кем-то слово, — Старец из всего умел извлекать пользу для души. Любая мелочь и пустяк могли стать поводом для долгого разговора на серьезную тему. Он говорил: “Я все использую для связи с горним, с Небом. Знаете, какую духовную прибыль и духовный опыт приобретает человек, если он духовно работает над всем тем, что встречается ему на пути?”

При тематическом отборе материала и его подготовке к изданию нас вдохновляло и прижизненное желание Старца Паисия написать книгу, “касающуюся всех — мирян, монахов и священнослужителей.” Старец не успел осуществить своего замысла, поскольку все время он посвящал людям, приходившим в его каливу. Несмотря на угасание телесных сил, он отдавал себя людям без остатка. В одном из его писем со Святой Горы мы читаем: .”..А мои новости такие: много народу, сам же я устал и измучен. Людей с их проблемами все больше и больше, а о моих телесных силах что говорить — лучше молитесь, чтобы они не убывали. Приходится и беречь себя немножко — ведь я никогда не имею права сказать “не могу.” Можешь, не можешь — надо смочь.”

В нашу эпоху большинство людей образованны по-мирски и мчатся с высокой мирской скоростью. Но поскольку у них нет страха Божия — а “начало Премудрости—страх Господень” (Пс. 110:10), то у них нет и тормозов, и с такой скоростью, без тормозов, они заканчивают гонку в пропасти. Люди очень озабочены трудностями и, по большей части, доведены до одурения. Они потеряли свой ориентир и мало-помалу идут к тому, что не могут контролировать самих себя. Если даже те, кто приезжает на Святую Гору, столь сильно расстроены и запутаны, столь тревожны, то подумайте, каковы другие, отдаленные от Бога, от Церкви!

Во всех государствах видишь бурю, великое смятение! Несчастный мир — да прострет Бог Свою руку! — кипит, как скороварка. И посмотрите, что творят власть имущие! Стряпают-стряпают, бросают все в скороварку, а она уже свистит! Скоро вылетит клапан! Я сказал одному человеку, занимающему высокую должность: “Почему вы не обращаете внимания на некоторые вещи? К чему это приведет?” Он ответил мне: “Отче, сначала зло было малым снегом, а сейчас оно превратилось в лавину. Помочь может только чудо.” Но некоторые, тем способом, которым они хотят помочь положению, делают лавину зла еще больше. Вместо того, чтобы принять определенные меры в отношении образования, воспитания, исправить что-то, они делают еще хуже. Не заботятся о том, как растопить лавину, но делают ее еще большей. Ведь сначала снежку немного. Если он покатится вниз, под откос, то станет снежным комом. Ком, собирая снег, деревья, камни, мусор, становится все больше и больше и превращается в лавину. Так и зло: мало-помалу оно стало уже снежной лавиной и катится вниз. Сейчас для того, чтобы уничтожить лавину зла, требуется бомбовый удар.

— Ах, а из-за чего же борода моя поседела раньше времени? Мне больно дважды. Сначала, когда что-то предвижу, я кричу чтобы мы предупредили готовящееся зло. И потом, когда на это не обращают внимания (не обязательно от пренебрежения), это зло случается и меня начинают просить о помощи. Понимаю сейчас, как мучались пророки. Величайшими мучениками были пророки! Они были мучениками большими, чем все мученики, несмотря на то, что не все они умерли мученическою смертью. Потому что мученики страдали недолго, тогда как пророки видели, как творится зло, и страдали постоянно. Они все кричали-кричали, а остальные дудели в свою дуду. И когда, по причине этих остальных, приходил гнев Божий, то вместе с ними мучались и пророки. Но тогда, по крайней мере, ум людей был ограничен и в силу этого они оставляли Бога и поклонялись идолам. Сегодня, когда люди оставляют Бога сознательно — совершается величайшее идолослужение.

Мы еще не осознали того, что дьявол ринулся губить творения Божии. Он устроил “панкинию” (Панкиния — “все вместе,” “сообща” — работа, в которой участвуют все насельники монастыря или скита. (Далее примечания греческих издателей даются без указаний)), чтобы погубить мир, он пришел в бешенство, потому что в мире начало появляться доброе беспокойство. Он разъярен, потому что знает, что действовать ему остается немного (См. Апок. 12:12). Сейчас он ведет себя как преступник, который, когда его окружают, говорит: “Не спастись мне, они меня схватят!” — и крушит все направо и налево. Или как во время войны, когда закончатся боеприпасы, солдаты вытаскивают штык или саблю, бросаются в бой и — будь что будет! “Все равно, — говорят, — погибать. Убьем же как можно больше врагов!” Мир горит! Вы это понимаете? Обрушилось немалое искушение. Дьявол разжег такой пожар, что даже если все пожарные соберутся вместе, то не смогут его потушить. Духовный пожар — не осталось ничего неповрежденного. Остается только молиться, чтобы Бог пощадил нас. Ведь когда разгорится большой пожар и пожарные не могут ничего сделать, то люди вынуждены обратиться к Богу и просить его о сильном дожде, чтобы пламя погасло. Так и с тем духовным пожаром, который раздул диавол, нужна лишь молитва, чтобы Бог помог.

Весь мир идет к одному. Общий развал. Нельзя сказать: “В доме немного поломано окно или еще что-то, давай я это исправлю.” Весь дом развалился. Мир стал разрушенной деревней. Положение дел уже вышло из-под контроля. Если только сверху — что Бог сделает. Сейчас Богу работать: где отверткой, где пряником, где кнутом, чтобы исправить все это. Мир имеет язву, она пожелтела и готова прорваться, но еще не дозрела. Зло дозревает, как тогда в Иерихоне (См. Нав. 6:23), который требовалось обеззаразить, подвергнуть “дезинфекции.”

Мучения людей не имеют конца. Общее разложение — целые семьи, взрослые, дети.... Каждый день сердце мое обливается кровью. Большинство домов полно расстройствами, волнениями, тревогой. Только в тех домах, где живут по Богу, людям хорошо. В других же — там разводы, здесь банкротства, где болезни, где несчастные случаи, кто на психотропных лекарствах, кто на наркотиках.... Несчастные: у кого-то больше, у кого-то меньше, но у каждого есть боль. Особенно сейчас — работы нет, долги, страдания, банки из людей тянут последнее, из домов выселяют — целая куча мучений! И это не то что один-два дня! Если и есть в такой семье один-два крепких ребенка, то от такого состояния они заболевают. Если бы люди во многих подобных семьях смогли хоть на один день обрести беззаботность, отстраненность монахов, то это была бы для них самая лучшая Пасха.

Мир сегодня заполнили разного рода “безопасностями,” но, будучи отдаленным от Христа, он чувствует величайшую беззащитность. Ни в одну эпоху не существовало такой беззащитности, как у современных людей. И поскольку человеческие безопасности им не помогают, они бегут на корабль Церкви, чтобы почувствовать себя в духовной безопасности, ибо они видят: мирской корабль пошел ко дну. Однако, если они увидят, что и в корабль Церкви сочится вода и там заняты духом мира сего, а Духа Святого нет, тогда люди отчаются, поскольку после этого им уже будет не за что ухватиться.

Мир мучается, погибает и, к несчастью, все люди вынуждены жить среди этого мирского мучения. Большинство ощущает великую оставленность, безразличие — особенно сейчас — ощущает это повсюду. Людям не за что удержаться. Прямо по пословице: “утопающий хватается за собственные волосы,” то есть утопающий ищет, за что бы ухватиться, как бы спастись. Корабль тонет, а кто-то, желая спастись, хочет ухватиться за мачту. Он не думает о том, что мачта пойдет ко дну вместе с кораблем. Он хватается за мачту и тонет еще быстрее. Я хочу сказать, что люди ищут, обо что бы им опереться, за что ухватиться. И если у них нет веры, чтобы опереться на нее, если они не доверились Богу настолько, чтобы полностью на Него положиться, то им не избежать страданий. Доверие Богу — великое дело.

— Это тоже одно из знамений времен — люди ищут помощи [даже и] у моей худости. Я не вижу в себе ничего хорошего и удивляюсь: что находят во мне люди, чтобы так нестись ко мне сломя голову? Я ведь на самом-то деле кто: тыква с арбузной коркой. А в наши дни даже тыкву едят вместо арбуза, потому что у нее корка похожа на арбузную. Люди едут ко мне с другого края света и даже не знают точно — застанут меня или нет. А мне каково: с одной стороны, я гнушаюсь самим собой, но с другой — ведь за людей-то тоже больно. До чего же мы дошли! Как низко пал мир! Пророк Исайя говорит, что придет время, когда люди найдут кого-то одного, имеющего ризу, и скажут ему: “Пойдем, мы сделаем тебя царем” (См. Ис. 3:6). Да помилует нас Бог!

Я постоянно прошу Бога явить миру добропорядочных людей, христиан, чтобы они помогали остальным. Пусть даст Бог таким добропорядочным христианам многая лета жизни. Давайте молиться о том, чтобы Бог просветил мир и появились другие люди — не такие, как те, кто сегодня разрушает мир, а новые, чистые. Будем просить Бога, чтобы появились новые Маккавеи (Прозвище “Маккавей,” по всей вероятности значение этого слова — “поражающий врагов,” было дано вождю Иудейского восстания, 166 г. до Р.Х. Иуде и его преемникам. Восстание было направлено против Антиоха IV Епифана, предводителя династии Селевкидов. Маккавеи отличались самоотверженной борьбой за отеческую веру и политическую независимость Израиля, см. Книги Маккавейские). Молодым может не хватать опыта, но в них нет лжи и лукавства.

Молитва очень поможет тому, чтобы Христос дал людям немного света. Ведь Христос как [поступает]: возьмет отверточку, где надо чуть подкрутит, где надо чуть ослабит, и – порядок, любо-дорого поглядеть — все налаживается. Когда Бог просвещает некоторых людей, то само зло потихонечку падает в цене, не находит себе спроса. Потому что зло не Бог разрушает, нет — оно разрушает само себя. Придет время и все встанет на свои места. Я вижу, что многие из тех, кто занимает какое-то высокое положение, понимают, что происходит, им больно, и они сражаются со злом. Все это доставляет мне особую радость.

— Геронда, почему Святой Кирилл Иерусалимский говорит, что мученики последних времен будут “паче всех мученик” (“Мученики первых времен будут выше первых мучеников” Св. Кирилл Иерусалимский. Слова огласительные, 15 огласительное слово. М. 1855. С. 261.)?

— Потому что раньше было много богатырей [духа]. А в нашу эпоху не хватает живых примеров, я говорю сейчас вообще о Церкви и о монашестве. В наше время умножились слова и книги, но умалились жизненные опыты. Мы лишь восхищаемся святыми подвижниками нашей Церкви, не понимая того, насколько велик был их труд. Чтобы это понять, надо потрудиться самим, надо полюбить Святых и от любочестия (Любочестие (греч). В современном русском языке эквивалента этому слову нет. Не буквально его можно перевести как “великодушие,” “расположенность к жертвенности,” “презрение материальным ради какого-то духовного или нравственного идеала.” Это слово часто встречается в речи Старца Паисия, который подчеркивает значение любочестия в духовной жизни. — Прим. пер) приложить усилия к тому, чтобы быть на них похожими. Конечно, Благий Бог примет во внимание и особенности нашей эпохи, и условия, в которых нам приходится жить, и спросит с нас в соответствии с этим. И если мы предпримем хотя бы малый подвиг, то увенчаемся больше, чем христиане древней эпохи.

Если у одного человека или у нескольких людей есть подвижнический дух, это весьма помогает другим. Потому что, если кто-то духовно преуспевает, то польза от этого будет не только ему самому, но и тому, кто его видит. То же самое и с человеком расхлябанным — он воздействует на других. А если расслабляется один, расслабляется другой, то постепенно, неприметным образом, вокруг не остается уже ничего хорошего. Поэтому среди царящей расхлябанности очень поможет подвижнический дух. Нам надо быть чрезвычайно внимательными в этом отношении, потому что нынешние люди, к несчастью, дошли до того, что даже принимают законы, насаждающие расхлябанность и распущенность. Даже подвизающихся принуждают к исполнению этих законов. Поэтому подвизающиеся должны не только не поддаваться влиянию мирского духа, но и не сравнивать себя с людьми мира сего (Слово “***” у Старца Паисия и вообще в греческом языке обычно значит “человек, не принадлежащий к Церкви или принадлежащий к ней лишь номинально.” В настоящем тексте это слово, как правило, переводится “человек мирской” или “человек мира сего” — тогда как слову “мирянин” соответствует греческое “***” которое обозначает сознательного христианина, живущего в миру. — Прим. пер.). Сравнивая себя с мирскими, христиане начинают считать себя святыми, затем расслабляются и в итоге доходят до того, что становятся хуже тех, с кем они себя сравнивали. Образцом в духовной жизни должны быть святые, а не люди мира сего. Хорошо бы совершать по отношению к каждой добродетели следующую работу: находить Святого, который этой добродетелью отличался, и со вниманием читать его житие. Тогда человек увидит, что он еще ничего не сделал, и будет продолжать свою духовную жизнь со смирением. Бегуны на стадионе не оглядываются назад, чтобы увидеть, где находятся последние. Ведь если они будут глазеть на последних, то станут последними сами. Если я стараюсь подражать тем, кто преуспевает, то моя совесть утончается. Глядя же на тех, кто плетется в хвосте, я нахожу себе оправдание, извиняю себя тем, что, в сравнении с их погрешностями, мои собственные невелики. Я успокаиваю себя помыслом, что есть кто-то и хуже меня. Так я душу в себе совесть, или, лучше сказать, заканчиваю тем, что мое сердце становится бесчувственным, словно его покрыли слоем штукатурки.

— Потому что в добром, прежде всего, должен потрудиться, приложить усилия сам человек, тогда как в злом человеку помогает диавол. А кроме того, люди не подражают добру, и добрых помыслов у них тоже нет. Я часто привожу мирянам следующий пример. Предположим, у меня есть автомобиль. Я начинаю рассуждать: “Зачем он мне? Меня может подвозить по делам мой знакомый, у которого тоже есть машина. В случае необходимости я могу взять такси. Подарю-ка я лучше эту машину своему знакомому многодетному отцу, чтобы он возил своих несчастных деток за город, по монастырям, чтобы они отдыхали и набирались сил.” Итак, если я подарю машину другому, то никто не станет мне в этом подражать. Однако, если я поменяю свой автомобиль — одинаковой марки с вашим — на более хороший, то, вот увидите, вы ночь не будете спать, чтобы найти способ также поменять свою машину на другую, получше, такую же, как у меня. О том, что машина, которую вы имеете сейчас, тоже хорошая, вы и не подумаете. В этом случае вы будете говорить так: “Продам что-нибудь, влезу в долги, но машину поменяю.” А в первом случае, напротив, никто не станет мне подражать, никто не скажет: “Зачем она мне нужна, эта машина? Дай-ка я лучше подарю ее тому, кому она действительно необходима!” А то еще скажут, что я спятил.

Люди легко попадают под влияние зла. В глубине души они признают добро, оно вызывает у них уважение. Однако они легко попадают под влияние зла и увлекаются им, потому что в злом канонаршит (“Канонаршит,” то есть подсказывает, что надо делать. От слова “канонарх” — чтец, возглашающий во время богослужения то, что предстоит петь хору.) тангалашка (тангалашка — такое прозвище Старец дал диаволу). Найти “сладкую горку” легко — ведь искуситель только и занимается тем, что подталкивает к этой горке создания Божий. А Христос действует предельно благородно. “Это добро, — говорит Он, — “Если кто хочет идти за Мной...” (Мф. 16:24). Он не заставляет идти к Себе силком, не говорит: “А ну-ка, шагом марш, ко мне!” Диавол нечистоплотен. Он спутывает человека по рукам и ногам, чтобы увести его туда, куда он хочет, тогда как Бог чтит свободу человека. Он сотворил людей не рабами, но сынами. Он знал, что произойдет грехопадение, но, даже несмотря на это, не сделал людей Своими рабами. Он предпочел снизойти, воплотиться, претерпеть Распятие и таким образом спасти человека. Бог даровал человеку свободу. И несмотря на то, что диа-вол может использовать ее во многое зло, в дарованной человеку свободе есть благоприятная возможность для того, чтобы люди просеялись. Видно, что человек делает от сердца, [а что нет]. И если у кого-то есть много любочестия, это очень заметно.

Люди, находясь сегодня в таком [ужасном] состоянии, делают всё, что взбредет им в голову. Одни живут на таблетках, другие — на наркотиках. То и дело трое-четверо прельщенных создают какую-нибудь новую религию. Но преступлений, несчастных случаев, злодеяний происходит относительно немного. Бог помогает людям. Помню, однажды забрел ко мне в каливу один молодец и спрашивает: “Слышь, у тебя гитары нет?” Мало того, что курит гашиш, мало того, что треплет языком, не спрашивая, охота ли другим его слушать, так нет — подавай ему еще и гитару! Иные устали от жизни и хотят наложить на себя руки или же, сделав какое-нибудь зло, устроить хороший тарарам. Речь идет не о тех, у кого эти желания появляются в виде хульного помысла, и они его изгоняют. Сейчас мы говорим о людях, которые устали от жизни и не знают, что им делать. Один такой сказал мне: “Я хочу, чтобы в газетах написали, что я — герой.” Вот таких-то людей некоторые и используют для достижения своих [злых] целей. Но — слава Богу! — зла происходит сравнительно немного.

Несмотря на то, что мы довели себя до такого состояния, Бог не бросает нас на произвол судьбы. Бог оберегает нынешний мир обеими руками — тогда как в прежние времена — только одной. Сегодня, когда человека окружает столько опасностей, Бог оберегает его словно мать ребенка, начинающего ходить. Сейчас Христос, Пресвятая Богородица, Святые помогают нам больше, чем в прежние времена, но мы не понимаем этого. А до чего дошел бы мир, если этой бы помощи не было!.. Большинство людей живут на таблетках, находятся в таком состоянии, что страшно сказать. Один пьян, другой разочарован жизнью, у третьего задурманена голова, четвертый от боли измучен бессонницей. И видишь, как все эти люди водят машины, гоняют на мотоциклах, выполняют работу, сопряженную с риском, работают на опасных станках. Что, разве все они находятся в подходящем для этого состоянии? Сколько народу уже давно могло бы перекалечиться! Как же хранит нас Бог, но мы этого не понимаем...

И действительно — семьдесят лет спустя, когда они возвратились из плена, огонь для первого жертвоприношения был разожжен от найденного ими в колодце (См. 2 Мак. 1:19-22). В любые тяжелые времена ко злу увлекаются не все. Бог сохраняет закваску для грядущих поколений. Коммунисты и упирались семьдесят пять лет, и продержались семьдесят пять лет — как раз три поколения. А сионисты, несмотря на то, что упираются уже столько лет, — не продержатся и семи.

В прежние времена начиналась война, и человек шел сражаться с врагом, защищая свое Отечество, свой народ. Сейчас мы вступаем в сражение не ради защиты Отечества. Мы идем в бой не для того, чтобы воспрепятствовать варварам сжечь наши дома, надругаться над нашей сестрой и нас обесчестить. Мы ведем войну не за национальные интересы и не за какую-то идеологию. Сейчас мы сражаемся либо на стороне Христа, либо на стороне диавола. Кто с кем — расстановка сил предельно ясна. Во время оккупации ты становился героем, если не приветствовал немца. Сейчас ты становишься героем, если не приветствуешь диавола.

Так или иначе, нам предстоит увидеть страшные события. Произойдут духовные битвы. Святые еще больше освятятся, а нечистые станут еще более скверными (См. Апок. 22:11). Я чувствую в себе утешение. Нас ждет гроза, и наша борьба имеет цену, потому что сейчас наш враг — это не Али-Паша, не Гитлер и не Муссолини, но сам диавол. А поэтому и награда наша будет наградой небесной.

Геронда, мы слышали, будто Вы сказали кому-то о том, что будет война. Это правда?

— Да, но в Риме люди поклонялись идолам, были язычниками. И Апостол Павел [в Послании к Римлянам] обращался к язычникам, принявшим Святое Крещение, но не отставшим еще от злых привычек (См. Рим. 1:24-32). Не надо брать за образец примеры наибольшего упадка из каждой эпохи. Сегодня грех ввели в моду. Подумать только — ведь мы же православный народ, — но до чего мы докатились! А о других народах даже и говорить нечего... Но хуже всего то, что нынешние люди, повально увлекаясь грехом и видя, что кто-то не следует духу времени, не грешит, имеет капельку благоговения, называют его отсталым, ретроградом. Таких людей задевает, что кто-то не грешит. Грех они считают прогрессом. А это хуже всего. Если бы современные, живущие в грехе люди, по крайней мере, это признавали, то Бог помиловал бы их. Но они оправдывают то, чему нет оправдания, и поют греху дифирамбы. А считать грех прогрессом и говорить, что нравственность отжила свой век — это, кроме всего прочего, самая страшная хула на Святого Духа. Поэтому, если кто-то, живя в миру, подвизается, хранит свою жизнь в чистоте, то это имеет немалую цену. Таких людей ждет великая мзда.

Франция — это не какая-нибудь там развивающаяся страна, она шагает впереди многих. Но тем не менее в последние годы (в 1988 г.) восемьдесят тысяч французов стали мусульманами. Почему? А потому, что грех вошел у них в моду, но их обличает совесть, и они хотят ее успокоить. Древние греки, желая оправдать свои страсти, придумали себе двенадцать богов. Так же и французы — постарались найти себе такую религию, которая оправдывала бы их страсти, чтобы этот вопрос их больше не беспокоил. Мусульманство, можно сказать, их устраивает: жен можно брать, сколько хочешь, а в жизни иной эта вера обещает плова — непочатый край, сметаны — хоть пруд пруди, а меду — просто море разливанное. И если умершего омоют после смерти теплой водой, то он [якобы] очищается от грехов — сколько бы их ни было. Идут к Аллаху чистенькими! Да что тут еще нужно? Так все удобно! Но французы не найдут себе покоя. Они стремятся к внутреннему миру, но не найдут его, потому что страстям оправдания нет.

Я не помню дня, в который не испытывал бы божественного утешения. Перерывы иногда бывают, и тогда я чувствую себя плохо. Таким образом, я в состоянии понять, насколько плохо живет большинство людей. Они отошли от Бога и поэтому лишены божественного утешения. Чем дальше человек отходит от Бога, тем ему труднее. А если иметь Бога, то можно не иметь ничего больше — и ничего больше не желать. Все дело в этом. Если же у человека есть всё, но нет Бога, то он испытывает внутренние мучения. Поэтому, насколько возможно, нам необходимо приблизиться к Богу. Только близ Бога человек находит радость — настоящую, вечную. Живя вдали от Сладкого Иисуса, мы пьем горькую чашу. Когда ветхий человек становится человеком — сыном царским, он питается божественным наслаждением, небесной сладостью и переживает райское радование, уже в этой жизни отчасти ощущает райскую радость. От меньшей райской радости человек каждый день переходит к большей и большей. Он задается вопросом: “Неужели в раю есть что-то выше того, что я переживаю сейчас?” Он переживает такое состояние, что не может заниматься никаким делом. От этой божественной теплоты и сладости его ноги гнутся в коленях, словно свечи. Его сердце захлебывается, трепещет от радости, хочет прорвать тонкую глиняную перегородку грудной клетки и улететь — потому что земля и все земное кажутся сердцу ничего не стоящими пустяками.

Вначале человек находился в общении с Богом. Однако после он отошел от Бога и стал чувствовать себя так, как если бы сначала он жил во дворце, а потом, навсегда оказавшись за дворцовыми воротами, смотрел на дворец издали и плакал. Как страдает ребенок, находясь вдали от матери, так страдает, мучается человек, удалившийся от Бога. Отходя от Бога, человек испытывает адскую муку. Диаволу удалось увести человека от Бога так далеко, что люди стали поклоняться истуканам и приносить в жертву этим истуканам своих детей. Как же это страшно! И вот ведь бесы: откуда они их только откапывают, стольких “богов”? “Бог” Хамос!... (*** — “бог” потомков Моава, старшего сына Лота (см. 3 Цар. 11:7), *** — (новогреч.) — пропажа, погибель, урон. — Прим, пер.) Одно имечко услышишь — уже хватит! Однако больше всех мучается сам диавол — ведь он отошел от Бога, от любви дальше всех. Но если уходит любовь, то начинается адская мука. Что противоположно любви? Злоба. А злоба и мучение — это одно и то же.

Тот, кто отошел от Бога, принимает бесовское воздействие, тогда как тот, кто живет с Богом, приемлет божественную Благодать. Благодать Божия приложится тому, кто ее имеет. А если человек имеет немного Благодати, но обращается с ней без должного благоговения, то у него отнимется и то немногое, что у него есть (Ср. Лк. 19:26). Современным людям не хватает Благодати Божией, потому что, греша, они отбрасывают от себя и те крохи Благодати, которые имеют. А когда уходит божественная Благодать, в человека яростно устремляются все бесы. В соответствии с тем, насколько люди отошли от Бога, они чувствуют огорчение в этой жизни. В жизни иной они будут переживать вечное огорчение. Насколько человек живет согласно воле Божией, настолько — еще в этой жизни — он в некоторой степени вкушает часть райской сладости. Или уже в этой жизни мы будем отчасти переживать райскую радость и отсюда направимся в рай, или же мы будем отчасти переживать адскую муку и — упаси нас от этого Боже — попадем в ад. Рай — это то же самое, что добро, адская мука — то же самое, что зло. Делая добро, человек чувствует радость. Делая грех — страдает. Чем больше добра делает человек, тем больше он радуется, чем больше делает зла, тем сильнее страдает его душа. Чувствует ли радость вор? Какая там радость — ведь ее чувствует тот, кто делает добрые дела. Тут вон даже если найдешь что-нибудь на дороге и поднимешь, сказав себе, что это вещь твоя — и то сразу потеряешь покой. Нашедший не знает, кто потерял эту вещь, он никого не обидел и не ограбил, однако покоя все равно лишается. А что же говорить о воре! Даже когда человек просто что-то принимает от другого — он не чувствует той радости, которую испытывает, когда сам что-то дает. А уж какая там радость, если воровать и обижать самому! Поэтому посмотрите на тех, кто обижает и обманывает других: какие у них страшные лица, как уродливо они гримасничают!

Люди хотят грешить и иметь добренького Бога. Такого Бога, чтобы Он нас прощал, а мы продолжали бы грешить. То есть, чтобы мы творили всё, что хотим, а Он прощал нас, чтобы Он прощал нас не переставая, а мы дули бы в свою дуду. Люди не веруют и от этого ненасытно бросаются во грех. С этого, то есть с неверия, начинается все зло. Люди не верят в иную жизнь и поэтому не считаются ни с чем. Обижают и обманывают друг друга, бросают своих детей... Творится такое, что язык не поворачивается сказать. Нешуточные грехи. Такие грехи, что даже Святые Отцы не предусмотрели подобного в Священных Канонах. Как сказал Бог о Содоме и Гоморре: “Не верю, неужто и правда творятся такие грехи? Пойду, посмотрю” (См. Быт. 18:21).

В мире сегодня очень много беснования. Диавол разгулялся не на шутку, потому что нынешние люди дали ему много прав. Люди подвергаются страшным бесовским воздействиям. Один человек объяснил это очень верно. “Раньше, — говорит, — диавол занимался людьми, а сейчас он ими не занимается. Он выводит их на [свою] дорогу и напутствует: “Ну, ни пуха, ни пера!” А люди бредут по этой дороге сами.” Это страшно. Посмотрите: бесы в стране Гадаринской (Русский перевод издан Троице-Сергиевой Лаврой в 1997 г.) спросили у Христа позволения войти в свиней, потому что свиньи не давали диаволу прав над собой и он не имел право войти в них без разрешения. Христос разрешил ему это, чтобы наказать израильтян, поскольку закон запрещал им употреблять в пищу свинину.

— А некоторые, Геронда, говорят, что диавола нет.

— Да, мне тоже один человек посоветовал убрать из французского перевода книги “Преподобный Арсений Каппадокийский” (См. Лк. 8:26-33) те места, где говорится о бесноватых. “Европейцы, — говорит, — этого не поймут. Они не верят в то, что диавол существует.” Видишь как: они всё объясняют психологией. Если бы евангельские бесноватые попали в руки психиатров, они подвергли бы их лечению электрошоком! Христос лишил диавола права делать зло. Он может делать зло, только если сам человек даст ему на это права. Не соучаствуя в Таинствах Церкви, человек дает лукавому эти права и становится уязвим для бесовского воздействия.

— Логика (Под “логикой” Старец имеет в виду рационализм, рассудочность.), прекословие, упрямство, своеволие, непослушание, бесстыдство — все это отличительные черты диавола. Человек становится уязвим для бесовского воздействия настолько, насколько он имеет в себе перечисленные выше свойства. Однако, когда душа человека очистится, в него вселяется Святой Дух, и человек наполняется Благодатью. Если человек испачкает себя смертными грехами, в него вселяется дух нечистый. Если же грехи, которыми испачкал себя человек, не смертны, то он находится под воздействием лукавого духа извне.

Если бы люди, по крайней мере, сходили к духовнику и поисповедывались, то исчезло бы бесовское воздействие, и они снова смогли бы думать. Ведь сейчас из-за бесовского воздействия они не в состоянии даже подумать головой. Покаяние, исповедь лишает диавола прав над человеком. Недавно (1985 г.) на Святую Гору приезжал один колдун. Какими-то чародейскими колышками и сеточками он перегородил в одном месте всю дорогу, ведущую к моей каливе. Если бы там прошел человек, не исповедавший свои грехи, то он бы пострадал, не зная вдобавок причины этого. Увидев на дороге эти колдовские сети, я сразу же осенил себя крестным знамением и пошел по ним ногами — все порвал. Потом пришел в каливу и сам колдун. Он рассказал мне о всех своих замыслах и сжег свои книги.

В случае, если диавол приобрел над человеком большие права, возобладал над ним, должна быть найдена причина происшедшего, чтобы диавол был лишен этих прав. В противном случае, сколько бы ни молились за этого человека другие, — враг не уходит. Он калечит человека. Священники его отчитывают-отчитывают (Изгнание нечистых духов (“экзорцизм” или “отчитка”) — установленный Церковью чин, во время которого священник, читая особые заклинательные молитвы, изгоняет нечистых духов из людей, одержимых ими. Старец подчеркивает, что прибегающий к помощи “отчитки” одержимый обязательно должен покаяться, поисповедоваться в своих грехах перед духовником и иметь решимость жить по-христиански. Подробно о бесновании и “отчитке” говорится в 3-ем томе “Слов” Старца Паисия, русский перевод которого готовится к изданию. — Прим. пер.), а в конечном итоге несчастному становится еще хуже, потому что диавол мучает его больше, чем раньше. Человек должен покаяться, поис-поведываться, лишить диавола тех прав, которые он сам ему дал. Только после этого диавол уходит, а иначе человек будет мучиться. Да хоть целый день, хоть два дня его отчитывай, хоть недели, месяцы и годы — диавол обладает правами над несчастным и не уходит.

Если человек уклоняется от заповедей Божиих, то его борют страсти. И если человек предоставил страсти бороть его, то потом для этого не нужен и диавол. Ведь у бесов тоже есть “специализация.” Они простукивают человека, выискивают, где у него “болит,” стремятся выявить его немощь и, таким образом, побороть его. Надо быть внимательными, закрывать окна и двери — то есть наши чувства. Надо не оставлять для лукавого открытых трещин, не давать ему пролезать через них внутрь. В этих трещинах и пробоинах наши слабые места. Если оставить врагу даже маленькую трещинку, то он может протиснуться внутрь и причинить тебе вред. Диавол входит в человека, у которого в сердце есть грязь. К чистому созданию Божию диавол не приближается. Если сердце человека очистится от грязи, то враг убегает и снова приходит Христос. Как свинья, не найдя грязи, хрюкает и уходит, так и диавол не приближается к сердцу, не имеющему нечистоты. Да и что он забыл в сердце чистом и смиренном? Итак, если мы увидим, что наш дом — сердце — стал вражеским обиталищем — избушкой на курьих ножках, то мы должны ее немедленно разрушить, чтобы ушел тангалашка — наш злобный квартиросъемщик. Ведь если грех живет в человеке долгое время, то, естественно, диавол приобретает над этим человеком большие права.

У всех нас имеются наследственные страсти, но сами по себе они нам не вредят. Все равно, что человек рождается, к примеру, с родинкой на лице, которая придает ему особую красоту. Но если эту родинку расковырять, то может возникнуть раковая опухоль. Не надо позволять диаволу расковыривать наши страсти. Если позволить ему расковырять нашу слабость, то в нас начинается [духовный] рак.

Надо иметь духовную отвагу, презирать диавола и все его лукавые помыслы — “телеграммы.” Не будем заводить с тангалашкой бесед. Даже все адвокаты на свете, соберись они вместе, не смогли бы переспорить одного маленького диаволенка. Прекращение бесед с искусителем очень поможет тому, чтобы порвать с ним связи и избежать искушений. С нами что-то случилось? С нами несправедливо обошлись? Нас обругали? Испытаем, не виноваты ли мы в этом сами. Если не виноваты, то нас ждет мзда. На этом надо остановиться: углубляться не нужно. Если человек продолжит беседовать с тангалашкой, то тот ему потом таких кружев наплетет (То есть тангалашка занимает человека “тонким рукодельем” — внушает ему помыслы, чтобы человек был постоянно “занят,” находился в расстроенном состоянии и не мог работать духовно. Таким образом, диавол делает человека более слабым), такую свистопляску устроит... Тангалашка внушает исследовать происшедшее по законам его, тангалашкиной, “правды” и доводит человека до ожесточения.

— Потому что, когда Христос приял оплевания, заушения и побои, тогда сокрушились царство и власть диавола. Каким же удивительным образом Христос одержал над ним победу! “Тростью сокрушилась держава диавола,” — говорит один Святой. То есть власть диавола сокрушилась, когда Христу был нанесен последний удар тростью по голове. Стало быть, оборонительное духовное средство против диавола — терпение, а сильнейшее оружие против него — смирение. Сокрушение диавола есть самый целебный бальзам, излитый Христом во время Его Крестной Жертвы. После Распятия Христа диавол — словно змея, лишенная яда, словно пес с вырванными зубами. У диавола отнята его ядовитая сила, у псов, то есть бесов, вырваны зубы. Они сейчас обезоружены, а мы вооружены Крестом. Бесы не могут сделать созданию Божию ровным счетом ничего, если мы сами не дадим им на это права. Они только и могут что дебоширить — власти-то у них нет.

Однажды, живя в каливе Честного Креста, я совершил замечательное всенощное бдение! Ночью на чердаке собралось множество бесов. Сначала они со всей силы лупили по чему-то кувалдами, а потом стали шуметь, словно катали по чердаку здоровые чурбаны, кряжи деревьев. Я крестил потолок и пел: “Кресту Твоему покланяемся Владыко...” (“Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и Святое Воскресение Твоё славим” — стихира Честному Кресту). Когда я заканчивал петь, они опять начинали катать чурбаны. “Сейчас, — сказал я им, — разделимся на два клироса. Вы на верхнем катайте чурбаны, а я здесь, на нижнем, буду петь.” Когда я начинал петь, они останавливались. Я пел то “Кресту Твоему'...,” то “Господи, оружие на диавола Крест Твой дал еси нам...” (Воскресная стихира на Хвалитех 8 гласа). В псалмопении я провел отраднейшую ночь. Как только я умолкал, они продолжали меня забавлять. И ведь какой у них обширный репертуар! Каждый раз придумывают что-то новенькое!..

— Конечно после. Они сейчас такие, словно их молнией ударило. Если молния попадает в дерево, то разве оно не становится в мгновение ока обгорелым бревном? Вот и они сейчас такие, словно в них попала молния. Было время, и я говорил тангалашке: “Приходи, чтобы я тебя видел и не попадался тебе в лапы! Сейчас я на тебя только смотрю, а уже видно, какой ты злющий! А попадись я тебе в лапы — у, представляю, что меня ждет тогда!”

— Еще чего! Не хватало еще, чтобы он ведал сердца людей. Сердца ведает только Бог. И только людям Божиим Он иногда для нашего блага открывает, что у нас на сердце. Тангалашка знает только лукавство и злобу, которые он сам насаждает в тех, кто ему служит. Наших добрых помыслов он не знает. Только из опыта он иногда догадывается о них, но и здесь в большинстве случаев дает маху! И если Бог не попустит диаволу что-то понять, то тангалашка постоянно во всем будет ошибаться. Ведь диавол — это такая темнотища! “Видимость — ноль”! Предположим, у меня есть какой-то добрый помысел. Диавол о нем не знает. Если у меня есть помысел злой, то диавол знает его, потому что он сам мне его всевает. Если я сейчас хочу куда-то пойти и сделать доброе дело, например, спасти какого-то человека, то диавол не знает об этом. Однако, если сам диавол подскажет человеку: “Иди и спаси такого-то,” то есть подбросит ему такой помысел, то он сам подстегнет его гордость и поэтому будет знать о том, что у этого человека на сердце.

Все это очень тонко. Помните случай с Аввой Макарием? (См. Древний Патерик, М., 1899, С. 343-344) Однажды он встретил диавола, который возвращался из ближайшей пустыни. Он ходил туда искушать живших там монахов. Диавол сказал Авве Макарию: “Вся братия очень жестока со мной, кроме одного моего друга, который слушается меня и, когда видит меня, крутится, как веретено.” — “Кто этот брат?” — спросил Авва Макарий. “Его имя Феопемпт,” — ответил диавол. Преподобный пошел в пустыню и нашел этого брата. Очень тактично он привел его к откровению помыслов и духовно помог ему. Снова повстречавшись с диаволом, Авва Макарий спросил его о братьях, живущих в пустыне. “Все они очень жестоки со мной, — ответил ему диавол. — И что хуже всего, тот, кто прежде был моим другом, не знаю отчего, изменился и сейчас он самый жестокий из всех.” Диавол не знал, что Авва Макарий ходил к брату и исправил его, потому что Преподобный действовал смиренно, от любви. Диавол не имел прав относительно доброго помысла Аввы. Но если бы Преподобный возгордился, то он бы отогнал от себя Благодать Божию и диавол получил бы эти права. Тогда он знал бы о намерении Преподобного, потому что в этом случае тангалашка сам подстегивал бы его гордость.

Бог не попускает испытание, если из него не выйдет чего-то хорошего. Видя, что добро, которое произойдет, будет больше, чем зло, Бог оставляет диавола делать свое дело. Помните Ирода? Он убил четырнадцать тысяч младенцев и пополнил небесное воинство четырнадцатью тысячами мучеников-ангелов. Ты где-нибудь видела мучеников-ангелов? Диавол обломал себе зубы! Диоклетиан, жестоко мучая христиан, был сотрудником диавола. Но, сам того не желая, он сделал благо Христовой Церкви, обогатив Ее святыми. Он думал, что истребит всех христиан, но ничего не добился — только оставил нам в поклонение множество святых мощей и обогатил Церковь Христову.

Бог уже давно мог бы расправиться с диаволом, ведь Он — Бог. И сейчас, стоит Ему только захотеть, Он может скрутить диавола в бараний рог, [на веки вечные] отправить его в адскую муку. Но Бог не делает этого для нашего блага. Разве Он позволил бы диаволу терзать и мучить Свое создание? И, однако, до какого-то предела, до времени Он позволил ему это, чтобы диавол помогал нам своей злобой, чтобы он искушал нас, и мы прибегали к Богу. Бог попускает тангалашке искушать нас, только если это ведет к добру. Если это к добру не ведет, то Он ему этого не попускает. Бог все попускает для нашего блага. Мы должны в это верить. Бог позволяет диаволу делать зло, чтобы человек боролся. Ведь не терши, не мявши — не будет и калача. Если бы диавол не искушал нас, то мы могли бы возомнить о себе, будто мы — святые. И поэтому Бог попускает ему уязвлять нас своей злобой. Ведь, нанося нам удары, диавол выбивает весь сор из нашей пропыленной души, и она становится чище. Или же Бог позволяет ему набрасываться и кусать нас, чтобы мы прибегали к Нему за помощью. Бог зовет нас к Себе постоянно, но обычно мы удаляемся от Него и вновь прибегаем к Нему, только когда подвергаемся опасности. Когда человек соединится с Богом, то лукавому некуда втиснуться. Но, кроме этого, и Богу незачем позволять диаволу искушать такого человека, ведь Он попускает это для того, чтобы искушаемый был вынужден прибегнуть к Нему. Но так или иначе, лукавый делает нам добро — помогает нам освятиться. Ради этого Бог его и терпит.

Бог оставил свободными не только людей, но и бесов, поскольку они не вредят, да и не могут повредить душе человека, исключая те случаи, когда сам человек хочет повредить своей душе. Напротив, люди злые или невнимательные — которые, не желая этого, делают нам зло, — готовят нам воздаяние. “Не будь искушений, — никто бы не спасся”10, — говорит один Авва. Почему он так утверждает? Потому что от искушений происходит немалая польза. Не потому, что диавол был бы когда-нибудь способен сделать добро, нет — он зол. Он хочет разбить нам голову и бросает в нас камень, но Добрый Бог... ловит этот камень и вкладывает его нам в руку. А в ладошку другой руки Он насыпает нам орешков, чтобы мы покололи их этим камнем и покушали! То есть Бог попускает искушения не для того, чтобы диавол нас тиранил. Нет, Он позволяет ему искушать нас, чтобы таким образом мы сдавали экзамены на поступление в иную жизнь и при Втором Христовом Пришествии не имели чрезмерных претензий. Нам надо хорошенько понять, что мы воюем с самим диаволом и будем воевать с ним, пока не уйдем из этой жизни. Пока человек жив, у него много работы, дабы сделать свою душу лучше. Пока он жив, у него есть право на сдачу духовных экзаменов. Если же человек умрет и получит двойку, то из списка экзаменуемых он отчисляется. Пересдачи уже не бывает.

— Геронда, а помнит ли диавол свое прежнее состояние?

Как-то раз одному монаху (Как было выяснено позднее, этим монахом был сaм Старец Паисий.) стало очень больно за бесов. Приклонив колена, пав ниц, он молился Богу следующими словами: “Ты — Бог, и стоит Тебе захотеть, Ты можешь найти способ для спасения и этих несчастных бесов, которые сперва имели столь великую славу, а сейчас обладают всей злобой и коварством мира, и если бы не Твое заступничество, то они погубили бы всех людей.” Монах молился с болью. Произнося эти слова, он увидел рядом с собой морду пса, который высовывал ему язык и его передразнивал. Видимо, Бог попустил это, желая известить монаха, что Он готов принять бесов, лишь бы они покаялись. Но они сами не желают своего спасения. Посмотрите — падение Адама уврачевалось пришествием Бога на землю, Вочеловечением. Но падение диавола не может быть уврачевано ничем иным, кроме его собственного смирения. Диавол не исправляется потому, что не хочет этого сам. Знаете, как был бы рад Христос, если бы диавол захотел исправиться! И человек не исправляется лишь в том случае, если не хочет этого сам.

— Как не знает! Но разве его гордость позволит ему смириться? А кроме этого, он еще и лукав. Сейчас он старается приобрести весь мир. “Если у меня будет больше последователей, — говорит он, — то, в конце концов, Бог будет вынужден пощадить все Свои создания, и я тоже буду включён в этот план!” Так он полагает. Поэтому он хочет привлечь на свою сторону как можно больше народу. Видите, куда он клонит? "На моей, — говорит, — стороне столько людей! Бог будет вынужден оказать милость и мне!” [Он хочет спастись] без покаяния! А разве не то же самое сделал Иуда? Он знал, что Христос освободит умерших из ада. “Пойду-ка я в ад прежде Христа, — сказал Иуда, — чтобы Он освободил и меня!” Видишь, какое лукавство? Вместо того, чтобы попросить у Христа прощения, он сунул голову в петлю. И посмотрите, благоутробие Божие согнуло смоковницу, на которой он повесился, но Иуда [,не желая остаться в живых,] поджал под себя ноги, чтобы они не касались земли. И все это ради того, чтобы не сказать одно-единственное “прости.” Как это страшно! Так и стоящий во главе эгоизма диавол не говорит “согреших,” но без конца бьется над тем, чтобы перетянуть на свою сторону как можно больше народу.

— Этого еще не хватало, чтобы диавол правил миром! Сказав о диаволе “князь мира сего” (Ин. 16:11), Христос имел в виду не то, что он миродержец, но то, что он господствует суетой, ложью. Да разве можно! Разве Бог допустил бы диавола до миродержительства? Однако те, чьи сердца отданы суетному, мирскому, живут под властью “миродержителя века сего” (Еф. 6:12). То есть диавол правит суетой и теми, кто порабощен суете, миру. Ведь что значит слово “мир”? Украшения, суетные финтифлюшки, не так ли? (Значения слова “***” в древнегреческом языке: “1. украшение, наряд, 2. порядок, 3. мир, вселенная, 4. все мирское и земное.” См. А.Д. Вейсман, Греческо-русский словарь, С-П6, 1899, С. 725). Итак, под властью диавола находится тот, кто порабощен суетой. Сердце, плененное суетным миром, удерживает душу в состоянии неразвивающемся, а ум — в помрачении. И тогда человек только кажется человеком, по сути же он является духовным недоноском.

— Потому что мирской дух проникает в нашу жизнь мало-помалу. Как еж к зайцу в домик входил: сначала он попросил зайца разрешения просунуть в его домик свою голову, чтобы она не мокла под дождем. Потом просунул в домик одну лапку, потом другую и, наконец, весь протиснулся внутрь и своими иголками вытеснил косого из его жилища. Так и мирское мудрование обманывает нас маленькими уступками и мало-помалу овладевает нами. Зло идет вперед потихоньку. Если бы оно продвигалось резкими скачками, то мы бы не обманывались. Когда [озорники] ошпаривают лягушку, то льют на неё кипятком по капельке. Если вылить на лягушку весь кипяток сразу, то она подпрыгивает и убегает от опасности. Если же чуть полить на нее кипятком, то сначала она стряхнет его, а потом успокоится. Если продолжать лить понемногу, то сперва она опять будет его немного стряхивать, но постепенно обварится и не заметив как. “Да что же ты, квакушка! Раз на тебя плеснули кипятком, вскакивай и беги! Нет, не убегает. Надувается, надувается, а потом обваривается. Так же поступает и диавол — он “обдает нас кипятком” по капельке, а в конечном итоге, и не заметив как, мы оказываемся “сваренными” (Старец приводит этот пример для того, чтобы показать, насколько легко мы принимаем зло или грех, если они входят в нашу жизнь потихоньку, шаг за шагом. Если бы зло или грех вторгались в нашу жизнь резко, то мы бы им противодействовали, тогда как постепенно уступая злу, мы к нему привыкаем и в конечном итоге всецело порабощаемся им. — Прим. пер).

— Нет, само по себе сердечное пожелание не является злым. Но вещи, пусть даже и не греховные, пленяя частичку моего сердца, уменьшают мою любовь ко Христу. И такое негреховное хотение тоже становится злым, потому что через него враг мешает моей любви ко Христу. Если я желаю получить что-то полезное, например, книгу, и это полезное пленяет частичку моего сердца, то такое пожелание недобро. Почему книга должна пленять часть моего сердца? Что лучше — хотеть книгу или вожделевать Христа? Любое пожелание человека — каким бы хорошим оно ни казалось, — [всё-таки] ниже, чем желать Христа или Пресвятую Богородицу. Разве может Бог не отдать мне всего Себя, если я отдам Ему свое сердце? Бог ищет сердца человека. “Сын Мой, отдай сердце твое Мне” (Притч.23:26). И если человек отдаст Ему свое сердце, то после Бог дает ему то, что любит его сердце, лишь бы это было ему не во вред. Сердце не растрачивает себя зря только тогда, когда оно отдается Христу. И только во Христе человек в этой жизни обретает отдачу божественной любви, а в жизни иной, вечной — божественное радование.

Нам следует избегать мирских вещей, чтобы они не пленяли нашего сердца. Будем пользоваться вещами простыми, такими, чтобы они лишь обеспечивали наши потребности. Однако будем заботиться о том, чтобы используемые нами вещи были надежными. Желая пользоваться какой-то красивой вещью, я отдаю этой красоте все свое сердце. Для Бога потом в сердце не остается места. Например, проходя мимо какого-то дома, ты видишь роскошные украшения, мрамор, отделку, восхищаешься камнями и кирпичами и оставляешь среди всего этого свое сердце. Или ты видишь в магазине красивую оправу для очков, и тебе хочется ее купить. Если ты ее не купишь, то оставишь свое сердце в этом магазине. Если же купишь и будешь носить, то твое сердце будет вставлено в эту оправу и приклеено к ней. Особенно легко попадаются на эту удочку женщины. Женщин, которые не растрачивают свое сердце по суетным пустякам, немного. Я хочу сказать, что диавол расхищает их богатые сердца с помощью всего мирского, цветного, блестящего. Если женщине понадобится тарелка, то она будет стараться найти тарелку с цветочками. Можно подумать, что в тарелке без цветочков прокиснет ее стряпня! А некоторые духовные женщины попадаются на серьезных рисунках — двуглавых [византийских] орлах и тому подобном. А потом спрашивают: “Почему мы бесчувственны по отношению к духовному?” Но как же ты придешь в чувство, если твое сердце распылено по шкафчикам и блюдечкам? У тебя нет сердца — есть лишь кусок мяса — сердечная мышца, которая тикает в твоей груди подобно часам. А такой механической работы сердца хватает лишь на то, чтобы ноги переставлять. Потому что немного сердца уходит к одному, немного к другому, и для Христа ничего не остается.

— Эти пожелания, насколько бы безгрешными они ни были, еще хуже, чем желания греховные. Ведь греховная похоть когда-нибудь почувствуется человеком как грех — со временем он начнет испытывать угрызения совести и приложит старание, чтобы исправиться. Он покается, скажет: “Согрешил, Боже мой.” Тогда как эти “добрые” пожелания, напротив, его не беспокоят, человек полагает, что у него все в порядке. “Я, — говорит, — люблю все хорошее, все красивое. Ведь и Бог тоже создал все красивым.” Да, это так, но любовь такого человека направлена не к Творцу, а к тварному. Поэтому хорошо, если мы отсекаем всякое пожелание. Когда человек прилагает какое-то усилие ради Христа, жертвует тем, что он любит, — каким бы хорошим оно ни было, — и делает то, что не любит, то Бог дает ему больший покой. До того, как сердце очистится, оно имеет мирские хотения, и они его радуют. Однако, очистившись, сердце печалится от мирских хотений, чувствует к ним отвращение. И тогда сердце радуется духовному. Таким образом, гнушаясь мирскими хотениями, сердце становится чистым. Не почувствовав отвращения к этим хотениям, сердце увлекается ими. Но видишь как получается: мы не хотим даже чуточку стеснить нашего ветхого человека, а хотим исполнять его прихоти. Как же после этого мы станем подражателями Христу?

— "Восток востоков и сущии во тьме и сени!” (“Посетил ны есть свыше, Спас наш Восток Востоков, и сущии во тьме и сени обретохом Истину, ибо от Девы родился Господь.” Светилен по 9 песне на Рождество Христово)

— Говоря, что кто-то уловил восточный дух и оставил дух европейский, я хочу сказать, что, оставив логику, рационализм, человек уловил простоту и благоговение. Ведь простота и благоговение — это и есть православный дух, в котором почивает Христос, Сегодня духовным людям часто не хватает простоты — той святой простоты, которая восстанавливает силы души. Не отказавшись от мирского духа, не начав вести себя просто, то есть, не думая, как на тебя посмотрят или что о тебе скажут другие, человек не вступает в родство с Богом, со святыми. Для того чтобы вступить в такое родство, необходимо начать жить в духовном пространстве. Чем с большею простотой ведет себя человек — особенно в монашеском общежитии — тем глаже, "обкатанней” он становится, потому что стираются выпуклости страстей. Если же это не так, то он старается сфабриковать из себя человека ложного. Поэтому, для того, чтобы уподобиться ангелам, постараемся сбросить с себя костюмы мирского карнавала.

Знаете, чем отличаются люди мирские от людей духовных? Люди мирские заботятся о том, чтобы был чистым их двор. Их не интересует, замусорен ли их дом изнутри. Они чистят двор и заметают сор внутрь дома. “Людям, — говорят, — виден двор, дом изнутри они не видят.” То есть, пусть я буду замусорен внутри, но не извне. Им хочется, чтобы другие ими любовались. Люди же духовные заботятся о том, чтобы дом был чист внутри. Их не волнует, что скажут о них люди, потому что Христос обитает в доме — в сердце, а не во дворе.

А есть и такие монахи, которые говорят: “Мы должны проявить нашу культуру.” Какую культуру? Мирскую? Было бы естественно, если бы мы, как монахи, проявляли нашу духовную культуру, духовное развитие. Какое духовное развитие? А вот какое: не стараться опередить людей мирских в развитии мирском, ведь это мирское развитие мучает даже их, не говоря уже о монахах. Наша духовная скорость должна быть такой высокой, чтобы и люди мира сего увлекались вслед за нами. Если мы, монахи, делаем то же самое, что какой-нибудь высокодуховный мирянин, то людям мирским это опять-таки не на пользу, потому что пример высокодуховного мирянина у них есть и без нас. Наша жизнь должна быть более высокой, чем жизнь духовных мирян. Монах не должен ставить перед собой цели показать другим какое-то мирское развитие. Это наносит монашеству оскорбление. Монах, мыслящий по-мирски, показывает, что он сбился с пути — он вышел в него ради Христа, но его душа стремится в мир. Путем мирского развития, которое считается прогрессом, монашество приходит к духовному разложению.

Мы всё читаем и читаем о преподобных отцах, но даже немножко не задумываемся о том, где и как они жили. Господь сказал: “Лисицы имеют норы,... а Сын Человеческий не имеет где преклонить голову” (Мф. 8:20 и Лк. 9:58). Это потрясает. Преподобные отцы старались жить в пещерах и быть похожими на Христа. Они ощущали радость Христову, потому что подражали Ему во всем. Их интересовало только это. Святые Отцы превратили пустыню в духовный град, а мы сегодня превращаем ее в мирской город.

Церковь Христова убегает в пустыню, чтобы спастись (Апок. 12:6), а мы превращаем пустыню в мирской город. А люди соблазнятся этим, останутся без помощи и после им будет не за что ухватиться. Вот эту-то великую опасность я вижу в переживаемые нами трудные годы. При том, что сегодня нам следовало бы жить более по-монашески, чтобы иметь божественные силы, мы, к несчастью, попадаем под влияние мирского духа, он изменяет нас в худшую сторону, и мы становимся бессильными. То есть мы сами изгоняем из себя наш дух и становимся мертвым телом.

Чем духовно ослабленный монах может тронуть сердце мирского человека? Если оставить спирт в открытой бутылке, то он выдохнется, потеряет всю свою крепость, не сможет ни убивать микробов, ни гореть. А если заправить таким выдохшимся спиртом спиртовку, то он вдобавок испортит и фитиль. Так и монах: будучи невнимательным, он отгоняет от себя божественную Благодать и после этого имеет лишь схиму — вид монаха. Он подобен выдохшемуся спирту и не может “прижечь” дьявола. Ведь “свет монахов суть ангелы, а свет человеков монахи!” (“Свет монахов суть Ангелы, а свет для всех человеков монашеское житие; и поэтому да подвизаются иноки быть благим примером во всем, никому же ни в чем же претыкание дающе ни делом, ни словами (2 Кор. 6:3). Если же свет сей бывает тьма, то оная тьма, то есть сущие в мире кольми паче помрачаются.” Преподобного Отца Аввы Иоанна Игумена Синайской Горы Лествица в русском переводе. Свято-Троице-Сергиева Лавра, 1898, С. 181). Но “выдохшиеся” монахи перестают быть светом. Знаете, насколько разрушительно мирское мудрование! Если из монашества уходит его духовная сила, то в нем уже ничего не остается. Ведь “если соль обуяет,” то она не годится даже на удобрение. Помои, мусор становятся перегноем, но не соль. Если “удобрить” солью растение, то она его сожжет. В ту эпоху, которую мы сейчас переживаем, монашеству следует ярко сиять. Всей этой гнили и разложению требуется соль. Если в монастырях не будет мирского мудрования, если их состояние будет духовным, то это станет их величайшим приношением обществу. Им не нужно будет ни говорить, ни делать что-то еще, потому что они будут говорить своей жизнью. Сегодня мир нуждается именно в этом.

А посмотрите на католиков — до чего дошли они! Помню, как много лет назад, когда я был в монастыре Стомион в Конице, кто-то принес мне обрывок газеты, где было написано: “Триста католических монахинь выразили протест — сначала в связи с тем, что их не допустили на просмотр художественного фильма в кинотеатре, а потом другой протест — почему их платья не до колен, а до щиколоток.” Прочитав это, я был настолько возмущен, что даже сказал: “Да в конце концов, зачем же вы становились монахинями?” А в конце заметки было написано, что они сбросили рясы, вернулись в мир. Но с таким образом мыслей они вернулись в него еще раньше. А в другой раз мне довелось увидеть католическую монахиню, которая занималась якобы миссионерской работой и была, — как бы это выразиться, — ну все равно, что некоторые зело мирские девицы. Совершенно никакого отличия! Так не попустим же и мы этому европейскому духу вселиться в нас, чтобы и нам не дойти до такого.

— Это не трудно, но только необходимо бодрствование. Постоянно размышляй о том, что говорил Арсений Великий: “Ради чего ты ушел из мира?..” (См. Достопамятные сказания о подвижничестве Святых и Блаженных Отцов. Свято-Троице-Сергиева Лавра. 1993, С. 27). Мы забываем, ради чего пришли в монастырь. Худо-бедно, но начинают хорошо все, вот только не все хорошо заканчивают, потому что забывают, ради чего они уходят в монастырь.

Самое важное сегодня — не приспосабливаться к этому мирскому духу. Такое неприспособленчество — свидетельство о Христе. Постараемся, насколько возможно, не дать этому потоку увлечь, унести нас по мирскому руслу. Умная рыба на крючок не попадается. Видит наживку, понимает, что это такое, уходит из этого места и остается непойманной. А другая рыба видит наживку, спешит ее проглотить и тут же попадается на крючок. Так и мир — у него есть наживка, и он ловит на нее людей. Люди увлекаются мирским духом и потом попадаются в его сети.

Большинство злоключений происходит от несправедливостей. Например, если несправедливостью люди наживают себе богатство, то несколько лет они как сыр в масле катаются, но потом тратят все несправедливо собранное на врачей. Ведь в псалме как написано: “Малое у праведника — лучше богатства многих нечестивых” (Пс. 36:16). “Злая разжива — только ветру нажива” — говорит пословица. Все, что накапливается неправдой, уходит, разлетается по ветру. Болезни, банкротства, прочие несчастья, происходящие как испытания от Бога, случаются редко и с весьма немногими. Такие люди будут иметь от Бога чистую мзду, и обычно они становятся впоследствии более богатыми, подобно Иову. А кроме того, тела многих умерших остаются в земле неразложившимися как раз по этой причине — при жизни эти люди совершили какую-то несправедливость (На Святой Афонской Горе и вообще в Греции останки усопших через 3-4 года после кончины извлекают из могилы, омывают и складывают в особых усыпальницах. Если тело усопшего не разложилось, то его вновь закапывают в могилу и усугубляют молитву о упокоении почившего. — Прим. пер.).

Человек неправедный, да и вообще — любой, который в чем-то провинился перед другим и не попросил прошения, — терзается от угрызений собственной совести, а кроме того — от негодования того человека, которого он обидел. Ведь если тот, с кем поступили несправедливо, не простит своего обидчика и будет сетовать на него, то последний начнет испытывать сильные терзания, страдать. Он не сможет уснуть, он будет чувствовать себя, словно его швыряют штормовые волны. Уму непостижимо — как он ощущает негодование обиженного им! Когда один человек любит другого и — в положительном смысле этого слова — думает о нем, то последний ощущает эту любовь. В случае с обидчиком происходит нечто подобное. О, тогда возмущение обиженного выворачивает ему душу! Даже если он находится где-то далеко — хоть в Австралии, хоть в Йоханнесбурге — если чья-то душа возмущена по его вине, то он не находит себе покоя.

— Думаешь, бесчувственные люди не испытывают страданий? Испытывают, только они отвлекают себя развлечениями, чтобы забыться. Может быть и такое: неправедно обиженный простил виновного, но в его сердце еще осталось немного возмущения. Тогда и сам он в некоторой степени страдает, но виновный в его возмущении — страдает очень сильно. Однако, если тот, кто виновен, попросит прощения и неправедно обиженный его не простит, то страдать начинает он сам. Нет пламени, которое жжет сильнее, чем внутреннее жжение души, происходящее от угрызений совести. Совесть такого человека еще в этой жизни мучается, её непрестанно гложет внутренний червь. Но нет сомнения, что в иной, вечной жизни “червь неусыпающий” будет глодать его совесть еще сильнее — если в этой жизни человек не покается и не возвратит своим ближним то, что он неправдой отнял у них — хотя бы своим благим произволением, если сделать это иным способом уже невозможно.

Состарившись и будучи прикованным к постели, неправедный адвокат мучился от кошмаров и не мог спать. Это продолжалось годы. Вдобавок его разбил паралич, и он не мог говорить. Духовник старался убедить его хотя бы написать свои грехи на бумаге, но несчастный вконец потерял контроль над собой. Священник был вынужден прочитать над ним молитву “седми отроков над немощным и неспящим” (См. Большой Требник. Молитва на немощного и неспящего. М. Синодальная типография. 1884, Л. 165 об), чтобы тот хоть немножко уснул, а также заклинательные молитвы, чтобы хоть как-то облегчить его состояние. Так адвокат и скончался, и теперь остается лишь молиться Богу, чтобы Он дал его душе действительный покой.

Несправедливость бывает двух видов: материального и нравственного. Материальная несправедливость — это когда человек несправедлив с кем-то в материальном, вещественном отношении. Нравственная несправедливость, это когда кто-то, к примеру, закружит голову девушке и совратит ее. А если обманутая девушка вдобавок сирота, то обманувший ее обременяет свою душу в пять раз тяжелее. Знаешь, как быстро пуля находит таких безнравственных людей на войне? На войне божественную справедливость и попечение Божие о людях видно особенно отчетливо. Война не терпит бесчестия — человека безнравственного быстро находит пуля. Однажды наши две роты должны были сменить на передовой батальон, который уходил на отдых. Во время смены коммунисты пошли на нас в атаку, и закипел бой. А один солдат из уходящего батальона совершил за день до этого мерзкое бесчестие — насилие над несчастной беременной женщиной. Ну и что же: в том бою был убит только он один! Разве это не страшно? Все потом говорили: “Так этой скотине и надо — поделом шлепнули.”

Может случиться, что в какой-то семье дед или бабушка совершали какие-то несправедливые поступки, но на них самих это никак не отразилось. Однако наказание постигает их детей или внуков, которые заболевают и бывают вынуждены растратить на врачей то, что было собрано неправдой, чтобы таким образом оплатить долги предков. Помню одну семью, на которую обрушилось много напастей. Сначала тяжкая болезнь поразила главу семьи: несколько лет он промучился, будучи прикованным к постели, и после этого умер. Затем умерла его жена и дети — один за другим. Недавно умер и последний — пятый ребенок. Эта семья была прежде очень богатой, но дошла до нищеты, потому что для того, чтобы заплатить врачам и покрыть разные другие расходы, они распродавали все, что имели, за бесценок. “Почему же на них сыпется столько болезней и бед?” —удивлялся я. С некоторыми членами этой семьи я был знаком. По ним было видно, что их беды не имеют ничего общего с теми благословенными испытаниями, которые посылает Своим избранникам Бог. “Скорее всего, — подумал я, — в их случае вступили в действие духовные Божии законы.” Для того чтобы развеять сомнения, я постарался расспросить об их семье некоторых достойных доверия стариков — их земляков, которые рассказали мне следующее. Глава этой семьи получил от своего отца какое-то наследство и впоследствии увеличил его, совершив разные несправедливые деяния. Например, какая-то вдова просила у него взаймы денег, чтобы выдать замуж свою дочь. Свой долг она вернула бы после уборки и обмолота хлеба. Он же давал ей деньги при условии, что она перепишет на его имя свой участок под строительство дома. Будучи в нужде, несчастная давала ему все, что он просил. Другой человек просил взаймы для того, чтобы уплатить долг банку. Взятые деньги он вернул бы после уборки хлопка, но несправедливый глава семьи не соглашался и требовал взамен целое поле. Несчастный, боясь преследований со стороны банка, отдал ему свое поле. Третий просил одолжить немного денег, чтобы заплатить врачам, и злой заимодавец требовал у него корову. Бедняк отдавал ему то, что он просил. Таким способом этот человек сколотил себе немалое состояние. Однако весь ропот страдальцев ударил не только по нему самому и его жене, но даже по их детям. Таким образом, вступили в действие духовные законы, и самим членам семьи несправедливого богача пришлось оказаться в шкуре тех, кто был обижен ими. Так, для оплаты врачей и прочих расходов, связанных с болезнями, несчастными случаями и другими бедами, они за бесценок распродали все, что имели. Из больших богачей они превратились в нищих, и ушли из жизни все — один за другим. Конечно, Бог будет судить их в соответствии со Своей великой любовью и справедливостью. А те, кто, находясь в нужде, были вынуждены продать последнее, чтобы заплатить врачам или кому-то еще, и из-за этого обнищали, получат мзду в соответствии с той неправдой, которую они претерпели. Люди же несправедливые, претерпевая такие несчастья, оплачивают ими свои долги перед Богом.

— Как мы должны к нему относиться? Как к нашему великому благодетелю, который делает на наше имя вклады в Божию Сберегательную Кассу. Такой человек навеки делает нас богатыми. Разве этого мало? Разве мы не любим того, кто нам благодетельствует, разве мы не выражаем ему свою признательность? Точно так же мы должны любить и быть благодарны тому, кто поступает с нами несправедливо, потому что он благодетельствует нам для вечности. Как люди неправедные навеки лишены оправдания, так и те, кто с радостью приемлет неправду, получают оправдание вечное.

Если человек терпит, то все становится на свои места. Бог все устраивает. Но требуется терпение, терпение, в котором нет рассудочности. Раз Бог все видит и следит за всем, то человек должен без остатка вверять себя Ему. Посмотри на Иосифа (См. Быт. 37:20 и далее) — ведь он молчал, когда братья продавали его в рабство. Он мог сказать: “Я их брат,” но не сказал ни слова — зато потом Бог сказал Свое слово и сделал его царем. Если же у человека нет терпения, то его жизнь превращается в муку — ему хочется, чтобы все совершалось так, как удобно ему, так, чтобы ему было хорошо. Но, естественно, и что покоя он не находит, и происходит все не так, как он хочет.

— Геронда, когда мы покупаем что-то для монастыря, некоторые торговцы отказываются выписывать нам счет (Не выписывая счета, торговцы скрывают совершенную торговую сделку от налоговых органов и покупатель не платит положенного налога, который в Греции очень высок (до 25% стоимости товара). — Прим. пер). Что делать в таких случаях?

— Счет они должны выписывать вам всегда, но, кроме того, вы сами должны ограничить свои запросы. Ограничьте свои потребности необходимым, не заводите лишних строек и ремонтов. Я бы на вашем месте поступал именно так. А что нужно — Бог пошлет. Прося, чтобы нам не выписывали счета, мы — монахи — подталкиваем на грех и других, которые говорят: “Ну, раз уж так ведут себя даже монастыри....” Знаете, как соблазняем других мы — люди, стремящиеся исполнить заповеди Божий, если ведем себя подобным образом? “Емуже дань — дань,” — говорит Священное Писание. Посылая письма не по почте, а с кем-то, я все равно наклеиваю на конверт марки. Люди мирские находят себе оправдание в подобных вещах, но если таким же образом ведут себя монастыри, то это показывает их неискренность и то, что Евангелие отошло у них на задний план. Не отдавая материального, вещественного (как заповедует Евангелие — “если кто-то хочет взять у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду” Мф. 5:40), мы совершаем тем самым дурную проповедь, и после этого люди мирские оправдывают свои падения, стараются найти себе оправдание, чтобы как-то успокоить свою совесть. Нам надо быть внимательными, потому что в день Страшного Суда нам будет нечем оправдаться. Наша задача — получить, главным образом, духовную, а не только материальную прибыль. И если по какой-то причине вам не выписывают счета, то вы должны считать, что потерпели духовный ущерб.

Государственный служащий клянется честно выполнять свои обязанности (Государственные служащие в Греции дают присягу честно выполнять свои обязанности. — Прим. пер). Мы, монахи, даем не такую клятву, но вдвое большую: мы даем духовный обет, и если мы его нарушаем, то наш грех — вдвое больше. Старайтесь удержать равновесие, сохранить в монашестве что-то иного [не мирского] порядка. Я вижу, как зреет нарыв. Он прорвется, очистится. Тем, кто находится в духовно неправильном состоянии, Бог Своей Благодати не дает — иначе Он помогал бы диаволу. Старайтесь иметь искренность, честность. То, что происходит сейчас, похоже на состояние пьяного, который еле держится на ногах. Разве такое может долго продолжаться? Разразится гнев Божий. Нам предстоит сдача экзаменов. В “первом туре” медь отделится от золота, во втором станет видно, сколько каратов золота в каждом из нас.

Ох, как же дурачат людей! Принесли мне как-то большую коробку со сладостями. Я не открывал ее и ждал, когда придет большая группа паломников. “Иначе, — думал я, — сладости останутся несъеденными и в открытой коробке их испортят муравьи.” Однажды, когда собралось много народу, я посчитал, что сладостей в коробке должно хватить на всех и еще остаться. Открыв коробку, я увидел, что почти вся она была заполнена пенопластом, и только в середине было крохотное свободное место для сладостей — то есть почти вся коробка оказалась пустой! В другой раз мне принесли красивую подарочную коробку с лукумом, перевязанную лентой. “Приберегу-ка я ее для детей из Афониады” (Афониада (“Афонская Церковная Академия”) основана в 1753 г. Расположенное на Святой Афонской Горе закрытое учебное заведение для мальчиков. Помимо предметов, входящих в программу средней школы, воспитанники Афониады изучают богословские и церковно-прикладные дисциплины [Священное Писание, Жития Святых, Литургику, древнегреческий язык, византийское церковное пение, иконописание и др.). — Прим. пер), — решил я. Но когда я открыл ее, оказалось, что лукум был старый и уже черствый. Я такого жесткого лукума людям не даю — выбираю помягче.

Бывает и такое: на одного человека сваливают всю работу, а его сослуживец приходит только для того, чтобы получать зарплату. Я знаю одного такого человека, он был управляющим в одной организации. После выборов его сняли с должности и на его место поставили другого — члена той партии, что пришла к власти. Этот новый управляющий не имел даже среднего образования. Управляющим-то его сделали, но работы он не знал, и поэтому его предшественника не могли перевести на другое место. Ну, и какой же тогда они нашли выход? А вот какой: поставили в кабинет управляющего еще один письменный стол! Всю работу делал старый управляющий, а новый только сидел сложа руки: сигаретки, кофеек, болтовня... Ни стыда, ни совести! И умом он вдобавок совсем не блистал — нес всякую ахинею, а вся ответственность ложилась на старого управляющего. Дошло до того, что бедняга был вынужден уйти. “Слушай-ка, — сказал он новому, — я, пожалуй, уйду. Кабинет у нас тесный — два стола еле помещаются. Оставайся ты лучше один.” Ну и ушел, потому что тот сделал его жизнь беспросветной. И ведь не день и не два, а каждый Божий день у тебя над душой стоит такой тип — это же сущее мучение!

Человека справедливого остальные обычно спихивают на самое последнее место или даже вообще оставляют без места. С такими людьми обходятся несправедливо, о них вытирают ноги, переступают, как говорят, через трупы. Но чем сильнее люди давят на такого справедливого человека, чем ниже они его опускают, тем сильнее и выше поднимает его Бог — как вода выталкивает вверх поплавок. Однако необходимо огромнейшее терпение. От терпения многое встает на свои места. Тот, кто хочет жить добродетельно и быть честным в отношении своей работы — будь он рабочим, торговцем или кем угодно еще, должен решиться на то, что, начав работать честно, он дойдет до того, что ему, к примеру, нечем будет платить за аренду — если, скажем, у него магазин. Но таким образом к нему придет благословение Божие. Однако не надо стремиться [честностью и низкими ценами] привлечь к себе побольше покупателей и заказчиков. Не это должно быть целью [честности] — в противном случае Бог ничего не даст. Бог не оставит человека, если он скажет так: “Стану жить по Богу. Несправедливо не буду поступать ни с кем. Буду называть настоящую цену каждому товару: к примеру, этому цена пятьдесят драхм, а тому — двести.” Он станет поступать так, а в то же время другой торговец будет продавать ту вещь, которая стоит пятьдесят драхм, за пятьсот — и разбогатеет. Однако в конце концов обманщика раскусят, и он дойдет до того, что ему придется закрывать свою лавочку, потому что ему будет нечем платить даже за аренду. А честный торговец потихоньку дойдет до того, что у него отбоя не будет от покупателей, и чтобы справляться с их наплывом, он будет вынужден постоянно брать на работу все новых и новых продавцов! Но вначале надо пройти через испытания. Добрый человек испытывается, когда проходит через руки злых — подобно шерсти в чесальном станке.

Если человек слушается диавола, живет хитростью и лукавством, то Бог не благословляет его труды. То, что люди делают с лукавством, — не преуспевает. Может показаться, что дело лукавых людей преуспевает, но в конце концов оно все равно рухнет. В каком угодно деле самое главное — приступать к нему, стремясь к благословению Божию. Если человек живет по правде, то Бог на его стороне. А если он вдобавок имеет сколько-нибудь дерзновения к Богу, то совершаются чудеса. Живя по Евангелию, человек живет со Христом и имеет право на божественную помощь. А как же иначе? Ведь он имеет на неё право. Вся основа именно в этом. Если это есть, то бояться нечего. Значимо то, чтобы Христу, Божией Матери и Святым было благоугодно каждое наше действие. Тогда благословение Христово, Божией Матери и Святых пребудет на нас, тогда на нас будет почивать Святой Дух. Честность человека — самое лучшее Честное Древо. Если кто-то нечестен и носит на себе частичку Честного Древа, то это всё равно, как если бы он не носил ничего. Если же у честного человека и нет частички Честного Древа, то божественную помощь он все равно получает. А представляешь, если у него вдобавок к его честности есть еще и частичка Честного Древа!..

Я видел души, которые хотя и были несправедливо обижены, добрыми помыслами перетерпевали неправду, и Благодать омывала их в этой жизни. Много лет назад меня посетил один благоговейный христианин — человек простой и добрый. Он просил меня помолиться о его детях, чтобы Христос просветил их и, придя в совершенный возраст, они не возроптали на своих родственников за ту великую несправедливость, которую те им сделали. Потом он рассказал мне, в чем было дело, и я понял, что он действительно был человеком Божиим. Он был старшим из пяти детей своего отца, и после того, как тот неожиданно умер, он заменил его своим братьям и сестрам. Как добрый отец, он работал не покладая рук, приобретал имущество, земельные участки, обеспечивал семью. Двух сестер выдал замуж. Младшие братья тоже женились и все хорошие угодья, масличные сады и прочее забрали себе, а ему оставили негодные, бесплодные, песчаные участки. Наконец, сам он тоже женился и у него родилось трое детей. Он был уже немолодым человеком и думал о том, что его дети, повзрослев, могут понять, что с ними обошлись несправедливо, и начнут роптать. “Я не расстраиваюсь из-за этой несправедливости, — говорил он мне, — потому что читаю Псалтирь. Одну кафизму вечером и две перед рассветом. Я уже почти что выучил Псалтирь наизусть, и ни в одном псалме не говорится, чтобы люди неправедные преуспевали, но говорится, что о людях праведных промышляет Бог. Мне, отец мой, не жалко тех участков, что я потерял — мне жаль моих братьев, губящих свои души.” Этот благословенный человек уехал. В следующий раз он посетил меня примерно через десять лет. Он пришел очень радостный и спросил: “Помнишь ли ты меня, отец, помнишь ли?” — “Да,” — ответил я ему и спросил, как его дела. — “Сейчас, — говорит, — я стал богатым!” — “Как же это, брат, ты стал богатым?” — “А вот как: те негодные песчаные участки, что у меня были, очень поднялись в цене, потому что были расположены на берегу моря. Сейчас у меня много денег, и я пришел к тебе для того, чтобы спросить, что мне с ними делать.” — “Построй, — говорю, — своим детям домик и отложи какие-то средства им на учебу — пока они не станут на ноги.” — “Детям, — говорит, — я уже отложил, но все равно остается много.” — “Тогда помоги бедным — сначала родственникам, а потом и другим.” — “Уже помог, отец, но все равно остается много!” — “Пожертвуй деньги на строительство храма и часовен в вашей деревне.” — “И на это пожертвовал, но все равно остается много!” Тогда я сказал ему, что буду молиться, чтобы Христос просветил его творить добро там, где в этом есть наибольшая необходимость. Потом я спросил: “А как поживают твои братья, где они?” Он расплакался и сквозь слезы проговорил: “Не знаю, отец мой, даже и следы потерялись. Участки в деревне, масличные сады и угодья они распродали. Где они сейчас — я не знаю. Сперва уехали в Германию, потом в Австралию, и сейчас о них ни слуху, ни духу.” Я не знал, что он так расстроится из-за братьев, и пожалел, что спросил об этом. После я утешил его, и он ушел в мире. Я сказал ему: “Давай будем вместе молиться, чтобы и о них тоже получить радостные известия.” Потом мне на память пришел следующий псалом: “Видел я нечестивца грозного, расширявшегося, подобно укоренившемуся многоветвистому дереву; но он прошел и вот нет его; ищу его и не нахожу” (Пс. 36:35-36). С его несчастными братьями произошло именно это.

5. “Благословите, а не кляните...”
(Рим. 12:14)

Oдин человек спросил меня: “Почему мы поем в Великую Четыредесятницу: “Приложи им зла, Господи, приложи зла славным земли?” (Ис. **26:15) Ведь это же проклятие.” Я ответил ему: “Когда варвары ни с того ни с сего идут войной на какой-то народ, желая его уничтожить, и народ молится, чтобы их постигло зло — то есть, чтобы сломались их колесницы, заболели их лошади, чтобы им что-то помешало, то хорошо это или плохо? Священное Писание имеет в виду именно это — чтобы они встретили препятствие на своем пути. Это не проклятие.”

Начала везде искать — пока нашла, вся измучилась. Наконец, найдя ее, она с негодованием сказала: “Пусть на той самой веревке поволокут ту, кто ее взяла!” Прошло какое-то время, и однажды брат богатой соседки баловался с оружием (которое осталось от итальянцев) — думая, что оно не заряжено. Но оно оказалось заряжено, произошел выстрел, и пуля попала богатой женщине в шею. Надо было нести ее в больницу. Решили нести на деревянной лестнице — как на носилках, а чтобы раненая не упала, надо было привязать ее к лестнице. Нашли тот ворованный кусок веревки, но его не хватило. Побежали по соседям, принесли еще два ворованных куска, привязали несчастную к лестнице и понесли в больницу. Так исполнилось проклятие старухи: и ее “поволокли на той самой веревке.” В конце концов, несчастная умерла — упокой ее, Господи. Видите, на кого подействовало проклятие: на богатую, которая не испытывала материальной нужды. Две другие женщины были бедные и поэтому имели некоторые смягчающие вину обстоятельства.

Многие болезни, причины которых не могут найти врачи, возможно, произошли от проклятия. А врачи что — разве они найдут проклятие? Как-то раз ко мне в каливу принесли одного парализованного. Вымахал здоровенный дядя, а не мог сидеть! Его туловище не гнулось, было как деревянное. Один человек нес его на спине, а другой поддерживал сзади. Я поставил несчастному два пенька, и он кое-как на них устроился. Его спутники сказали мне, что он находится в таком состоянии с пятнадцатилетнего возраста и мучается вот уже восемнадцать лет. “Но разве такое может случиться ни с того ни с сего? — подумал я. — Быть такого не может, здесь скрыта какая-то причина.”

Знайте, что проклятие и даже [просто] негодование родителей действуют очень сильно. И даже если родители не проклинали своих детей, а просто пришли из-за них в возмущение, то у последних нет потом ни одного светлого дня: вся их жизнь — одно сплошное мучение. Потом такие дети очень страдают всю свою земную жизнь. Конечно, в жизни иной им легче, потому что своими страданиями они погашают некоторые здешние долги. Происходит то, о чем говорит Святой Исаак: “Вкушает своей геенны” (“Наказуемый здесь за свой срам вкушает своей геенны.” Иже во Святых Отца нашего Исаака Сириянина. Слова Подвижнические. М., 1993, С. 365), то есть страданиями здесь, в этой жизни, он уменьшает свою адскую муку, потому что страдание в этой жизни есть вкушение адской муки. То есть, когда вступают в силу духовные законы, человек несколько освобождается от геенны, от мучения.

Но и те родители, что словами “посылают” своих детей к диаволу, “посвящают” их ему. После этого диавол имеет права на таких детей, он говорит: “Ты посвятил их мне.” В Фарасах (Главное из шести греческих селений в Кесарии Каппадокийской. Родина Преподобного Арсения Каппадокийского и Блаженного Старца Паисия) жили муж и жена. Их ребенок был очень плаксивым, и отец постоянно говорил: “Да чтоб тебя нечистый забрал!” Ну и что же: отец так говорил младенцу и по попущению Божию тот стал исчезать из колыбели. Потом несчастная мать шла к Хаджефенди (Так звали Преподобного Арсения Каппадокийского жители Фарас. '' Отец Старца Паисия был старостой села). “Благослови, Хаджефенди! Моего ребенка утащили бесы.” Хаджефенди шел к ним в дом, читал молитвы над колыбелью и младенец возвращался. И так продолжалось без конца. “Хаджефенди, благослови!” — снова и снова говорила несчастная женщина и спрашивал: “Чем же все это закончится?” — “Мне, — отвечал ей Святой, — к вам ходить нетрудно. А тебе разве сложно приходить и звать меня? Значит, когда-нибудь диаволу это надоест, и он оставит твоего сына в покое.” С того самого дня ребенок перестал пропадать. Но когда он вырос, его прозвали “дьявольское отродье.” Он баламутил все село — не давал покоя никому. Как же мучился от этого мой отец! (староста села). Этот малый сперва шел к одному поселянину и говорил.: “Такой-то сказал про тебя то-то,” потом шел к другому и говорил ему то же самое. Люди ссорились между собой, доходило даже до потасовок. Потом, понимая, что на каждого из них возвели напраслину, они договаривались схватить клеветника и расправиться с ним. Но тот ухитрялся сделать так, что в конце-концов оба просили у него прощения! Настолько он преуспел в коварстве! Настоящее “дьявольское отродье”! Бог попустил это для того, чтобы, увидев продолжение истории с исчезновением младенца, люди образумились, сдерживали себя и были очень внимательны. О том, как будет судить этого человека Бог, мы сейчас не говорим. Понятно, что смягчающих вину обстоятельств у него много.

Величайшее сокровище для людей, живущих в миру, — родительское благословение. Подобно тому, как в жизни монашеской величайшее благословение то, которым благословил тебя твой старец. Поэтому и говорят: “Не упусти родительское благословение.” Помню, у одной матери было четверо детей. Никто из них не женился и не вышел замуж. Мать плакала: “Умру, — говорила, — от горя, никто из моих детей не женился. Помолись за них.” Она была вдовой, ее дети — сиротами. Мне стало за них больно. Молился я, молился, но безрезультатно. “Что-то здесь не то,” — подумал я. “На нас, — говорили ее дети, — навели порчу.” — “Да нет, — говорю, — это не от порчи, порчу видно... А может быть, ваша мать проклинала вас?” — “Верно, отче, — отвечают, —в детстве мы очень шалили, и она постоянно с утра до вечера твердила нам: “Да чтоб вам обрубками быть!” — “Идите, — говорю, — к матери и скажите ей истинную причину вашей неустроенности, чтоб она пришла в чувство. Скажите, чтобы она покаялась, поисповедывалась и с сегодняшнего дня, не переставая, благословляла вас.” И за полтора года все четверо создали семьи! По всей видимости, эта несчастная мало того, что была вдовой, но еще и легко впадала в состояние раздражения и уныния. Озорники выводили ее из себя, и за это она их проклинала.

— Да, есть даже особая молитва “от презорства очес” (Старец неоднократно подчеркивал, что молитву “От презорства очес” может читать только священник). “Дурной глаз” вредит другим тогда, когда человек говорит что-то с завистью.

...Ну, а сейчас я тоже “предам вас проклятию”! Вот оно: “Да преисполнит Бог ваши сердца Своей благостью и Своей многой любовью — до такой степени, чтобы вы стали безумны, чтобы ваш ум был уже оторван от земли и отныне пребывал близ Него, на Небе. Так становитесь же безумны от божественного безумия Божией любви! Да опалит Бог Своей любовью ваши сердца!..” Вот какому “проклятию” я вас предаю и не принуждайте меня его повторять — ведь мое доброе “проклятие" исходит от моего сердца и поэтому обладает силой. Еще находясь в санатории (В 1966 г), я вас жалел. Некоторые из вас ждали восемь лет, говорили: “Устроим монастырь,” но монастыря все не было, и не было. Совсем, бедные, истомились! Тогда я сказал вам: “Как только меня выпишут из больницы, монастырь вырастет, быстро, как растут грибы после дождя. Уже через год будете в монастыре!” И ведь действительно: за год создался монастырь. Тогда, в санатории я говорил это от сердца, а у вас было доброе расположение, поэтому Бог вас и не оставил. Иного объяснения этому я не нахожу.

Однажды, когда я был солдатом, наш командир послал меня исполнить обещание, данное нами Святому Иоанну Предтече после того, как он помог нам на войне. Мы дали обет купить для одной церквушки Святого Предтечи два больших храмовых подсвечника. Итак, мне надо было купить подсвечники, а заодно сопроводить одного нашего сослуживца в город Навпакт (Город и порт в юго-западной Греции. Эпир — область в западной Греции — Город в юго-западной Греции — Прим. пер) для передачи его военному трибуналу. Помню, другие офицеры говорили командиру: “Ну и конвоира ты ему подыскал!” Несчастный, которого мне предстояло сопровождать, был родом из Эпира, по профессии — музыкант, человек бедный, женатый, с детьми. Он обвинялся в “самостреле,” то есть в нанесении телесного увечья себе самому для того, чтобы его отправили в тыл. “Лучше, — рассудил он, — жить с одной ногой, чем быть убитым.” Сначала мы с ним приехали в город Агринио, где у него были знакомые. “Пойдем, — говорит, — проведаем их.” — “Ну что же, — отвечаю, — пойдем.” “Пойдем сюда, пойдем туда,” — что поделать, приходилось мне всюду с ним ходить. Ох, какое же мытарство! К тому же, он не хотел, чтобы я сдавал его трибуналу. Да мне и самому было жаль бедолагу, стало за него очень больно, и я сказал ему: “Вот увидишь — все у тебя обойдется, и устроишься лучше всех! Наш командир пришлет объяснительную записку по твоему делу, и тебя пристроят в какое-нибудь тихое место — так что и детям своим сможешь помогать, и жизнь твоя будет в безопасности.” Добравшись наконец до Навпакта, мы узнали, что в трибунал уже пришло письмо от командира и дело на нашего самострельщика закрыто. А ведь ему грозил расстрел — время было военное, суровое. Командир пожалел его, поскольку он был главой семьи, и назначил поваром в Центр распределения новобранцев. Его семья перебралась поближе к этому Центру, и войну он провел лучше всех, а поскольку солдаты иногда не приходили обедать в столовую, у него оставалась еда, и он кормил своих детей. После войны все ему говорили: “Да тебе было лучше всех!” Потому что мы сидели в горах, в снегах. То, что я пожелал ему, было угодно Богу, потому что я сказал с болью, от сердца. Поэтому Бог и исполнил это благословение.

Помню и другой подобный случай — в мою бытность в Конице, в обители Стомион. Восьмого сентября в обители престольный праздник — Рождество Пресвятой Богородицы. После праздника паломники оставили все вверх дном. Я стал потихоньку наводить порядок. Смотрю, моя сестра и еще одна девушка остались мне помогать. У этой второй девушки было еще две сестры — одна старшая, другая младшая. Обе сестры уже вышли замуж, а она еще оставалась незамужней. Сколько же у нее было любочестия! Осталась помогать, и когда мы все вычистили и убрали, сказала: “Отче, если есть другая работа, то мы останемся и сделаем все, что нужно.” — “Какое же любочестие!” — подумал я. Я вошел в храм и от всего сердца сказал: “Пресвятая Богородице, устрой ее Сама. Мне нечего ей дать.” Да если бы у меня что-то и было, она все равно бы ничего не взяла. Ну и что же: возвращается она домой, а там ее дожидается один мой бывший сослуживец — не парень, а просто золото, очень хороший и из хорошей семьи. Они поженились и жили прекрасно. Видите, как вознаградила её Пресвятая Богородица!

Ты опрыскала деревья ядом от гусениц?

— Вас, монахинь, столько — и не можете убить какой-то гусеницы! Когда во время оккупации на поля напала саранча, сюда, в Халкидику (Халкидика — полуостров и ад.мпннстратнпная единица в северо-восточной Греции. Одной из оконечностей Халкидики является Святая Гора Афон. — Прим. пер.), привезли из Ватопедского монастыря Святой Пояс Пресвятой Богородицы — и саранча целыми тучами падала в море. А в Эпире, помню, она покрывала поля, как снег. Мы все вышли тогда на поля — собирали саранчу простынями и уносили. А какой же тогда был голод! Лучше и не спрашивай... Пшеница после саранчи снова пришла в себя, но была уже очень и очень слабая.

Нашествия саранчи, воины, засухи, болезни — это бич. И не в том дело, что Бог хочет таким образом воспитать человека, нет, эти несчастья — следствие удаления человека от Бога. Все это происходит потому, что человек отрывается от Бога. И приходит гнев Божий — для того, чтобы человек вспомнил о Боге и попросил Его помощи. Не то, чтобы Бог устраивал все это и отдавал повеления о том, чтобы на человека пришло то или иное несчастье. Нет, но Бог, видя до какой степени дойдет злоба людей и зная, что они не изменятся, попускает случиться несчастью — для их вразумления. Это не значит, что Бог устраивает все это Сам.

Сколько же обетований дал Бог о храме Соломоновом! И, однако, сколько раз этот храм сгорал и уничтожался! Когда народ израильский отходил от Бога, пророки начинали взывать к людям и призывали их образумиться, но их усилия были тщетны: как о стенку горох. Люди успокаивали себя следующим помыслом: “Когда Соломон построил храм, Бог ниспослал множество благословений и сказал, что с этого места будут благословляться и освящаться все люди (3 Цар. 9:1-9). Значит, все это останется невредимым — и наши стены, и наш храм. Такое обетование дал Бог.” Да, Бог дал такое обетование, но при условии, что и сами израильтяне будут жить правильно. Бог дал Благодать храму Соломона, но когда израильтяне переставали хранить заповеди, то по Его попущению храм предавался огню или разрушению. А покаявшись, израильтяне возводили храм заново. Например, когда они отошли от Бога при царе Седекие, пришел Навуходоносор, поджег храм, разрушил иерусалимские стены, а евреев в узах отвел в Вавилонский плен (4 Цар. 24). Конечно, в плен отвели и тех, кто был невиновен, но эти люди имели чистое воздаяние. Те, чья вина была велика, ее искупили. А те пострадавшие, чья вина была не столь велика, получили малое воздаяние. Когда кто-то становится причиной гнева Божия и невиновные тоже подвергаются страданиям, то, несмотря на то, что невиновных страдальцев ждет мзда, виновный в их страданиях все равно преступник, потому-то [невиновные] люди могли бы унаследовать Небесное Царство и без мучений, тогда как сейчас они мучаются.

Мы должны знать, что люди верующие, хранящие заповеди Божий, приемлют Благодать Божию, и Бог — как бы это получше выразиться — “в обязательном порядке” помогает им в эти нелегкие годы. Я слышал, что в Америке появилась новая болезнь (Старец имеет в виду СПИД (произнесено в ноябре 1984 г.)). Многие из тех, кто живет противоестественной, греховной жизнью, заболевают ей и умирают. А сейчас я узнал, что эта болезнь появилась и у нас. Видите, не Бог уничтожает людей — люди сами истребляют свой род, сами уничтожают себя. То есть не Бог их наказывает, но своей греховною жизнью они сами создают для себя наказание. И видно, что искореняются те люди, жизнь которых не имеет смысла.

— Этому может быть много причин. В одном случае Бог попускает несчастье, чтобы из этого произошло что-то лучшее, в другом случае — в педагогических целях. Одни получают воздаяние, другие расплачиваются за грехи — не пропадает ничего. Знайте, что все попускаемое Богом человеколюбиво, даже, к примеру, гибель людей. Ведь Бог “сердоболен.” Помните, скольких заклал пророк Илия (3. Цар. 18:17-40)? Триста жрецов Вааловых! Он сказал им: “Молитесь вы, и я тоже буду молиться. У кого огонь зажжется сам по себе, у того и истинный Бог.” Тогда жрецы Бааловы стали кричать: “Услыши ны, боже наш, Ваале, услыши ны.” Ни ответа, ни привета. “Ваш бог, — говорит им пророк Илия, — чем-то занят я вас не слышит. А ну, кричите громче!” Они продолжали кричать и, по своему обыкновению, резали свои тела ножами, чтобы от боли их крики были сильнее и Ваал их услышал.. В конце концов, когда они ничего не добились, пророк Илия сказал: “Намечите мои дрова,” потом говорит им: “Утройте.” Дрова и жертву облили водой — один раз, потом еще, еще! Налили столько, что дрова стали сырыми и вода растекалась вокруг жертвенника. Как только пророк Илия помолился, с неба ниспал огонь и попалил все возложенное на жертвенник для жертвоприношения — вместе с самим жертвенником! “Схватите жрецов, — сказал Пророк народу, — потому что они совращают народ в идолослужение.” И потом, он заклал всех этих лжепророков.

— Людям Ветхого Завета был понятен такой язык, такой закон. Бог был тогда таким же, как и сейчас, но ветхозаветный закон был предназначен для людей того времени, потому что по-другому они не понимали. Пусть ветхозаветный закон не покажется вам жестоким и отличным от Евангелия. Для той эпохи этот закон был благотворным. Жестоким был не закон, жестоким было то поколение. Нынешнее люди могут, конечно, совершать и еще большие жестокости, но сейчас они, по крайней мере, в состоянии это понять. В наши дни стоит закачаться какой-нибудь лампаде, как люди приходят в такой трепет! А в те времена Бог чего только ни делал! Смотри: Он поразил фараона десятью язвами, чтобы вывести израильтян из Египта, иссушил Чермное море, чтобы они могли через него пройти. Днем Он давал им облако, чтобы их не жгло солнце, а ночью — огненный столп, чтобы указывать им путь. И после всех этих чудес они дошли до того, что попросили сделать им золотого тельца и стали поклоняться ему как Богу! (Исх. 32:1-6). Нынешние же люди ни за что бы не сказали, что какой-то там телец может привести их в Землю Обетованную.

Благий Бог подает нам свои богатые благословения. Не проявим же неблагодарности и не станем Его прогневлять, ибо “грядёт гнев Божий на сыны противления” (Еф. 5:6). Да не будем же и мы такими сынами. Люди нашей эпохи не пережили ни войн, ни голода. “И в Боге, — говорят они, — мы тоже не нуждаемся.” Они имеют всё и поэтому ничего не ценят. Однако, если наступят нелегкие времена, голод или что-то подобное и им нечего будет есть, то они как следует поймут цену и хлебушка, и простого варенья, и всего, чего они тогда лишатся. Если мы не славим Бога, то Он попускает прийти какому-нибудь испытанию — чтобы мы ценили то, что имеем. Если же мы ценим то, что у нас есть, то Бог не попускает произойти никакому злу.

В поисках воды люди бурят скважины артезианских колодцев на глубину сто — сто пятьдесят метров, но воды не находят. В городе Навплион (Навплион — город и порт в Пелопонессе (Южная Греция)) пробурили скважину глубиной сто восемьдесят метров — и вместо пресной воды докопались до морской. Другие решили провести реку Эленос (Эленос — река в Центральной Греции) в Афины. А для того, чтобы провести ее в Афины, понадобится десять лет работы и огромные расходы, но потом и эта вода все равно закончится. Люди не говорят "Согрешили”. Недавно, когда была засуха (Произнесено в ноябре 1990 г), в одну глухую деревушку приехал какой-то политический деятель и сказал жителям, что в их деревне установят систему для очистки канализационных вод — чтобы у них была вода для питья. И ведь отнеслись к этой затее как к чему-то выдающемуся! А такие вещи и в мыслях-то допускать неприлично! Посмотрите, до чего доходят люди — пьют, извиняюсь за выражение, собственную мочу! Если что-то подобное делается в каком-нибудь большом городе, где люди уклонились от [истинного] пути, тогда ладно, этому есть хоть какое-то оправдание, потому что в городе увлеклись мирским духом. Но когда жителям глухой деревушки в качестве решения проблемы предлагают очищать и пить собственную мочу, и они — вместо того, чтобы обратить свой взор к Богу, сказать одно-единственное слово: “согрешил” и получить от Него воду — считают предложенное серьезной затеей, — это страшно. А в одном святогорском монастыре додумались до того, чтобы посадить сосны, а потом продать их для бумажной промышленности. И Бог наказал их — все посаженные деревья засохли. Да что же, брат ты мой — Святая Гора станет производителем салфеток и туалетной бумаги? Понимаете, что творится? И вот — трудились, сажали деревья, и все, что посадили, — засохло. Гнев Божий!..

В Ветхом Завете описывается такой случай (4. Цар. 7). Во время осады Самарии сирийцами в городе закончилась даже вода. Началось ужасное бедствие, голод, издыхали животные, а матери дошли до того, что ели своих детей. Пророк Елисей пошел к управляющему царя Иорама и сказал ему: “Животные пали, люди умирают от голода, но Бог пошлет нам Свою помощь.” Управляющий ко всему подходил с позиций логики. “Как Он поможет? — сказал он Пророку. — С неба, что ли, пришлет?” — “Завтра, — ответил ему Пророк, — Бог ниспошлет нам помощь, но только тебе порадоваться этому не придется.” И действительно: на следующий день Бог навел на вражеский стан страшную панику. Сирийцам послышался топот лошадиных копыт, стук колесниц, в их ушах зазвенело, и они подумали, что на помощь израильтянам пришли египтяне. Они обратились в бегство, а все, что у них было, — шатры, продовольствие, оружие — оставили в стане А когда они достигли своего отечества, искуситель навел на них такую страшную сумятицу, что сто восемьдесят тысяч человек перебили друг друга. Между тем четверо прокаженных, сидевших у ворот Самарии, сказали друг другу: “Не пойти ли нам во вражеский стан — может быть, найдем какую-нибудь пищу? Ведь так или иначе умирать.” Подходят к одному шатру — никого. Подходят к другому — никого! Врагов — ни души! Набирают продуктов, вещей — целые мешки набили. Потом они вернулись в город и сказали израильтянам, что враги сняли осаду. Но израильтяне решили, что это военная хитрость. “Враги спрятались, — сказали они, — чтобы заставить нас открыть ворота и таким образом войти в город.” Тогда один военачальник предложил: “У нас осталось пять лошадей. Может быть, пошлем на разведку воинов — посмотреть, что происходит?” Воины отправились каждый в своем направлении и, вернувшись, сообщили: “Враги в панике бежали, бросив все, что у них было.” Тогда все израильтяне побежали к городским воротам, чтобы выйти из города, набрать во вражеском стане продовольствия и разных вещей. А тот самый управляющий находился в городских воротах и пытался навести там порядок. И вот, ринувшаяся через ворота толпа его растоптала. Все получилось так, как и предсказал пророк Елисей: управляющий увидел Божию помощь, но порадоваться ей ему не пришлось. Видите, как Бог расставил всё по местам?

Насколько же премудро все устроено Богом! Тают снега — наполняются источники. Но вот сейчас (Произнесено в ноябре 1990 г. во время сильной засухи) — ни снега, ни дождя. Что же из всего этого выйдет? Что будут пить люди? Да пожалеет Бог мир, да умилостивится Он над нами и пошлет дождь. Ведь если будет продолжаться засуха, то потихоньку засохнут даже листья на деревьях. На маслинах не будет видно не то что зеленого плода, но даже зеленого листочка. Что бы ни посеял человек, если Бог не покропит сверху святой водою, то есть дождем, то все посаженное засохнет. Дождь — это святая вода.

Несчастные люди, что же они будут делать при нехватке воды, привыкнув к ее изобилию? Бог не дает воду за грехи, но даже и просто рассуждая по-человечески: как может хватить воды, если люди ее так расточительно расходуют? Представляю, что будет твориться в городах! Ведь только для одного сливного бачка в туалете нужна целая здоровенная жестяная банка воды. Города наполнятся микробами, начнется холера. Люди будут умирать, оставаться без погребения, а сверху трупы будут посыпать каким-нибудь порошком для дезинфекции. К нашему счастью, Бог еще не оставил мир совсем и промышляет о нем.

Мы живем в апокалипсические времена. Чем, по-вашему, являются засухи, бездождия, которые мы терпим из года в год? Разве бывали раньше засухи, подобные нынешней? Вот и здесь, в Халкидике, пересохла река, погибла рыба, зловоние распространилось по всей округе. И в Салониках остро встала проблема с водой. В Марафонском озере (Озеро в юго-западной Греции — источник снабжения Афин водой) уровень воды очень понизился, и уже виднеются островки суши. В Пинеосе (Река в Фессалии) уровень воды тоже упал. В Эвросе (Эврос — река в Северной Греции, в Болгарии она носит название Марица) было раньше хоть немного воды, но выше по течению болгары перегородили ее плотиной, и она сошла на нет. Если начнется какая-нибудь заваруха, то танки легко пройдут через реку. И на Кипре — если в нынешнем году снова не будет дождя, то проблема с водой встанет очень остро. И разве только это? Еще столько всего... Деревья — одни засыхают, другие поражены болезнями... Люди заболевают и умирают. Если люди не каются, то какой там будет дождь, разве Бог даст его? Но знаете, как все меняется, если иметь доверие Богу? Иметь Бога своим союзником — шуточное ли дело? Для Бога нет затруднительных положений, Ему нетрудно найти выход из любой ситуации. Для Бога все просто. Он не использует большую силу для сверхъестественного и меньшую — для естественного, одну и ту же силу Он применяет во всем. Лишь бы человек прилепился к Нему — вот что самое главное.

А молитесь ли вы о дожде или этот вопрос вас не занимает? Сейчас у людей самая пора пахать землю и начинать сев. Поля уже должны быть засеяны, но люди еще не могут справиться даже со вспашкой (Из-за того, что почва очень сухая). Это бездождие — испытание от Бога. А молиться в случае таких испытаний и есть дело монаха. Не скрою, что я вами недоволен. В прошлую засуху, когда люди из-за бездождия были вынуждены скосить пшеницу на сено, вы даже и не пошевелились в отношении молитвы. Почему? Потому, что сами вы поливаете огород из шланга? Чтобы такое было в последний раз — в следующий раз вам должно стать больно за людей. Узнавая о происходящем, совершайте об этом молитву. И мне пишите о том, что происходит. Вам предстоит сдача экзаменов. Если вы их сдадите — то есть если пойдет дождь, — то я сделаю вас своими сора-ботниками в молитве. А все, что будет подавать нам Божий Промысл, мы с вами станем делить между собой.

О, если бы мы осознавали Божие долготерпение! Для строительства Ноева ковчега понадобилось сто лет (Быт. 5:32). Думаете, Бог не мог быстро построить какой-то там ковчег? Конечно, мог, но Он оставил Ноя мучиться сто лет, чтобы остальные тоже поняли, что их ждет, и покаялись. “Смотрите, — говорил людям Ной, — будет потоп! Покайтесь.” Но его поднимали на смех. “Что за ящик он строит!” — иронизировали современники Ноя и продолжали свое. И сейчас Бог может за две минуты потрясти весь мир и заставить его измениться — так, чтобы все стали верующими и даже “суперверующими.” Как? А вот как: если Он переключит тумблер на "землетрясение” и станет потихонечку поворачивать регулятор усилителя: сначала на “5 баллов Рихтера,” потом — на “6,” потом — на “7”... На “восьми” многоэтажки начнут качаться как пьяные и биться одна о другую. На “десятке” все скажут: “Согрешили! Умоляем Тебя, спаси нас!” А может быть, люди даже дадут обет уйти в монахи — все до одного! Но лишь только землетрясение закончится, а люди, хотя и будут еще немного покачиваться — уже смогут удерживаться на ногах, опять побегут к бары и на дискотеки! Потому что в таком обращении людей к Богу не будет настоящего покаяния, они произнесут слова покаяния поверхностно, чтобы спастись от зла.

— Знаешь, в чем тут дело? У людей нет покаяния, и поэтому Бог не слышит молитвы праведников. Если прогневав Бога, мы признаем свою вину, это совсем другое дело — тогда Бог умилостивляется над нами и нам помогает. Но если человек не признаёт, что он прогневал Бога, и продолжает дудеть в свою дудку, то как Бог услышит молитвы праведных? Для того, чтобы Бог простил человека, совершившего какой-то проступок, он должен этот проступок осознать. А кроме того, если погрешности совершают люди духовные, то смягчающих вину обстоятельств у них нет. “О наших гресех и о людских неведениях” — говорится в одной молитве (Молитва Приношения на Великом Входе на Литургии). Если проступки несчастных мирских людей — это “неведения,” то проступки людей духовных — это уже “греси.” Поэтому если проступок совершают духовные люди, то это не шутки. Смягчающие вину обстоятельства есть у людей мирских.

В нынешнем году (1990), — когда Успенский постом на Святой Горе разбушевался пожар, творилось что-то ужасное. Все самые лучшие пожарные собрались на Афоне, но никто из них не мог ничего сделать, им оставалось только смотреть на то, как бушует пламя. Самолеты пожарной охраны, казалось, только усиливали и раздували пожар еще больше. Один монастырь обнесли специальными противопожарными поясами, чтобы воспрепятствовать огню пройти через них, но огонь — наперекор всем поясам — перескочил внутрь монастыря — в архондарик — туда, где его никто не ждал. Святая Гора горела пятнадцать дней — и пятнадцатого августа огонь погас сам по себе. Некоторые говорили: “А почему Матерь Божия его не погасит?” То есть, мы доходим уже до того, что начинаем хулить имя Божие. Но вот, когда через шесть дней опять начался пожар — на этот раз уже в другом месте Святой Горы, — сразу же пошел дождь и все погасил. Один пожар погас, а другой — нет. Неужели непонятно почему?

Некоторые люди, не зная действующих духовных законов, молятся с болью, но не бывают услышаны, поскольку происходящее несчастье является гневом Божиим. А другие при каком-то бедствии совсем не молятся — ни одной четки, потому что признают справедливость гнева Божия, целью которого является вразумление людей. Да подаст Бог больше просвещения нам, монахам, потому что по большей части мы — юродивые девы (Мф. 25:1-13), а наши светильники наполнены водой — один только фитиль чуточку пропитан маслом. А люди мирские ждут, что мы осветим им путь, и они не будут спотыкаться!

"Культура — это хорошо, но для того, чтобы она принесла пользу, необходимо “окультурить” еще и душу”

“Вся премудростью сотворил еси...” (Пс. 103:24)

Геронда, можно мы разорим ласточкины гнезда? Ласточки разводят грязь, и собираются клопы.

— А ты сама можешь слепить хоть одно ласточкино гнездышко? Ах, что за красоту сотворил Бог единым лишь Своим словом! Какая гармония, какое разнообразие! Куда ни взгляни — во всем видны Божий премудрость и величие. Посмотри на небесные светила, на звезды, — с какой простотой рассыпала их Его божественная рука! Отвеса и уровня, которыми пользуются мастера, Он при этом не применял. А как отдыхает человек, глядя на звездное небо! Тогда как от выставленных в ровный ряд мирских светильников человек очень устает. С какой гармонией все устроено Богом! Посмотри-ка на леса, посаженные человеком: деревья стоят армейскими шеренгами — все равно, что роты солдат. А как восстанавливает силы человека настоящий, а не искусственный лес! Одни деревца — поменьше, другие — побольше, каждое дерево отличается от другого даже цветом. У одного крохотного Божия цветочка благодати больше, чем у целой охапки искусственных бумажных цветов. Они отличаются друг от друга так же, как дух отличается от духов. (греч. игра слов, буквально — как невещественное отличается от полиэтилена).

Удивительно все, что создано Богом. Взять человеческий организм — да ведь это целое предприятие. Бог премудро определил всему свое место — сердцу, печени, легким. И растения — как же премудро Он их устроил! Во время оккупации (Оккупация Греции в 1941-44 гг. Германией, Италией и Болгарией. — Прим. пер) мы посадили пять стрем (Стремма — мера площади 1000 м²) дынь и поливали их. Как-то, думая сделать лучше и очистить дыни, я обрезал у них большие листья, расположенные возле корней. Однако оказалось, что эти большие листья — своего рода “фильтры” или “почки” растений и они забирают в себя всю горечь. Ох, ну и дыни у нас тогда были! Просто язык обжигали!..

Насколько же красиво создал все Бог! Только посмотри на котят: какие же они пестрые! А какие у них красивые шубки! Нам, людям, стоит еще позавидовать одеянию животных! Да такой шубы не носила и сама королева! Куда ни повернись — во всем увидишь премудрость Божию. А какая красота была раньше, когда все было естественно! Вон петушок — ведь он кукарекает независимо от погоды. Стоит на одной ножке, а как только она затечет, кричит: “Кукареку!” “Прошло, — говорит, — столько-то часов.” Потом встает на другую ногу, а когда затекает и она — снова: “Кукареку!” И смотри, он кукарекает в полночь, в три и в шесть часов утра. Неизменно каждые три часа. А ведь у петуха нет ни будильника, ни батареек. И заводить его тоже не нужно...

Культура — это хорошо, но для того, чтобы она принесла пользу, необходимо “окультурить” еще и душу. Иначе культура закончится катастрофой. “Зло, — сказал Святой Косма Этолийский, — придет от людей грамотных” (Пророчество Святого Космы относится к образованным людям, не имеющим страха Божия). Несмотря на то, что наука продвинулась далеко вперед и достигла столь больших успехов, люди, стремясь помочь миру, делают это так, что разрушают его, сами этого не понимая. Бог позволил человеку делать все по собственному разумению, но, не слушая Бога, человек губит сам себя. Человек сам разрушает себя тем, что он создает.

— Чернобыль и все подобное этому, думаешь, что — прошли бесследно? Оттуда все и идет. Вот тебе люди — все это их плоды... Народ страшно изуродован. В какую эпоху было столько больных? В старину люди такими не были. А сейчас, какое бы письмо из тех, что мне присылают, я ни открыл, так обязательно встречу или рак, или душевное заболевание, или инсульт, или разрушенные семьи. Прежде рак был редкостью. Ведь жизнь-то была естественной. О том, что попускал Бог, речь сейчас не идет. Человек ел естественную пищу и отличался отменным здоровьем. Все было чистым: фрукты, лук, помидоры. А сейчас даже естественная пища калечит человека. Те, кто питается одними фруктами и овощами, терпят еще больший вред, потому что все загрязнено. Если бы так было раньше, то я умер бы в молодом возрасте, потому что в монашестве я питался тем, что давал огород: луком-пореем, марулей (салат), обычным луком, капустой и подобным этому, и чувствовал себя прекрасно. А сейчас — удобряют, опрыскивают... Подумать только — чем питаются нынешние люди!.. Душевное неспокойствие, пищевые суррогаты — все это приносит человеку болезнь. Применяя науку без рассуждения, люди приводят в негодность самих себя.

— Геронда, а почему раньше люди были выносливее в подвижничестве и их здоровье было крепче, чем у нас? Имело ли значение то, чем они питались?

— Да, ведь в те времена пищевые продукты были чистыми. По-моему, это и без объяснений понятно. Все, чем питались люди, было созревшим. А сейчас, чтобы овощи и фрукты не портились, их срывают недоспелыми и складывают в холодильник. Срывают с дерева недозрелые зеленые плоды и оставляют их дозревать в ящиках. Раньше плод, созрев, падал с дерева сам или же отрывался от ветки, едва лишь ты дотрагивался до него рукой. Дети кушали хлебушек со сливочным маслом или молоком, и это давало им здоровье. Но люди, помимо того, что ели хорошую, здоровую пищу, еще шевелили своими мозгами и, заболевая чем-нибудь, понимали, от пищи это или нет. А сейчас и пища ненатуральная, и мозгами не шевелят.

Сколько же халтурного производит сейчас человек! Шерсть потихонечку выводят из употребления. Найти шерстяную майку, чтобы она впитывала пот, — это целая проблема. Надев майку, я сразу понимаю, есть ли в ней синтетика. Если есть, то я не могу вздохнуть, весь извожусь, мучаюсь не знаю как! И ведь считают, что такие майки прочнее, лучше, чем натуральные. Считают это прогрессом! Но полезны ли они для здоровья? Нет, наоборот, изготавливая такие вещи, люди своему здоровью вредят. И наклеивают этикетку: “Изготовлено из девственно чистой шерсти”! Да, пожалуй, и другие словечки найдут для рекламы — еще почище! Овцы у нас остались сейчас только для мяса, потому что шерсть мы делаем из нефти. А гусеницы-шелкопряды говорят: “Ну раз вы хотите шелк лучше, чем наш, то и делайте его сами!..”

Это бы еще ладно, куда ни шло. Но ведь идут и дальше. С вечера помидоры зеленые, а утром их уже везут в магазины красными, “мясистыми”! Одному министру я даже сказал “пару ласковых” насчет этого. “Теплицы, — говорю, — это еще куда ни шло. Но ведь фрукты, помидоры, другие плоды выращивают на гормонах! Плоды-то зреют за одну ночь, но на тех несчастных, у кого повышенная чувствительность к гормональным препаратам, выходит, наплевать? Пусть себе болеют, да?” Животных тоже испортили. Хоть кур возьми, хоть телят. Сорокадневных цыплят накачивают гормонами до веса шестимесячных. Человек ест их мясо, но какую он от него получит пользу? Для того, чтобы коровы давали больше молока, их тоже пичкают гормонами. Коровы дают больше молока, но потом производители не могут это молоко продать! Начинаются забастовки, молоко падает в цене, его выливают на дорогу, а люди пьют молоко, напичканное гормонами! А если бы оставили так, как определено Богом, то все шло бы своим чередом и люди пили бы чистенькое молочко! И, кроме того, от этих инъекций все становится безвкусным. Безвкусные продукты, безвкусные люди — стало безвкусным все. Даже сама жизнь потеряла для людей вкус. Спрашиваешь молодых ребят: “Что тебе по душе?” — “Ничего,” — отвечают. И это здоровенные парни! “Ну, скажи хоть, что тебе нравится делать?” — “Ничего.” Вот до чего доходит человек! Делами рук своих он думает “исправить ошибки” Бога. Для того, чтобы куры неслись, ночь превращают в день. А ты видела яйца, снесенные такими курами? Ведь если бы Бог сделал луну сияющей, как солнце, то люди посходили бы с ума. Бог создал ночь, чтобы люди отдыхали, но до чего же они дошли сейчас!

Люди потеряли умиротворенность. Все эти теплицы, овощные инъекции и тому подобные вещи тоже привели людей к нетерпеливости. В старину люди знали, что пешком из одного места в другое они дойдут за несколько часов. Если у кого-то ноги были покрепче, то он приходил маленько быстрее. Потом придумали повозки, потом автомобили, потом самолеты и так далее. Стараются найти все новые и новые, более быстрые средства передвижения. Сделали такие самолеты, на которых можно долететь из Франции до Америки за три часа (Старец имеет в виду сверхзвуковые пассажирские самолеты дальнего радиуса действия типа “Конкорд.”). Но если человек с такой огромной скоростью перелетает из одного климатического пояса в другой, то и просто резкая смена климата ему повредит. Все спешка, спешка... Потихоньку дойдут до того, что человек будет залезать внутрь летательного снаряда, потом — выстрел, полет, удар, разрыв — и взору публики предстает ошалевший путешественник. А что вы думали? Дойдет и этого. Самый настоящий сумасшедший дом!

Из соображений гигиены? Да ты только послушай! И не стыдно им такое говорить? То, что всю атмосферу загадили, так это ничего, а косточки им, видите ли, помешали! Да ведь останки, кроме всего прочего, еще и омывают. А насчет “экономии земли,” неужели нельзя в целой Греции со всеми её лесами найти место для кладбищ? Одному профессору университета я сказал “пару теплых слов” насчет всего этого. Как же так: для мусора находят столько места, а для священных останков не находят. Земли, что ли, дефицит? А сколько мощей Святых может быть на кладбищах? Об этом они не подумали?

А об этой дыре в атмосфере — молитесь, чтобы она закрылась. Видите, одна из “чаш” (Апок. 15:7) открылась и там. Засыхают деревья, растения. Однако Бог может опять привести все в порядок.

В многоэтажках люди скучены, как сельди в бочках, — один на другом. Кто-то выбивает на балконе половики, а вся пыль летит на балкон его соседа снизу. Как же мучаются те несчастные, что живут на нижних этажах! Вся пыль и мусор с верхних этажей летят к ним. Человек развешивает у себя на балконе белье или открывает окно, а сверху начинают трясти половики и о нем не думают. Да в старые времена в таких многоэтажках устроили бы тюрьмы Иенди-Куле (Тюрьмы, располагавшиеся в старину в крепостных степах г. Салоники). Просто ужас какой-то! Ведь в те времена у домов были дворы, в них паслись животные, рядом был садик с деревцами, где собирались целые стаи птиц...

И опрыскивание — это тоже яд. От опрыскиваний умирают не только вредители, но и несчастные птицы. Для того чтобы вылечить деревья от болезней, их опрыскивают ядохимикатами, а после заболевают люди. Все отравляют ядом. Разве не разумнее было бы использовать меньше химикатов, а гнилые растения закапывать в землю — вместо того, чтобы закапывать хорошие плоды, как это делают сейчас [чтобы они не падали в цене]. Целая туча ядохимикатов — разве она безвредна для человека? Особенно для маленьких детей — для них все эти ядохимикаты просто смерть. Поэтому дети и появляются на свет уже больными. Одному агроному я сказал: “Что же такое творится! Вы погубили насекомых, а теперь гибнут люди." Для того чтобы убить насекомых, опрыскивают цветы, а люди после этого заболевают. А потом изобретут еще какие-нибудь ядохимикаты — сильнее нынешних, да только что мы от этого выиграем?

Лучше кушать плоды, чуть поеденные жучком, чем [красивые на вид, но] опрысканные ядом. Не увлекайтесь опрыскиваниями — сократите их. Молитесь с благоговением — читайте первый псалом (Преподобный Арсений Каппадокийский читал первый псалом во время посадки деревьев и растений — чтобы посаженное принесло добрый плод) и окропляйте деревья святой водой. Если вы будете жить правильно, то и дожди будут литься и гусеницы (Произнесено во время сильной засухи в ноябре 1990 г. В июне того же года в Греции было много гусениц) будут погибать. Бог будет промышлять о вас — нужно иметь благоговение и доверие Ему.

Человеческие удобства перешли всякие границы и поэтому превратились в трудности. Умножились машины — умножились хлопоты. Машины и железки уже командуют человеком, превратив в машину его самого. Поэтому сердца людей и стали железными. При всех существующих технических средствах остается невозделанной совесть человека. Прежде люди работали с помощью животных и отличались состраданием. Если ты нагружал на несчастное животное груз больший, чем тот, который оно могло понести, то оно опускалось на колени, и тебе становилось его жалко. Если оно было голодным и жалобно глядело на тебя, то твое сердце обливалось кровью. Помню, как мы страдали, когда у нас заболела корова, — мы считали ее членом нашей семьи. А сегодня люди имеют дело с железками, и сердца их тоже железные. Лопнула какая-нибудь железяка? На сварку ее. Сломалась машина? Везут в автосервис. Нельзя починить? На свалку, душа не болит: "железо, — говорят, — оно и есть железо.” Сердца людей нисколечко не работают, а ведь таким образом в человеке возделывается самолюбие, эгоизм.

Сегодня один человек не думает о другом. В старые времена, [когда не было холодильников] если еда оставалась на следующий день, то она портилась. Поэтому люди думали о бедняках, говорили: “Все равно испортится, отнесу-ка ее лучше какому-нибудь нищему.” А тот, кто находился в духовно преуспевшем состоянии, говорил: “Пусть сначала покушает бедняк, а уже потом — я.” Сейчас оставшуюся еду ставят в холодильник, а о своем ближнем, находящемся в нужде, не думают. Помню, как в те годы, когда у нас бывал хороший урожай овощей и других плодов, мы давали овощи соседям — делились. Куда нам было столько? Все равно излишки испортились бы. Сейчас у людей есть холодильники, и они говорят: “А зачем отдавать излишки другим? Положим их в холодильник и потом съедим сами.” Я уже не говорю о том, что продукты целыми тоннами выбрасывают или закапывают в землю — в то время как где-то в других местах голодают миллионы людей.

— Да, а сейчас из-за машин люди посходили с ума. От многих удобств они мучаются, их душит тревога. Помню бедуинов, которых я знал в бытность мою на Синае (В 1962-1964 г.г.), — какие же они были радостные! У них была всего одна палатка, и жили они просто. В Александрии или в Каире они жить не могли — им по душе была жизнь в палатках в пустыне. Если у них было немножко чая, то они не знали куда деваться от радости и славили Бога. Но сейчас цивилизация дошла и до них, и они тоже стали забывать Бога. Бедуины — и те попали под влияние европейского духа! Сперва евреи построили для бедуинов лачуги, потом продали им старые автомобили со всего Израиля (Гора Синай, в настоящее время административно входящая в состав Египта, в то время находилась под контролем Израиля). Ох, уж эти евреи... Сейчас у каждого бедуина есть по лачуге, во дворе лачуги — по сломанному автомобилю, а в душе — полно тревоги и переживаний. Автомобили ломаются, бедуины бьются над их ремонтом. И если вглядеться, что они от всего этого приобрели? Головную боль и ничего больше.

В старину вещи были, по крайней мере, крепкими, их хватало надолго. А сейчас — платишь целую кучу денег и покупаешь вещи, которые сразу же ломаются. И предприятиям это на руку — они увеличивают выпуск товаров и весьма наживаются на этом. А людям потом не хватает денег, и стремясь заработать больше, они убиваются на работе. Все эти машины и механизмы — занятие европейцев, которые целыми днями сидят с отвертками в руках. Сначала изготавливают, к примеру, какую-нибудь крышку. Потом делают ее на резьбе, потом с кнопкой — совершенствуют бедную крышку все больше и больше... То есть, постоянно появляются все новые и новые машины и приспособления, и несчастные люди все время хотят чего-то более совершенного. Еще не успев расплатиться за старое, они покупают что-то новое, поэтому они в долгах и в усталости. А взять бедняка: ему тоже хочется автомобиль, он идет и покупает какой-нибудь из самых дешевых. А чтобы его купить, он продает своих волов, лошадей — продает последнее. (Все идет к тому, что скоро на витрину будут выставлять даже ослов и брать деньги за то, чтобы на них поглядеть!) Ну так вот, бедняк — покупает он себе какой-нибудь дешевенький автомобильчик. Машина ломается. “А к таким машинам, — говорят ему, — запасных частей нет.” Бедолага вынужден покупать другую машину. Однако машина последней марки бедняку не по карману, и он покупает какую-нибудь чуть получше той, что была у него раньше, а старую ставит в сторонку. Потом новая тоже ломается и так далее... Требуется внимание, чтобы нас тоже не увлек этот модный поток погони за чем-то все более и более совершенным.

— “Много зла!..” Да о чем ты говоришь!.. Один человек сказал мне: “Телевизор, отче, это вещь хорошая.” — ”Яйца, — ответил я ему, — тоже вещь хорошая, но вот только если перемешать их с куриным пометом, то они становятся ни на что не годными.” С телевидением и радио происходит именно это. Сегодня, включая радиоприемник для того, чтобы послушать новости, человек должен смириться с тем, что кроме новостей ему придется услышать какую-нибудь песенку. Новости начнутся сразу, как только эта песня закончится. А раньше было по-другому. Раньше было известно, в какое время по радио передают новости. Человек включал приемник в определенное время и слушал последние известия. А сейчас ты вынужден слушать и песню, потому что если, не желая ее слушать, выключишь радио, то новости тоже пропустишь. Телевидение нанесло людям огромный вред. Особенно разрушительно оно воздействует на маленьких детей. Как-то ко мне в каливу пришел семилетний мальчик со своим отцом. Я видел, как устами ребенка вещал телевизионный бес, подобно тому, как бес говорит устами одержимых. Все равно как если бы младенец родился с зубами. Сегодня не часто видишь нормальных детей — дети превратились в чудовищ. Дети не работают головой, они просто повторяют то, что увидели и услышали. Таким вот образом, с помощью телевидения, некоторые хотят оболванить мир. То есть [по их замыслам] остальные должны верить тому, что услышали [по телевизору], и поступать в соответствии с этим.

А какие же трудности были раньше в общежительных монастырях! Помню, на кухне был огромный котел, который поднимали с помощью особого рычага. Огонь для приготовления пищи разводили на дровах. Пламя то поднималось сильнее, то опускалось, пища пригорала. Если пригорала рыба, то противни чистили металлической щеткой. Потом брали золу из печи, наполняли ею большой глиняный сосуд с отверстием внизу и заливали золу водой. Из отверстия внизу вытекал щелок, которым мы мыли посуду. Щелоком разъедало руки. А в архондарик мы поднимали воду с помощью веревки и ворота.

Старайтесь идти вперед в духовном отношении. Не радуйтесь всем этим машинам, удобствам и тому подобному. Если из монашества уходит дух аскезы, то жизнь иноков не имеет смысла. Мы не преуспеем, если будем ставить удобства выше монашеской жизни. Монах избегает удобств, потому что в духовном отношении они ему не помогают. Даже в мирской жизни людям тяжело от множества удобств. Монаху — даже если бы его душа находила покой в вещах мирских — тем паче не приличествует комфорт. Не будем же его искать. В эпоху Преподобного Арсения Великого не было ни керосиновых ламп “люкс” (Керосиновая лампа особой конструкции, дающая очень яркий свет. — Прим. пер), ни других осветительных приборов. Во дворцах использовали светильники на очень чистом масле. Что, разве Арсений Великий не мог взять с собой в пустыню такой светильник? Мог, но ведь не взял. В пустыне он пользовался фитильком или ваткой с обычным растительным маслом, и этого хватало ему для освещения (Преподобный Арсений Великий родился в Риме около 354 г. Был велик мудростью и добродетелью. Получил наименование “отца царей,” потому что император Феодосии возложил на него воспитание двух своих сыновей. В 394 г. после божественного призвания удалился в египетскую пустыню. Несмотря на прежнюю жизнь во дворцах, как монах отличался необыкновенной строгостью и аскетизмом).

— Геронда, а я слышала, что даже Преподобного Афанасия Афонского называют человеком передовых взглядов! (Преподобный Афанасий Афонский (+1000) — основатель Великой Лавры на Святой Афонской Горе. Отец святогорского общежительного монашества. Благодатный подвижник, удостоившийся дара прижизненных и посмертных чудотворений. — Прим. пер).

— Да, очень передовых! Таких же передовых, как и у нынешних “передовиков”!.. Почитали бы хоть немножко житие Преподобного Афанасия! Число монахов в его обители дошло до восьмисот, до тысячи, а сколько еще разного народа приходило к нему за помощью! Сколько нищих, сколько голодных приходило в Лавру за куском хлеба и в поисках пристанища! И вот Преподобный, стремясь помочь всем, купил для монастырской мельницы двух волов. Пусть купят себе волов и нынешние “передовики”! Для того, чтобы кормить людей хлебом, Святой Афанасий был вынужден устроить в Лавре пекарню — современную по меркам той эпохи. Византийские императоры одаривали монастыри имуществом, землями, потому что тогда обители имели также значение благотворительных учреждений. Монастыри устраивались для того, чтобы помогать народу и духовно, и материально. Поэтому императоры и давали им дары.

Лишения очень помогают людям. Испытывая в чем-то недостаток, чего-то лишаясь, люди становятся способны познать цену того, чего у них не стало. А те, кто сознательно, с рассуждением и смирением лишают себя чего-то ради Христовой любви, испытывают духовную радость. Если кто-то, к примеру, скажет: “Такой-то человек болен, и поэтому сегодня я не буду пить воды. Ничего большего, Боже мой, я сделать не могу.” И если человек совершит это, то Бог напоит его уже не водой, а сладким прохладительным напитком — божественным утешением.

Люди страдающие испытывают чувство глубокой благодарности за самую пустяшную оказанную им помощь. А избалованное чадо богатых родителей ничем не бывает довольно — хотя бы мать с отцом исполняли и все его прихоти. Такой ребенок может иметь всё и быть измученным, срываться, лезть на стенку. Тогда как некоторые несчастные ребятишки испытывают огромную признательность за малейшую помощь, которую им оказали. Если какой-нибудь добрый человек оплачивает им дорогу до Афона, то как же они благодарят и его, и Христа! А от многих богатых детей слышишь: “У нас всё есть, почему у нас всё есть?” Не испытывая нужды ни в чем, они хнычут вместо того, чтобы благодарить Бога и помогать беднякам. Это величайшая неблагодарность. У них нет недостатка ни в чем материальном, и поэтому они ощущают в себе пустоту. Родители дают детям все готовенькое, и из-за этого дети восстают против них, уходят из дома с одним рюкзаком за спиной и слоняются по миру. Родители дают им еще и деньги, чтобы они звонили домой и сообщали, что у них все в порядке, но тем наплевать на родительские просьбы. Потом родители начинают их искать. У одного парня было всё, но ничто его не радовало. И вот, для того чтобы помаяться, он ушел из дома, ночевал в поездах, а ведь был из хорошей семьи. Тогда как если бы у него была какая-нибудь работа и он зарабатывал свой хлеб в поте лица, то его труд имел бы смысл, а он сам был бы умиротворен и славословил Бога.

Сегодня большинство людей не испытывает лишений. Любочестия у них нет именно поэтому. Если человек не трудится сам, то и труд других оценить не может. Найти себе работенку “не бей лежачего,” зарабатывать деньги и после этого искать себе лишений — да какой в этом смысл? Вот шведы, которые на всё, что нужно для жизни, получают пособия от государства и потому не трудятся, — [от безделья] слоняются по дорогам. Весь их труд уходит на воздух, они внутренне неспокойны, потому что сошли с духовных рельсов. Они бесцельно катятся [по жизни], как катятся по дороге соскочившие с оси колеса — покуда не падают в пропасть.

Сегодня люди стремятся к красоте и обольщаются красотой. Европейцам (Говоря о европейцах и Западе, Старец не уничижает народы Америки и Западной Европы, но хочет обличить господствующий в этих странах безбожный и рационалистический дух) это на руку — они всё крутят и крутят своими отвертками, изготавливая что-нибудь новенькое — красивое и якобы более практичное — чтобы людям не нужно было даже шевелить руками. В прежние времена, работая старинными инструментами, люди и сами становились крепче. А после работы с нынешними механизмами и приспособлениями нужно прибегать к помощи физиотерапии и массажа. Подумать только, сейчас врачи занимаются массажем! Сегодня видишь, как у столяра свисает во-от такое брюхо! А разве в прежние времена можно было увидеть пузатого столяра? Разве мог появиться живот у столяра, который целыми днями строгал дерево рубанком?

Множество удобств, становясь чрезмерными, делают человека ни на что не годным. Человек превращается в бездельника. Он может перевернуть что-то рукой, но говорит: “Нет, лучше-ка я нажму на кнопочку, и пусть оно перевернется само!” Если человек привыкает к легкому, то потом ему хочется, чтобы все было легким. Нынешние люди хотят работать мало, а денег получать много. А если можно совсем не работать, то еще лучше! И в духовную жизнь тоже проник этот дух — мы хотим освятиться без труда.

И болезненными большинство людей стали как раз поэтому — из-за легкой жизни. Если начнется война, то как люди смогут её перенести, будучи столь избалованными? Раньше люди были, по крайней мере, закаленными и могли выдержать трудности — даже дети. А сейчас — сплошные витамины В, С, О да лимузины “мер-се-де” — без всего этого люди уже не могут жить. Взять какого-нибудь ослабленного ребенка — ведь если он будет работать, то у него укрепятся мускулы. Многие родители приходят и просят меня помолиться об их детях, говоря, что те парализованы. Но на самом деле у них не паралич, а просто какая-то слабость ног. Родители всё кормят и кормят такого ребенка, а он все сидит и сидит. Но чем больше он сидит, тем больше атрофируются его ноги. А потом родители пересаживают ребенка в инвалидную коляску, а меня просят: “Помолись, мой ребенок парализован.” Да кто на самом деле парализован — ребенок или родители? Я советую таким родителям кормить ребенка чем-нибудь легким, не утучняющим, заставлять его понемножку ходить. Постепенно такие дети сбавляют вес, их движения становятся все более и более естественными, а потом, глядишь, начинают и в футбол гонять! А действительно парализованным детям, которым нельзя помочь по-человечески, поможет Бог. Один мальчуган в Конице был очень непоседливым и подорвался на мине. Его ножка так скрючилась, что он не мог ее выпрямить. Однако это увечье более спокойным его не сделало. От живости он постоянно шевелил искалеченной ножкой, сухожилия разработались, и нога стала здоровой. А потом он даже партизанил в отряде у Зерваса (Наполеон Зервас (1891—1957) — лидер антифашистского движения “Национальный Греческий Демократический Союз,” действовавшего против нацистов в Эпире и некоторых других областях Греции).

И я, когда мою ногу скрутил ишиас (Воспаление седалищного нерва), молился по четкам, потихоньку прохаживаясь, и нога окрепла. Часто движение приносит пользу. Если я заболеваю и через два-три дня болезнь не проходит, так что я не могу и пошевелиться, то я прошу Бога: “Боже мой, помоги мне только маленечко подняться и сдвинуться с места, а там я уж как-нибудь сам. Пойду заготавливать дрова.” Если я останусь лежать, то мне будет еще хуже. Поэтому я собираюсь с духом и, даже будучи простуженным, заставляю себя подняться и идти на заготовку дров. Укутываюсь поплотнее, потею, и выходит вся простуда. Можно подумать, будто я не знаю, что лежать в кровати спокойнее! Но я заставляю себя встать и — куда только все девается! Принимая народ, я заранее знаю, что от сидения на пне у меня занемеет все тело. Конечно, я могу постелить на пень какой-нибудь коврик, но тогда надо стелить и для других, а где я возьму столько ковриков? Поэтому ночью я в течение часа прохаживаюсь и молюсь по четкам. Потом я на какое-то время вытягиваю ноги, чтобы в них не застаивалась кровь — с этим у меня тоже проблемы. Если я оставлю себя в покое, то за мной будет нужен уход. Тогда как сейчас, наоборот, я служу людям. Вам это понятно? Поэтому пусть человек не радуется лежанию в постели, пользы от этого нет.

— Да, есть такие люди. На Афоне, недалеко от моей каливы живет один монах-киприот — старец Иосиф, родом из Карпасии (Город на Кипре. — Прим. пер). Старцу — сто шесть лет (В ноябре 1990 г), а ухаживает за собой сам. Разве в миру такое сегодня встретишь? Некоторые нынешние пенсионеры не могут даже ходить, их ноги ослабевают, сами они от сидения заплывают жиром и становятся ни на что не годными. А если бы они были заняты каким-нибудь делом, то получали бы от этого огромную пользу. Как-то раз старца Иосифа забрали в монастырь Ватопед. Все ему выстирали, самого вымыли, окружили заботой. А он им и говорит: “Я, как только сюда приехал, — заболел. И это все из-за вас. Везите меня обратно в мою каливу умирать.” Делать нечего, пришлось везти его обратно. Как-то пришел я его навестить. “Ну что, — говорю, — я слышал, что ты переселился в монастырь.” — “Да, — отвечает, — было дело. Приехали на машине, забрали меня в Ватопед, мыли, чистили, ухаживали, но я заболел и сказал им: “Везите меня назад.” Не успел вернуться, как выздоровел!” Сам уже не видит, но плетет четки. Однажды я передал ему немного вермишели, так он даже обиделся: “Неужто за чахоточного больного меня принимает Старец Паисий, что шлет мне вермишель?” Представьте себе — ест фасоль, ревит, бобы — такое здоровье, что только держись — как у молодого парня. Ходит, опираясь на две палки, и при этом умудряется собирать траву, которую варит и ест. Сеет на огороде лук! Для стирки одежды и мытья головы сам носит воду! А потом еще совершает богослужение, сам читает Псалтирь, совершает свое монашеское правило, молится Иисусовой молитвой. Нанял двух кровельщиков перекрыть крышу и с палками в руках полез по лестнице посмотреть, как они работают. “Спускайся вниз,” — говорят ему мастера. “Ну уж нет, — отвечает, — поднимусь, погляжу — как вы там кроете.” Конечно, мучается он сильно. Но знаете, какую он ощущает радость? Его сердце взмывает ввысь как птица! Другие монахи тайком берут его одежду и стирают ее. Как-то я спросил его: “Что ты делаешь со своей одеждой?” — “У меня, — говорит, — ее часто берут для стирки — тайком от меня. Но я и сам её стираю: кладу в корыто, заливаю водой, а потом еще сверху — “клином” по ней! (Старец Иосиф имел в виду стиральный порошок “CLEAN.") Через несколько дней отстирывается как миленькая!” Видишь, какое доверие Богу! У других есть всё, чего ни пожелает душа, но вместе с тем — страх и тому подобное. А он от забот о нем заболел, но как только его оставили в покое — выздоровел.

Чем больше люди удаляются от естественной, простой жизни и преуспевают в роскоши, тем больше увеличивается и человеческая тревога в их душах. А вследствие того, что они все дальше и дальше отходят от Бога, они нигде не находят покоя. Поэтому люди беспокойно кружатся — как приводной ремень станка вокруг “сумасшедшего колеса” (В прежние времена на производстве “сумасшедшим колесом” называлось нерабочее колесо, на которое надевали приводной ремень с тем, чтобы остановить станок, не выключая двигателя). Они кружатся уже и вокруг Луны, потому что целая земная планета не вмещает их великого беспокойства.

Если мы видим человека, страдающего от сильной душевной тревоги, огорчения и печали, несмотря на то, что у него есть всё, чего ни пожелает душа, — то надо знать, что у него нет Бога. В конце концов, от богатства люди тоже мучаются. Ведь материальные блага оставляют их внутренне пустыми, и они мучаются вдвойне. Я знаю таких людей — имеющих всё, при этом не имеющих детей и испытывающих терзания. Им в тягость спать, им в тягость ходить, все что ни возьми — для них мука. “Ну, хорошо, — сказал я одному из таких, — раз у тебя есть свободное время, займись духовной жизнью. Совершай Часы (Часы (первый, третий, шестой, девятый) — отдельное краткое богослужебное последование, входящее в состав суточного литургического круга. — Прим. пер), читай Евангелие.”

К счастью, есть жизнь иная. Люди сделали свою земную жизнь такой, что живи они здесь вечно, большей адской муки и не существовало бы. Если бы с этой тревогой в душе они жили по восемьсот, девятьсот лет — как в эпоху Ноя (Быт. 5), то их жизнь была бы одним долгим адским мучением. В те времена люди жили просто. И такой долгой их жизнь была для того, чтобы сохранялось Предание. А сейчас происходит то, о чем написано в Псалтири: “Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь” (Пс. 89:10). А семьдесят лет — это такой срок, чтобы лишь детей своих успеть поставить на ноги, — тютелька в тютельку укладываешься.

— Если она совершается от любочестия, то радуется и сам человек, и Бог — о Своем любочестном чаде. Если человек утесняет себя от любви, то это источает мед в его сердце. Если же он утесняет себя от эгоизма, то это приносит ему мучение. Один человек, подвизавшийся с эгоизмом и утеснявший себя с душевным беспокойством, как-то сказал: “О, Христе мой! Врата, которые Ты отделал, слишком тесны! Я не могу через них пройти” Но если бы он подвизался смиренно, то эти врата не были бы для него тесными. Те, кто эгоистично подвизаются в постах, бдениях и прочих подвигах, мучают себя без духовной пользы, потому что бьют воздух, а не бесов. Вместо того чтобы отгонять от себя бесовские искушения, они принимают их всё в большем количестве, и — как следствие — в своем подвижничестве встречают множество трудностей, чувствуют, как их душит внутреннее беспокойство. В то время как у тех людей, которые сильно подвизаются со многим смирением и со многим упованием на Бога, радуется сердце и окрыляется душа.

В духовной жизни требуется внимание. Делая что-либо по тщеславию, духовные люди остаются с пустотой в душе. Их сердце не преисполняется, не становится окрыленным. Чем больше они увеличивают свое тщеславие, тем больше увеличивается и их внутренняя пустота, и тем больше они страдают. Там, где присутствует душевная тревога и отчаяние, — бесовская духовная жизнь. Не тревожьтесь душой ни по какому поводу. Душевная тревога происходит от диавола. Видя душевную тревогу, знайте, что там накрутил своим хвостом тангалашка. Диавол не идет нам поперек. Если человек к чему-то склонен, то и диавол подталкивает его в этом же направлении, чтобы его измотать и прельстить. Например, человека чуткого он делает чрезмерно чувствительным. Если подвижник расположен делать поклоны, то диавол тоже подталкивает его к поклонам, превышающим его силы. И если твои силы ограничены, то образуется сперва некая нервозность, потому что ты видишь, что твоих сил не хватает. Потом диавол приводит тебя в состояние душевной тревоги, с легким — вначале — чувством отчаяния, потом он усугубляет это состояние все больше и больше... Помню начало своего монашества. Одно время, как только я ложился спать, искуситель говорил мне: “Ты что же спишь? Вставай! Столько людей страдают, стольким нужна помощь!..” Я поднимался и делал поклоны — сколько мог. Стоило мне опять лечь, как он опять начинал свое: “Люди страдают, а ты спишь? Вставай!” — и я опять поднимался. Я дошел до того, что как-то сказал: “Ах, как было бы хорошо, если бы у меня отнялись ноги! Тогда у меня была бы уважительная причина не делать поклоны.” Один Великий Пост я, находясь в таком искушении, еле выдержал, потому что хотел утеснить себя больше своих сил.

Если, подвизаясь, мы чувствуем душевную тревогу, то должно знать, что мы подвизаемся не по-Божьему. Бог — не тиран, чтобы нас душить. Каждому следует подвизаться с любочестием, в соответствии со своими силами. Надо возделывать в себе любочестие для того, чтобы возросла наша любовь к Богу. Тогда человека будет подталкивать к подвигу любочестие, и само его подвижничество, то есть поклоны, посты и подобное этому, будет не чем другим, как преизлиянием его любви. И тогда он с духовной отвагой будет идти вперед.

— Начинать надо со следующего вопроса себе самому: “Кто я такой? И какие у меня обязанности в той жизни, которой я живу?” Армии делает честь цвет хаки. Монастырю делает честь черный цвет. Если армию переодеть в черное, а монастыри — в защитный цвет, то это не будет к лицу ни армии, ни монашеству. Представляете, если вы сейчас, подобно медицинским сестрам, переоблачитесь в белые халаты? Сестры вы или не сестры? Ну, вот видите... А медсестры наденут черные балахоны, чтобы одним своим видом доводить больных до отчаяния! “Видно, — скажут тогда больные, — наши дни сочтены, но только прямо нам об этом не говорят.” Видите, такое переодевание было бы неприличным. Разве мы поступили бы так на самом деле? Какая-то вещь может быть действительно красивой, но монашеству она не приличествует. Например, бархат — красивая ткань, но если я надену бархатную рясу, то это будет мне не в честь, а в оскорбление. Не используйте в монастыре ничего красного, ничего цветастого. Не годится.

Принося монаху многие вещи, ты его губишь. Тогда как если человек освобождает себя от [лишних] вещей, это восстанавливает его силы. А если монах собирает вещи сам, то он себя губит. Когда мне присылают какие-то вещи, я чувствую тяжесть и хочу от них освободиться. Имея у себя в келье что-то лишнее, я чувствую себя так, как если бы надел рубашку, которая мне мала. И если некуда эти вещи отдать, то, по-моему, лучше их выбросить. Но стоит мне только их отдать, как я чувствую облегчение, освобождение. Как-то раз ко мне пришел один знакомый и сказал: “Геронда, такой-то человек дал мне эти вещи, чтобы я передал их Вам. И еще он просил помолиться, чтобы от него ушла душевная тревога.” — “Чтобы от него ушла, а ко мне пришла? — сказал я в ответ. — Лучше забирай-ка ты эти вещи и уходи. Я уже старик: ходить по людям и разносить им подарки мне не по силам.” (Старец Паисий раздавал вещи, которые ему приносили, другим монахам — у которых была в том необходимость).

Все удобства, которыми пользуются люди, не помогают монаху, а наоборот, порабощают его. Монаху надо стараться сокращать свои потребности и упрощать свою жизнь, иначе он не становится свободным. Чистота — это одно, а лишнее украшение — совсем другое. Если для многих дел пользоваться только одной вещью, то это очень помогает сократить свои претензии. На Синае у меня была одна консервная банка — в ней я варил и чай, и кашу. А что, думаете, человеку много нужно для жизни? Вон раньше-то в пустыне вообще питались одними финиками. Ни огня не разжигали, ни в дровах не нуждались. Я недавно взял банку из-под сгущенного молока, обрезал ее и приделал что-то вроде ручки. В такой банке можно готовить кофе или чай лучше, чем во всех этих кофейниках! Только ставишь на спиртовку, как водичка тут же закипает. Ведь пока нагреется кофейник — сколько спирта сгорит. А под баночку кладешь ватку со спиртом и пожалуйста: кофе готов. И лампы у меня тоже нет. Ночи я провожу только со свечой.

И вообще, все простое очень помогает. Имейте вещи простые и прочные. Даже мирские люди относятся с уважением ко всему смиренному и простому. И монаху все это очень помогает. Эти вещи помогают вспомнить о нищете, о боли, о монашеской жизни. Когда Великую Лавру на Афоне посетил Король Георгий 2-ой (1890-1947), отцы нашли серебряный поднос и на нем подали ему угощение. А король, едва увидел этот поднос, сказал: “А я-то ждал от вас чего-то иного, какого-нибудь деревянного подносика. Такими дорогими подносами я сыт по горло.”

— Может быть, речь идет о драгоценных сосудах, украшениях и подобном этому. Но знаете когда в монастырях сосредоточилась большая часть таких ценностей? После падения Константинополя (1453). Прежде все эти сокровища находились во дворцах, но потом их стали отдавать в монастыри, чтобы уберечь. Например, Царица Маро (Царица Маро, 1418-1487, — дочь сербского деспота Георгия Бранковича, 1375-1456, который был вторым ктитором монастыря Святого Павла на Святой Афонской Горе. Маро была выдана замуж за Султана Мурата — отца Султана Магомета, завоевателя Константинополя. После падения Константинополя Царица Маро передала в дар монастырю Святого Павла Честные Дары Волхвов, множество святынь и мощей угодников Божиих) понемножку увозила от султана разные сокровища и отдавала их в монастыри. Или же люди, находясь при смерти и не желая, чтобы их драгоценности потерялись, жертвовали их в обители. Не монастыри стремились прибрать сокровища к рукам, но сами владельцы, понимая, что в монастыре эти вещи будут в безопасности, отдавали их туда. И в монастыри Святой Горы [имущие] делали различные вклады, чтобы было чем кормить народ. Ведь ни домов престарелых, ни сиротских приютов, ни психиатрических лечебниц, ни разных благотворительных учреждений в те времена не было. Монастырям жертвовали и много земель, чтобы они помогали нуждающимся мирянам. То есть, в те трудные годы умели заглядывать вперед: несчастному народу помогали материально с тем, чтобы потом помочь ему духовно. Когда в монастыри приходили бедняки, то им в благословение давали денежную помощь и несчастные могли женить своего сына или выдать замуж дочь. То есть, монастыри получали свои богатства для того, чтобы помочь бедным. И большие здания строили для той же самой цели. А знаешь, скольким помогли монастыри во время оккупации? Очень и очень многим. У многих мирских людей даже было тогда прозвище “Каракалл,” потому что, если чей-то дом был гостеприимным, то говорили, что он прямо как монастырь Каракалл. И торжественные престольные праздники в честь Святых в монастырях устраивали с тем расчетом, чтобы беднота могла покушать рыбки, порадоваться, а вместе с тем получить духовную помощь. А для чего устраивают торжества на престольные праздники сейчас? Собираются люди, которые ни в чем не имеют нужды, едят рыбу. А ради чего?

— Конечно, монашеский! Какой же еще? Пусть все будет, насколько возможно, скромно, просто. Преподобный Пахомий искривил колонну в храме, чтобы люди не восхищались делом его рук. (Преподобный Пахомий Великий родился около 280 г. в Фиваиде, Верхний Египет. После прохождения военной службы поселился в заброшенном языческом храме и стал вести подвижническую жизнь. Почувствовав необходимость в духовном руководителе, обратился к Фиваидскому пустыннику Преподобному Паламону и был принят им в послушание. Около 320 г., после божественного видения, Преподобный Пахомий основал первый монастырь тавеннисиотов в Верхней Фиваиде. Всего Преподобным было основано 9 мужских и 2 женских общежительных монастыря, с общим количеством иноков около 7000. Сподобился благодатных дарований. Почил о Господе в 346 г). Помните этот случай? В своем монастыре Преподобный со многим тщанием построил храм с кирпичными колоннами. Видя, каким красивым получился храм, Преподобный радовался, но потом подумал, что радоваться прекрасному творению собственных рук — это не по Богу. Тогда он обвязал колонны веревками и, помолившись, велел братии навалиться и тянуть — чтобы колонны искривились.

Начиная жить духовно, человек никогда не насыщается. Подобно этому, человек никогда не насыщается, если начинает гнаться за красивым. Знаешь, как нам надо жить сейчас? Надо оставить заботы о красивых постройках, ограничиться необходимым и отдать себя несчастью людей — помогая им молитвой, если тебе нечего дать, и милостыней, если у тебя есть возможность помочь им материально. Займитесь же молитвой, а из работ — только самым необходимым. У всего, что мы делаем здесь, -недолгий век. И стоит ли отдавать всему этому свою жизнь, зная, что другие едва сводят концы с концами и умирают с голоду? Простые постройки и смиренные вещи мысленно переносят монахов в пещеры и неприхотливые аскитирии (уединенное монашеское жилище, место аскетических подвигов) святых отцов, от этого монахи получают духовную пользу. Тогда как все мирское напоминает монахам о мире и делает их мирскими в душе. Недавно (1986 г.) в Нитрии (гора и прилегающая к ней пустыня) были сделаны раскопки и найдены первые монашеские кельи — по-настоящему аскетические. Затем были найдены монашеские кельи более поздней эпохи — их вид был уже немного мирской. Наконец, были найдены самые поздние монашеские жилища, похожие на салоны богатых людей того времени — на стенах были разные картины в рамочках, узоры и прочее. Все это навело на монахов гнев Божий, и их обиталища были разграблены и разрушены злодеями.

Христос родился в яслях. Если мирское доставляет нам утешение, то Христос, Который никого не отвергает, легко нас отвергнет. Он скажет: “У меня не было ничего. Разве Евангелие где-нибудь говорит обо всех этих [мирских вещах]? Разве вы видели что-нибудь подобное у Меня? Вы и не мирские, и не монахи. Что же Мне с вами делать, куда вас поместить?"

Как-то раз мне довелось оказаться в роскошнейшем доме. Во время беседы хозяева сказали мне: “Мы живем прямо-таки в раю, а ведь другие люди так нуждаются.” — “Вы живете в аду, — ответил им я. — “Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя” (Лк. 12:20), — сказал Господь безумному богачу. Если бы Христос спросил меня: “Где тебе отвести место — в какой-нибудь темнице или же в доме, подобном этому,” то я бы ответил: “В какой-нибудь мрачной темнице.” Потому что темница пошла бы мне на пользу. Она напоминала бы мне о Христе, о святых мучениках, о подвижниках, скрывавшихся в “пропастях земных” (Евр. 11:38), она напоминала бы мне о монашеской жизни. Темница была бы немножко похожа и на мою келью, и я бы от этого радовался. А о чем бы напоминал мне ваш дом и какую пользу я получил бы от него? Поэтому темницы утешают меня много больше не только какого-нибудь мирского салона, но и прекрасно отделанной монашеской кельи. В тысячу раз лучше жить в тюрьме, чем в таком вот доме.”

В другой раз я остановился в Афинах у своего друга, и он попросил меня встретиться с одним многодетным отцом, но только до рассвета, потому что в другое время тому было некогда. Пришел этот человек — радостный и непрестанно славословящий Бога. У него было много смирения и простоты, и он просил меня молиться о его семье. Этому брату было тридцать восемь лет, и он имел семеро детей. Дети, он с женой, плюс его родители — всего одиннадцать душ. Все они ютились в одной комнате. С присущей ему простотой он рассказывал: “Стоя-то мы помещаемся в комнате все, но вот когда ложимся спать, места не хватает — тесновато. Но сейчас, Слава Богу, сделали навес для кухни и стало полегче. Ведь у нас, отченька, есть и крыша над головой — другие-то вон и вовсе живут под открытым небом.” Работал он гладильщиком в Пирее (Главный порт Греции. — Прим. пер), а жил в Афинах , и для того чтобы быть на работе вовремя, выходил из дома затемно. От долгого стояния на ногах и сверхурочной работы у него образовалось варикозное расширение вен, причинявшее его ногам беспокойство. Но большая любовь к семье заставляла этого человека забывать о болячках и хворях. Вдобавок он то и дело себя укорял, говорил, что у него нет любви, что он не делает подобающих христианину добрых дел, и не мог нахвалиться на свою жену за то, что она делает добрые дела, заботится не только о детях, но и о свекре со свекровью, обстирывает живущих по соседству стариков, прибирается у них в домах и даже “супчик им варит!” Лицо этого доброго семьянина светилось от Благодати Божией. Он имел в себе Христа и был исполнен радости. И комнатенка, в которой они ютились, тоже была исполнена райской радости. Те, кто не имеет в себе Христа, будут исполнены душевной тревоги. Они не поместятся и в одиннадцати комнатах даже вдвоем, тогда как здесь одиннадцать душ со Христом —поместились в одной.

Неблагодарность и ненасытность — великое зло. Человек, порабощенный чем-то материальным, всегда порабощен волнением и душевной тревогой, потому что он то дрожит, боясь, как бы у него не отняли его богатство, то испытывает страх за свою жизнь. Как-то раз ко мне пришел один богач из Афин и сказал: “Отче, я потерял контакт со своими детьми. Я потерял своих детей.” — “А сколько у тебя детей?” — спросил я. “Двое, — ответил он. — Вскормил их на птичьем молоке. Имели все, что хотели. Даже по машине им купил.” Потом из беседы стало ясно, что у него была своя машина, у жены — своя и у каждого из детей — своя. “Чудак человек, — сказал я ему, — вместо того, чтобы решить свои проблемы, ты их только увеличил. Сейчас тебе нужен большой гараж для машин, за их ремонт надо платить вчетверо больше, не говоря уже о том, что и ты с женой, и твои дети в любой момент рискуете разбиться. А если бы ты упростил свою жизнь, то семья была бы сплоченной, один понимал бы другого, и всех этих проблем у тебя бы не было. Вина за то, что с вами происходит, лежит не на твоих детях, а на тебе самом. Это ты виноват в том, что не воспитал их по-другому.” На одну семью — четыре автомобиля, гараж, свой механик и все прочее! Да неужели один не может поехать куда-то чуть пораньше, а другой — чуть попозже? Весь этот комфорт порождает трудности.

— Осознание глубочайшего смысла жизни. “Ищите прежде Царствия Божия...” (Мф. 6:33). Простота и всякое правильное отношение к вещам начинаются с этого.

Сегодня все приучились жить с шумом. Многие из современных детей любят читать, одновременно слушая рок-музыку. То есть, им больше нравится читать под музыку, а не в тишине. Им спокойнее от беспокойства, потому что беспокойство сидит у них внутри. Везде слышен шум. Вот прислушайся!.. Слышишь это постоянное: “в-у-у... ву-у!.” Пилят доски — “ву-у...,” шлифуют их — тоже “ву-у...,” опрыскивают деревья распылителем — опять “ву-у....” А потом придумают другие распылители — как самолеты, чтобы ещё больше шумели, и будут говорить: “Эти распылители лучше, потому что они опрыскивают деревья не снизу, а сверху, и ни одна почка не остается неопрысканной.” Будут искать себе такие опрыскиватели и радоваться им. Человек хочет просверлить одну-единственную дырку для гвоздя и опять включает какую-нибудь “вукалку.” Зачем? Чтобы воду в ступе толочь? А он еще этому радуется и, удивительное дело, — даже гордится! Чтобы иметь свежий воздух, покупают электрический вентилятор и слушают его гул. Раньше, когда было жарко, обмахивались рукой, а сейчас портят собственные уши ради глотка свежего воздуха. И на море сейчас создают очень много шума. Когда-то по морю бесшумно плыли корабли под парусами, а сейчас тарахтит даже самая маленькая моторка. Скоро большинство людей вообще будут кружить над землей на самолетах! И знаешь, к чему это приведет? Земля-то ещё хоть немного поглощает шум, а в воздухе будет такое твориться, что Боже сохрани!..

Беспокойный мирской дух нашей эпохи своей мнимой цивилизацией разрушил даже святые пустынные места, которые умиротворяют и освящают души. Беспокойному человеку никогда нет покоя. Люди нигде не оставили тихого места. Даже Святую Землю — во что же ее сейчас превратили! И в житии Фотинии-пустынницы (Фотиния-пустынница родилась в 1860 г. в Дамаске (Сирия) в греческой семье. Около 1884 г. удалилась в Заиорданскую пустыню. В 1915 г. по причине Первой Мировой Войны была вынуждена переселиться в Иерусалим, где и пребывала до установления мира. Впоследствии поселилась в пустыне к западу от Мертвого моря, где и подвизалась до самой смерти) упоминается о том, что в пустыне, где она прежде подвизалась, впоследствии понаставили множество киосков, пооткрывали закусочных. В пещерах и кельях, где подвизалось столько монахов, столько святых, англичане открыли продажу прохладительных напитков. Всё, нет больше пустыни! Она заполнилась домами, радиоприемниками, магазинами, отелями, аэропортами!.. Мы дожили до того времени, о котором говорил Святой Косма Этолийский: (Святой священномученик равноапостольный Косма Этолийский, 1779; память мученической кончины 24 августа. Значительное время подвизался на Святой Афонской Горе. После божественного призвания вышел в мир и с проповедью проходил города и села порабощенной турками Греции. Учил Евангелию, открывал школы, препятствовал исламизации греков. Совершил множество чудес и оставил очень много пророчеств о будущем всего человечества. По праву считается великим пророком нового времени. Был оклеветан иудеями перед турецким пашой и претерпел мученическую кончину. Проповеди и пророчества Святого Космы очень распространены и читаемы в Греции, на русский язык не переведены. — Прим. пер). “Придет время — и там, где сейчас парни вешают свои ружья, цыгане развесят свои музыкальные инструменты.” Я хочу сказать, что до этого дожили и мы — там, где раньше подвизались монахи, там, где раньше висели их четки, сейчас голосят радиоприемники и шипят прохладительные напитки!.. Да, видно, пройдет еще немного лет и все это уже не понадобится. Вообще, из того, что происходит, следует вывод: жизнь приближается к концу. Наступает конец жизни и конец этого мира.

— Да какое там сейчас тихое место, даже и на Святой Горе! Ведь в афонских лесах без конца прокладывают все новые и новые дороги. Повсюду гудят машины. Даже те, кто живет в самых пустынных и безмолвных местах, купили себе машины. Мне непонятно — ну чего ищут эти люди в пустыне? Арсений Великий, слыша, как в пустыне от нежного ветерка шумит тростник, спрашивал: “Что это за шум? Не землетрясение ли?” (См.” Древний Патерик. М., 1899. С. 21). А посмотрели бы Святые Отцы на то, что творится сейчас! Раньше в общежительных монастырях монахи очень уставали на послушаниях. Особенно трапезник и гостинник. Надо было мыть тарелки, начищать медную посуду. А сегодня все это легко, ведь теперь у монахов есть всевозможная современная техника — которая по большей части создает шум. Помню, как мы в монастыре носили воду из источника и с помощью лебедки в особых емкостях потихонечку поднимали ее на четвертый этаж. А сейчас воду качают насосом, и постоянно слышишь, как он тарахтит. Стены трясутся, стекла дрожат. Поставили бы, по крайней мере, какой-нибудь глушитель. В армии во время Гражданской войны, я использовал глушитель, когда заряжал батарею рации, чтобы враги на своей стороне ничего не слышали.

— О, знаете, сколько существует облегчающей техники!.. Избегайте, насколько возможно, всего грохочущего, всего тарахтящего, избегайте шума. Весь этот шум изгоняет нас из монастыря. Зачем тогда у вас внизу на воротах висит табличка “Исихастирий”? (— безмолвие). Напишите уж лучше что-нибудь вроде “Шумостирий” или “Неспокойностирий”! Зачем тогда нужен монастырь, если в нем нет тишины? Смотрите, постарайтесь, насколько возможно, ограничить все то, о чем мы сейчас говорим. Вы еще не ощутили того, сколь сладко безмолвие. Если бы вы это поняли, то могли бы лучше понять и то, что говорю я, и некоторые другие вещи. Если бы вы вкусили сладких духовных плодов безмолвия, то, несомненно, были бы по-доброму обеспокоены и больше стремились бы к святому безмолвию жизни духовной.

Безмолвие есть таинственная молитва, и оно очень помогает молитве, подобно тому, как кожное дыхание приносит человеку пользу (Удачность приведенного блаженным Старцем Паисием примера подтверждается данными физиологии. Незаметное, постоянное потоотделение и кожное дыхание — инструмент с помощью которого регулируется температура человеческого тела. Если, покрыв всю поверхность тела человека каким-то изолирующим материалом, лишить его кожного дыхания, то вначале последствия будут не так заметны, однако через какое-то время, нарушение температурного баланса приведет к серьезным нарушениям жизнедеятельности организма. Аналогия с молитвой и безмолвием — прямая. “Таинственная,” “невыраженная” молитва — безмолвие, незаметно но постоянно помогает человеку находиться в здоровом духовном состоянии. Лишение безмолвия, приводит христианина — и в особенности монаха — к незаметным на первый взгляд, но тем не менее, разрушительным духовным последствиям, — Прим. пер). Тот, кто в безмолвии занят духовной работой, впоследствии погружается в молитву. Знаешь, что такое погружаться? Затихший в объятиях матери малыш не говорит ничего. Он уже находится в единении, общении с ней. Поэтому, если монастырь находится вдали от археологических достопримечательностей, от мирского шума и множества людей, — от этого огромная польза.

Когда рукоделие шумное, очень помогает тихое псалмопение. Если не можете творить Иисусову молитву — пойте что-нибудь церковное. Требуется терпение. На корабле, когда я плыву с Афона или возвращаюсь обратно, бывает очень шумно. Я сажусь куда-нибудь в уголок, чтобы меня не беспокоили, делая вид, что сплю, закрываю глаза — и начинаю петь. Чего я только не пою! Сколько всяких “Достойно есть,” сколько “Святый Боже.” И корабельный двигатель своим гулом очень подходит для псалмопения. Двигатель держит иссон (Иссон (от греч. “***” — ровный, одинаковый, подобный) — нижний, “базовый” голос в византийском церковном пении. — Прим. пер) — как раз в тон с “Достойно есть” Папаниколау, со “Святый Боже” Нилевса. (Папаниколау Харалампос — певчий и сочинитель в византийской музыки конца XIX — начала XX веков из греческого города Кавала. Нилевс Камарадос — константинопольский певчий середины XIX века, сочинитель и теоретик византийской музыки. — Прим. пер). Так гудит, что подходит к чему ни возьми! Я пою в уме, однако сердце тоже участвует в пении.

И все же, я думаю, что беспокойство нам причиняет не столько внешний шум, сколько [внутренняя] озабоченность чем-то. Слышать или не слышать внешний шум — это зависит от тебя, тогда как [внутренней] озабоченности избежать нелегко. Основа — это ум. Глаза могут смотреть и не видеть. Я, когда молюсь, могу глядеть на что-то, но не видеть этого. Могу куда-то идти, могу глядеть на какой-нибудь пейзаж, на что-то еще, но ничего не замечать. Если человеку трудно творить Иисусову молитву (В монашеском лексиконе слово “***” означает краткую, состоящую из нескольких слов молитву, многократно повторяемую при молитве по четкам. Обычно это Иисусова молитва: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя,” но кроме нее “***” может означать и молитву Пресвятой Богородице: “Пресвятая Богородице, спаси мя грешного,” Святым: “Святый имярек, моли Бога о мне,” Честному Кресту, Ангелам, совершаемую подобным образом молитву о упокоении усопших, об исцелении болящих и т.п. Это слово может переводиться как “молитва Иисусова,” “молитва по четкам,” “молитва,” “молитовка” и т.п. — в зависимости от контекста. “Творить молитву” в настоящем тексте означает совершать молитву такого рода. — Прим. пер) среди шума, то это значит, что его ум не отдан Богу. Человек должен достичь состояния божественной отвлеченности, чтобы он смог жить во внутреннем безмолвии, и шум во время молитвы его не беспокоил бы. [Тогда] человек достигает состояния той божественной отвлеченности, находясь в которой, он уже не слышит шума, или же слышит его только тогда, когда захочет сам, а точнее — когда его ум спускается с Неба. Если человек будет духовно работать, будет подвизаться, то он достигнет этого состояния. Тогда он сможет слышать что-то или не слышать, когда захочет этого сам.

Если причиной шума не являемся мы сами, то ничего страшного — Бог все видит. Но худо дело, если шум возникает из-за нас. Поэтому нам надо быть постоянно внимательными, чтобы не беспокоить других. Если кто-то не хочет молиться сам, то пусть, по крайней мере, не создает помех другим. Поняв, сколь великий вред наносит ваш шум молящемуся человеку, вы стали бы очень внимательны. Потому что, если не осознать, что тишина и лично тебе необходима, и вообще всем помогает, причем хранить ее нужно от сердца, от любви, а не под принуждением и из-под палки, то доброго результата тишина не даст. Если человек соблюдает тишину, находясь в напряжении, подчиняясь правилам дисциплины, если он говорит себе: “Сейчас надо пройти так, чтобы никому не помешать, а сейчас надо прокрасться на цыпочках...,” то это сущее мучение. Цель в том, чтобы поступать так от сердца, с радостью, хранить тишину, потому что кто-то молится, кто-то находится в общении с Богом. Какая же разница между соблюдением тишины в первом и втором случае! То, что человек делает от сердца, его радует и ему помогает. Если осознать тишину необходимостью и с уважением отнестись к тому, кто в это время молится, то потом приходит чувство некоего трепета. А уважая другого, человек уважает себя самого и тогда он не берет себя в расчет, потому что у него нет самолюбия, но есть любочестие. Надо ставить себя на место другого, надо размышлять так: “Если бы я был на месте этого человека, то какого отношения я хотел бы к себе? Ведь если бы я был уставшим или молился, разве понравилось бы мне, что так хлопают дверью?” Если поставить себя на место другого человека, многое сделается понятным.

— Испорчены нервы? Это что же такое значит? Может быть испорчен помысл? Нет ничего лучше доброго помысла. Один мирской человек построил себе дом в тихом месте. Прошло время, и возле его дома с одной стороны построили гараж, с другой — провели шоссе, а с третьей — открыли бар с дискотекой. До самой полуночи слушай, как гремят барабаны. Несчастный потерял сон, ложился в постель с вкладышами в ушах, даже начал принимать таблетки. Еще немножко, и у него помутился бы рассудок. Приехал он на Святую Гору, разыскал меня и стал рассказывать: “Так мол и так, Геронда, нет нам никакого покоя. Что мне делать? Я думаю строить другой дом.” — “Включи в работу добрый помысл, — сказал я ему. — Вот подумай: если бы шла война и в гараже ремонтировали танки, в расположенный рядом госпиталь санитарные фургоны свозили бы раненых, а тебе бы сказали: “Сиди на месте. Жизнь мы тебе гарантируем, трогать тебя не будем. Можешь выходить из своего дома спокойно, но передвигаться только в радиусе этих построек, потому что пули сюда не долетают.” Или сказали бы так: “Не высовывайся из своего дома, и никто тебе ничего не сделает.” Разве тебе было бы этого мало? Разве ты не посчитал бы такие условия настоящим благословением? Поэтому сейчас скажи себе так: “Слава Тебе, Боже, что нет никакой войны, что люди живы-здоровы и занимаются своими делами. В гараже нет никаких танков, люди ремонтируют там свои машины. Слава Тебе, Боже, что нет никакого госпиталя, никаких раненых и прочего горя, которое приносит война. По шоссе не тянутся танковые колонны, а мчится поток автомобилей — люди торопятся на работу.” Если ты таким образом включишь в работу добрый помысл, то после придет славословие Бога.” Бедолажка понял, что самое основное — это правильное отношение к обстоятельствам, и ушел умиротворенным. Потихоньку он стал противопоставлять окружавшим его искушениям добрые помыслы, потом выбросил свои таблетки и засыпал уже без труда. Видишь, как один добрый помысл приводит человека в порядок?

А однажды я ехал куда-то на автобусе. У кондуктора громко работало радио. Нашими попутчиками были несколько верующих молодых людей. Они сказали кондуктору, что в автобусе находится монах, и неоднократно знаками просили его выключить приемник. Попросили раз, попросили два — тому хоть бы что! наоборот, еще прибавил громкости. “Да оставьте вы его, — сказал я ребятам, — это мне не мешает. Я пою церковные песнопения, а радио мне подпевает — держит иссон” (См. прим. 6 к с. 187). А в помысле я говорил себе так: “Если бы, Боже сохрани, где-нибудь на трассе случилась авария и в наш автобус посадили бы покалеченных людей — одного со сломанной ногой, другого с разбитой головой, — то как бы я выдержал такое зрелище? Слава Тебе, Боже, что люди живы и здоровы! Вон, гляди — еще и песни распевают!” Так я себе и ехал — напевая духовные песнопения. Прекрасное было путешествие!

Я приведу вам еще один пример, чтобы вы увидели, как один добрый помысл приводит человека в порядок — что бы ни происходило. Я был в Иерусалиме вместе с одним своим знакомым. Наше пребывание совпало с каким-то местным праздником. Народ справлял праздник и без остановки кричал: “Алала... ах!” Такое творилось — не приведи Боже! Шум, гам, восклицания! Праздновали, как полагается — “в кимвалех восклицания” (Пс. 150:5). Только вот слов было не разобрать. Гомонили всю ночь напролет. Мой знакомый разнервничался, сел на подоконник, всю ночь не сомкнул глаз. А я, включив в работу добрый помысл, уснул как младенец: мне вспомнился исход евреев из Египта (Исх. 13:15), и от этого я даже чувствовал некое умиление.

Задача в том, чтобы человек из всего извлекал пользу для духовной борьбы. Нужно постараться стяжать внутреннее безмолвие. Включая в работу правый помысл, надо извлечь пользу и из шума. Самое основное — правильное отношение к происходящему: всему надо противопоставлять добрые помыслы. Если среди шума добиться внутреннего безмолвия, то это имеет немалую цену. А если кто-то не смог стяжать внутреннего безмолвия, находясь среди внешней суеты, то он не успокоится, даже находясь во внешне безмолвной обстановке. Когда к человеку приходит внутреннее безмолвие, то у него умолкает всё внутри и ничто его не беспокоит. Если же для того, чтобы достичь внешнего безмолвия, человек хочет попасть в безмолвную обстановку, то, попав в неё, он будет хватать палку и днём разгонять кузнечиков, а ночью — шакалов, чтобы те его не беспокоили. То есть он будет прогонять то, что будет собирать для него диавол. А как вы думали? Чем, по-вашему, занимается диавол? Он старается помешать нам, чем только можно — до тех пор, пока не уложит нас на лопатки.

В одном скиту жили два стареньких монаха. Они купили себе ослика с колокольчиком на шее. А один молодой монах, живший неподалеку от них, имел наклонность к безмолвной жизни. Он раздражался от звона колокольчика, говорил, что монахам в скиту запрещено держать ослов, и в доказательство приводил все канонические правила, какие только мог отыскать! Остальные скитские монахи говорили, что колокольчик им не мешает. "Послушай-ка, — сказал я молодому исихасту, — ведь эти старенькие монахи не докучают нам с тобой разными просьбами, а с помощью ослика обслуживают себя сами. Нам этого мало? А представляешь, если бы у ослика не было колокольчика, и он потерялся? Ведь идти его разыскивать пришлось бы тогда нам! И мы еще жалуемся?” Не имея добрых помыслов, не извлекая из всего духовную пользу, мы не преуспеем, даже живя рядом со святыми. Например, оказался я в воинской части. Ну так что же — сигнал солдатского горна будет для меня вместо монастырского колокола, а автомат будет напоминать о духовном оружии против диавола. Если же мы не извлечем из всего духовную пользу, то даже колокол будет причинять нам беспокойство. Или из всего извлечем пользу мы, или же этим воспользуется диавол. Беспокойный человек даже в пустыню перенесет своё беспокойное “я.” Сначала душа должна стяжать внутреннее безмолвие, находясь среди внешней суеты. Стяжав его, она сможет безмолвствовать и тогда, когда выйдет из мира для безмолвия.

Как-то ко мне в каливу пришел один юноша в состоянии психического расстройства. Он уверял меня, что мучается оттого, что имеет какую-то наследственную чувствительность от своих родителей, и подобное этому. “О какой еще там наследственности ты мне говоришь? — сказал ему я. — Перво-наперво тебе требуется отдых. Потом заканчивай учебу. После этого иди отслужи в армии, а затем постарайся устроиться на работу.” Несчастный послушался и обрел свой путь. Таким же образом люди находят и самих себя.

— Ты когда работаешь, не забывай Христа. Работай с радостью, но ум и сердце пусть будут в Боге. Тогда ты и уставать не будешь, и свои духовные обязанности сможешь выполнять. (Духовные обязанности монаха “***” — богослужения суточного круга, келейное правило, поклоны, чтение Священного Писания, святоотеческих книг и все подобное, что каждый монах обязуется совершать неопустительно. — Прим. пер).

Рукоделие, совершаемое с умиротворенностью и молитвой, освящается само и освящает людей, которые им пользуются. Вот тогда есть смысл в том, что монахи по просьбе мирян дают им в благословение какое-нибудь рукоделие. И наоборот, рукоделие, которым занимаются в спешке и в трепке нервов, передает это бесовское состояние и другим. Работа в спешке, с переживаниями — это характерное свойство очень мирских людей. Волнующиеся души занятых рукоделием монахов и другим людям передают не благословение, а волнение. Как же воздействует состояние человека на рукоделие, которым он занимается! Даже и на деревяшки. Страшное дело! Результат работы зависит от того, в каком состоянии находился человек, когда он ею занимался. Если человек нервничает, гневается и сквернословит, то результат его труда остается без благословения. Тогда как если во время работы он поет что-то церковное, творит молитву, его дело освящается. Одно дело становится бесовским, а другое — божественным.

Действуя с благоговением и трудясь с молитвой, вы всегда освящаетесь сами и освящается все, что вы делаете. Имея ум в Боге, человек освящает свою работу, свое рукоделие. Скажем, я склеиваю коробку и творю молитву Иисусову — молюсь и одновременно тружусь во славу Божию. Моя цель не в том, чтобы спешить в работе, наделать целую кучу коробок, а потом изводиться от переживаний. Это бесовское состояние. Не для этого мы пришли в монастырь, а для того, чтобы освятиться самим и освятить то, что мы делаем. Порой из-за того, что это забывается, ты чувствуешь себя словно старательная сотрудница какого-то светского учреждения — потому что, спеша устраивать разные дела, ты забываешь брать с собой Христа. Напротив, приступая к делу с молитовкой, ты чувствуешь себя служительницей Христовой. А поэтому приложи к делу и молитву Иисусову, чтобы освятилась и ты сама, и то, что ты делаешь. Знаешь, как благословляет человека Бог? Знаешь, сколько благ и какие благословения Он нам ниспосылает?

— Слушай-ка, что я тебе скажу: когда отец подходит к занятому игрой ребенку и ласково гладит его, то последний, будучи увлечен своими игрушками, этого даже не замечает. Он заметит отцовскую ласку, если чуть оторвется от игры. Так же и мы, будучи заняты каким-то попечением, не можем ощутить любовь Божию. Мы не чувствуем того, что дает нам Бог. Будь внимательна: не растрачивай свои драгоценные силы на излишние хлопоты и суетные заботы, которые когда-то превратятся в прах. Хлопоча и заботясь о лишнем и суетном, ты и телесно устаешь, и ум свой распыляешь без цели, а потом, во время молитвы, приносишь Богу усталость и зевоту — подобно той жертве, которую принес Каин (Быт. 4:3-7). А из этого следует, что и твое внутреннее состояние будет “каиновым,” исполненным душевной тревоги и воздыханий, которые будет нагонять находящийся возле тебя тангалашка.

От многой заботы и попечений человек забывает Бога. Батюшка Тихон (См.: Старец Паисий. Отцы-святогорцы и святогорские истории. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2001, С. 13-39) в своей характерной манере говорил: “Фараон давал израильтянам много работы и много еды, чтобы они забыли Бога” (Исх. 1:13-14). В нашу эпоху диавол всецело увлек людей материей, земными хлопотами. [Он учит людей] много работать, много кушать — чтобы они забывали Бога и, таким образом, не могли или, точнее сказать, не хотели извлечь пользу из той свободы, которая дана им для освящения души. Но, к счастью — помимо воли диавола — из этой [спешки] выходит и нечто хорошее — люди не находят для греха столько времени, сколько им хотелось бы.

Когда будут сокращены многие труды, естественным образом появится свежесть телесных сил и жажда внутреннего делания — которое не утомляет, но восстанавливает силы человека. Тогда и душа будет в изобилии дышать духовным кислородом. Усталость от духовного делания не отнимает силы, но восстанавливает их, потому что это делание высоко возносит человека и приближает его к нежно любящему Отцу, так что радуется и его душа.

Для того чтобы предпочтение отдавалось духовному, какие-то дела можно и оставить. Многая работа и многое попечение обмирщвляют монаха, и его орган духовного чувства становится мирским. Он живет уже как человек мира сего — со всем душевным беспокойством и мирской тревогой. Говоря кратко, от постоянных попечений, беспокойств и несчастий он уже в сей жизни частично переживает адскую муку. Но когда монах печется не о материальном, а о собственном спасении и о спасении всех людей, то он делает Бога своим управителем, а людей — своими служителями.

Помните случай с преподобным Геронтием и его послушником? (См.: Старец Паисий. Отцы-святогорцы и святогорские истории. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2001, С. 140-141) Преподобный Геронтий попросил у Пресвятой Богородицы немного воды — чтобы хватало для питья ему с послушником. Матерь Божия, как Добрая Мать, сделала отверстие в скале возле их каливы и извела оттуда воду — святой источник — чтобы им было, что пить. Прошло время, и послушник Преподобного стал возводить террасы, потом наносил земли, насадил садов и огородов, и войдя в столь многое попечение, пренебрегал своими духовными обязанностями. А поскольку воды не хватало, он взял зубило и стал расширять отверстие в скале — чтобы источник давал больше воды. Тогда Матерь Божия забрала воду, извела ее в другом месте, намного ниже кельи, и сказала ему: “Если хочешь заниматься огородами и отвлекаться, то носи воду издалека.”

А потому будьте внимательны: не растрачивайте своего времени бесцельно, без пользы для духовной жизни. Иначе вы дойдете до того, что сильно ожесточитесь и уже не сможете исполнять свои духовные обязанности (См. прим. к стр. 198 **48). Вам будет хотеться заниматься работами или беседами — или же для того, чтобы быть “при деле,” вы будете сами создавать для себя проблемы. Когда мы оставляем Иисусову молитву и свои духовные обязанности, враг занимает наши духовные высоты и с помощью плоти и помыслов ведет с нами брань. Он приводит в негодность все наши силы — и душевные, и телесные, он прерывает наше общение с Богом, следствием чего является пленение страстями нашей души.

— Если ты занимаешься тем, что необходимо по послушанию, то тебе это не повредит. Если старание о возложенном на тебя послушании или помощи какой-то сестре не выйдет за пределы [послушания], то ты будешь с нетерпением жаждать молитвы, а твоя помощь другим даст добрые результаты. Но если человек сам выходит за пределы [послушания], сам добавляет к возложенному на него делу хлопоты, заботится о том, в чем нет необходимости, то его ум рассеивается и уходит от Бога. А если ум человека не в Боге, то как он ощутит божественную радость? Сердце легко охлаждается. Если я весь день принимаю людей, то, несмотря на то, что это духовное дело, ночью, когда я встаю на молитву, сердце мое находится в ином состоянии — отличном от того, когда я молюсь целый день. Голова забивается множеством услышанного от людей, а отбросить все это нелегко. Насколько возможно, произноси днем молитву Иисусову и тихонечко напевай что-то церковное.

Очень помогает и недолгое духовное чтение — особенно перед молитвой. Оно очень согревает душу и рассеивает попечения, которыми человек занимался днем. А когда душа освобождается и переносится в духовную божественную атмосферу, то ум не отвлекается в своем делании. От прочитанного отрывка из Евангелия или из Отечника (в Отечнике есть маленькие, но сильные главки) ум переносится в духовную область и уже не уходит оттуда. Ведь ум — он, как непоседливый ребенок, который не может усидеть на одном месте — бегает то туда, то сюда. Но дай ему сладкую карамельку, и он никуда не уходит.

Свобода от хлопот и попечений приносит внутреннее безмолвие и духовное преуспеяние. Попечения удаляют монаха от Бога. Там, где много хлопот, — много духовных радиопомех, которые заглушают работу духовных радиостанций. Монаху нет оправдания, если он не ведет духовную жизнь. Вон несчастные миряне — обременены столькими заботами, а все равно стараются. У монаха таких забот нет. Ему не надо думать ни о квартирной плате, ни о долгах, ни о том, есть у него работа или нет. Духовник у него рядом, храм — прямо в монастыре: молитвы, Соборования, Молебны, Литургии... Он свободен от забот и озабочен тем, чтобы стать ангелом, — другой цели перед ним не стоит. Тогда как у мирянина столько забот! Он озабочен тем, как вырастить детей, прочими делами — и одновременно ведет борьбу за спасение своей души. Как говорил Старец Трифон: “Монах хочет совершить бдение? Он может это сделать. Хочет поститься? Может и это. Ни жены, ни детей у него нет. А мирской человек всего этого делать не может. Ведь у него дети. Одному нужна обувь, другому — одежда, третьему — что-то еще....”

Смотрите, не заразитесь нетерпеливым беспокойством и страстным увлечением земными делами: “Сейчас мы должны сделать одно, после этого — другое...,” потому что в таком состоянии вас застигнет Армагеддон (Откр. 16:16). Одно только нетерпеливое беспокойство в связи со стройками, ремонтами и прочими делами — уже дело бесовское. Поверните ручку настройки на Христа, потому что иначе у вас будет лишь видимость жизни со Христом, тогда как внутри останется все мирское мудрование — и я боюсь, чтобы с вами не случилось той же беды, что и с юродивыми девами.

У дев мудрых (Мф. 25:1-13) были не одни лишь добрые дела, но и доброе попечение — они не смыкали глаз, они не были безразличны. Юродивые девы были безразличны и к бодрствованию не стремились. Поэтому Господь и сказал: “Бдите” (Мф. 25:13). Они были девами — но юродивыми, неразумными. Если у девы нет разума от рождения, то для нее это благословение от Бога. В жизнь иную она переходит без экзаменов. Однако если у нее есть разум, но при этом она живет неразумно, то в день Страшного Суда ей будет нечем оправдаться.

А случай с Марфой и Марией, о котором рассказывает Евангелие? Видите, как попечение довело Марфу до того, что она повела себя, некоторым образом, бесстыдно? Судя по всему, Мария сначала тоже ей помогала, но, увидев, что Марфа не собирается закругляться со своими приготовлениями, оставила ее и ушла. “Как, — подумала Мария, — лишаться моего Христа ради салатов и пирожных?” Можно подумать, что и Христос шел к ним для того, чтобы покушать Марфиных разносолов! А вот это-то Марфу и задело, и она сказала: “Господи! Или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служйть!” (Лк. 10:40)