Святитель

Николай Японский

 

Содержание.

Житие. Собор Свят. Николая. Из Писем Святителя Николая. Из Дневника. Заключение.

 

 

Житие.

Равноапостольный Николай (Касаткин), создатель и первоиерарх японской церкви, является выдающимся русским миссионером 20-го века. Почив в 1912 году, он был причислен к лику святых шестьдесят лет после своей кончины (31 марта 1970 года).

Вся жизнь и все силы этого самоотверженного миссионера были отданы проповеди Евангелия и сеянию Слова Божия в Стране Восходящего Солнца, и его равноапостольные труды принесли богатый плод. Наганава Мицуо пишет: "Он оставил потомкам собор, 8 храмов, 175 церквей, 276 приходов, вырастил одного епископа, 34 иереев, 8 диаконов, 115 проповедников. Общее число православных верующих достигло 34110 человек... "

Протоиерей И. Восторгов, посетивший Японию, писал: "Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такою известностью. В столице Японии не нужно было спрашивать, где русская православная миссия, довольно было сказать одно слово "Николай," и буквально каждый рикша сразу знал, куда нужно было доставить гостя миссии. И православный храм назывался "Николай," и место миссии также "Николай ," даже само православие называлось именем "Николай." Путешествуя по стране в одежде русского священника, мы всегда и всюду встречали ласковые взоры, и в словах привета и разговора по поводу нас мы улавливали слухом среди непонятных слов и выражений незнакомого языка одно знакомое и дорогое: "Николай"..."

1Известный востоковед Д. М. Позднеев, близко знавший святителя, вспоминает: "Вместе с мягкостью, он был железным человеком, не знавшим никаких препятствий, практичным умом и администратором, умевшим находить выход из всякого затруднительного положения. Вместе с любезностью в нем была способность быть ледяным, непреклонным и резким с людьми, которых он находил нужным воспитывать мерами строгости, за что-либо карать или останавливать. Вместе с общительностью в нем была очень большая, долгим опытом и горькими испытаниями приобретенная сдержанность, и нужно было много времени и усилий, чтобы заслужить его доверие и откровенность. Наряду с какой-то детской наивностью веселого собеседника в нем была широта идеалов крупного государственного ума, бесконечная любовь к родине, страдание ее страданиями и мучение ее мучениями... Широкие и святые идеалы, железная воля и неистощимое трудолюбие - вот сущность архиепископа Николая."

Нельзя не согласиться с А. Платоновой, автором одного из жизнеописаний святителя, которая писала: "Знать о нем возможно более подробно - долг всякого русского человека, потому что такие люди, как архиепископ Николай, - гордость и украшение своей страны."

Деятельность его была сопряжена с многими скорбями. Архиепископа Николая травили с двух сторон: японцы - как русского политического агента, шпиона, агитатора, сеющего на японской почве измену и симпатии к вероломной, хищнической России; русские - как деятеля, сообщающего Японии о России то, чего ей не нужно знать... Деятельность архиепископа объявлялась, таким образом, не только бесполезною, но и вредною, а на него самого многие в России смотрели как на охваченного странной манией оригинала. Архиепископа Николая спасли для дела две руководившие им во всю жизнь идеи: первая - идея апостольского служения, подвига распространения православия среди язычников; вторая - горячее убеждение, что его работа должна стоять вне всякой связи с политикой." И в другом месте: "Его проникало то, что он хранил в себе не для земной цели."

Призвание.

Иван Дмитриевич Касаткин родился 1 августа 1836 года в селе Береза Вельского района Смоленской губернии1. Его отец Дмитрий Иванович Касаткин служил диаконом в сельской церкви2. Ребенка назвали Иоанном в честь славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня. Его мать Ксения Алексеевна умерла 34 лет от роду, когда ему было всего пять лет.

Несмотря на крайнюю бедность, мальчика отдали учиться сначала в Вельское духовное училище, а затем в Смоленскую семинарию. С. Недачин пишет: "При отсутствии железных дорог юноша должен был тащиться по ужасным и теперь еще Вельским трущобам к губернскому городу Смоленску для получения образования в духовной семинарии. Далеко не все семинаристы того времени ездили учиться на лошадях. Очень многим из них, наиболее бедным, к числу которых принадлежал и мальчик Касаткин, приходилось идти пешком на протяжении свыше 150 верст, чтобы явиться в стены семинарии."

В 1856 году он блестяще окончил курс семинарии и был на казенный счет отправлен в Петербургскую духовную академию, где учился до 1860 года.

Прихожанами московского храма Вознесения Господня на Никитинской было установлено, что на месте этого села теперь находится дер. Береза Мостовского сельского округа Оленинского района Тверской области. В 1836 году село Береза являлось центром Березовской волости Вельского района и насчитывало 5 дворов (7 мужчин и 6 женщин). От села в деревне не осталось ни одного дома. Сельская церковь была разрушена в годы Великой Отечественной войны.

Святитель заботился об отце до самой его смерти, ежемесячно отдавая ему часть жалованья.

Молодой человек выказывал выдающиеся способности; предполагалось, что он останется при академии для подготовки к профессорской деятельности, однако решение отправиться в Японию совершенно изменило его судьбу.

Оно было принято совершенно неожиданно. По свидетельству самого святителя Николая, ему до того времени никогда и в голову не приходила мысль о монашестве. Однажды же, проходя по академическим комнатам, Иван Дмитриевич заметил в одной из "занятных" объявление с предложением отправиться кому-нибудь из окончивших академический курс в Японию на роль настоятеля посольской церкви в Хакодате. Несколько товарищей Касаткина уже выразили желание ехать в Японию в сане священника. Приглашение это не произвело на юношу особого впечатления, пусть в свое время его сильно впечатлили воспоминания Головнина о Японии. Он спокойно пошел ко всенощной. И вот, во время богослужения, он вдруг решил, что должен ехать в Японию. Вернувшись от всенощной, он в глубоком волнении направился к ректору академии, преосвященному Нектарию, и заявил ему о своем желании ехать в Японию, но не женатым священником, а монахом. Ректор академии очень сочувственно отнесся к порыву юноши и доложил о его желании митрополиту. В самый непродолжительный срок судьба Ивана Дмитриевича Касаткина была решена.

21 июня 1860 года юношу постригли в монашество с именем Николая. 29 июня, в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла, он был рукоположен в иеродиакона, а на следующий день, когда праздновался Собор Двенадцати Апостолов (престольный праздник академической церкви), - в иеромонаха. Епископ Нектарий, постригавший юношу в монахи, нарек его Николаем и сказал: "Не в монастыре ты должен совершить течение подвижнической жизни. Тебе должно оставить самую Родину, идти на служение Господу в страну далекую и неверную. С крестом подвижника ты должен взять посох странника, вместе с подвигом монашества тебе предлежат труды апостольские."

В конце июня иеромонах Николай покинул Петербург и три дня провел со своими родными в деревне. Простившись с ними, он отправился в далекий путь. С собою он взял Смоленскую икону Божией Матери, которую хранил всю жизнь4.

Дорога в Японию была долгой и трудной. Зиму иеромонах Николай провел в Николаевске-на-Амуре. Здесь он встретился со святителем Иннокентием, просветителем Сибири (в ту пору епископом Камчатским). Последний благословил его на предстоящие труды и посоветовал вплотную заняться изучением японского языка. Видя бедную рясу иеромонаха, епископ Иннокентий купил хороший бархат и сам выкроил из него рясу отцу Николаю. Также он возложил на отца Николая наперсный бронзовый крест, полученный за участие в Крымской кампании.

14 (2) июня 1861 года иеромонах Николай на военном транспорте "Амур" прибыл в японский порт Хакодате.

Хакодате.

Первым русским консулом в Хакодате был назначен Иосиф Антонович Гошкевич (1814-1875), личность замечательная во многих отношениях5. Он прибыл в Хакодате в третьей декаде сентября 1858 года в сопровождении семьи, морского офицера, врача, священнослужителя (последний по болезни вернулся на родину в год учреждения консульства), четырех слуг и двух служанок.

Еще до прибытия иеромонаха Николая в Японию русское консульство успело построить в Хакодате церковь Воскресения Христова (впоследствии, во время большого хакодатского пожара, эта церковь сгорела, и на ее месте был построен каменный храм). Строил и освящал церковь отец Василий Махов. Болезнь вынудила его уже через год покинуть Японию и вернуться на родину, после чего И. А. Гошкевич и обратился в Синод с просьбой прислать священника с высшим духовным образованием.

Следует заметить, что в эту пору отношение японцев к иностранцам было весьма недоброжелательным. Навязанные западными странами договоры "о мире" вызывали крайнее неудовольствие у самураев, считавших иностранцев "варварами" и ратовавших за их полное изгнание. Соответственно, открытие страны и появление иностранцев способствовали развитию крайней ксенофобии, проявлявшейся порой в открытом насилии. Так, за первое полугодие 1861 года было убито шесть иностранцев. Вооруженные нападения на христиан, в которых японцы видели едва ли не главных своих врагов, происходили в Киото, Эдо и Иокогаме. В Хакодате инцидентов подобного рода не было, однако и к русским японцы относились с ничуть не меньшей, а то и большей подозрительностью, чем к другим иноземцам. Смута, а вместе с ней и антисё-гунские настроения усиливались. В 1862 году началась настоящая гражданская война, закончившаяся в 1868 году отставкой сегуна и созданием императорского правительства. Последним оплотом сил сегуна волею судеб оказался Хакодате, занятый флотом Эномото. Однако флот этот был разбит императорскими силами уже в мае 1869 года. Император переехал в Эдо, получивший после этого название Токио или "восточная столица." Началась эпоха Мэйдзи - эпоха "Просвещенного Правления."

"Один Господь знает, сколько мне пришлось пережить мучений в эти первые годы. Все три врага: мир, плоть и диавол - со всей силою восстали на меня и по пятам следовали за мной, чтобы повергнуть меня в первом же темном, узком месте, и искушения эти были самые законные по виду: "Разве я, как всякий человек, создан не для семейной жизни? Разве не можешь в мире блистательно служить Богу и ближним? Разве, наконец, не нужны ныне люди для России более, чем для Японии? " И т. д. Тысячи наговоров выливают тебе в уши, и это каждый день и час, и наяву и во сне, и дома в келье, и на молитве в церкви. Много нужно силы душевной, великое углубление религиозного чувства, чтобы побороть все это."

О проповеди не могло идти и речи, ибо "тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христианство как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи." Помимо прочего, молодой миссионер не знал японского языка и не был знаком с японской религией, историей и культурой. "Приехав в Японию, я, насколько хватало сил, стал изучать здешний язык. Много было потрачено времени и труда, пока я успел присмотреться к этому варварскому языку, положительно труднейшему на свете, так как он состоит из двух: природного японского и китайского, перемешанных между собою, но отнюдь не слившихся в один. <...> Кое-как научился я наконец говорить по-японски и овладел тем самым простым и легким способом письма, который употребляется для оригинальных и переводных ученых сочинений." Сначала его учил японскому переводчик хакодатского губернатора. По рекомендации последнего иеромонах Николай стал посещать частную школу известного своей редкостной эрудицией Кимура Кэнсая. Там же он занялся изучением истории и литературы Японии, а также буддизма, синтоизма и конфуцианства. Помимо Кимуры Кэнсая, его наставниками были Сага Дзюан и Ниидзима Симэта. На кабинетные занятия ушло восемь лет. Практически все это время он занимался по 14 часов в сутки. Тогда же он стал посещать литературные собрания и языческие храмы. Д. М. Позднеев6 пишет: "Путем постоянного чтения японской литературы и постоянного общения с японцами отец Николай достиг удивительного знания японского разговорного и книжного языка. У него был сильный иностранный акцент, однако это не мешало ему быть понимаемым всеми японцами от мала до велика, богатство словаря и легкость построения фраз давали его речи силу, приводившую в восторг всех японцев... Фразы были краткие, обороты самые неожиданные, но чрезвычайно яркие и сильные."

"Я старался сначала со всей тщательностью изучить японскую историю, религию и дух японского народа, чтобы узнать, в какой мере осуществимы там надежды на просвещение страны евангельской проповедью, и чем больше я знакомился со страной, тем более убеждался, что очень близко время, когда слово Евангелия громко раздастся томи быстро пронесется из конца в конец империи."

Первые успехи.

Первым обращенным в православие японцем стал Такума Савабе (1835-1913), бывший самурай клана Тоса, жрец старой синтоистской кумирни в Хакодате. Савабе состоял членом тайного общества, поставившего своей целью изгнать всех иностранцев из Японии, и был известен как превосходный фехтовальщик. В качестве учителя фехтования он и приходил к сыну русского консула И. А. Гошкевича. Некогда он странствовал по Японии, зарабатывая на жизнь уроками фехтования. Придя в Хакодате, он женился на дочери жреца синтоистской кумирни и принял не только его фамилию Савабе, но и наследственный жреческий сан и место служения своего тестя.

"Мирно и безмятежно жил Савабе в язычестве. Будучи жрецом древнейшей в городе кумирни, он пользовался уважением народа, получая значительные доходы и зная только довольство и счастье. В семействе у него была прекрасная молодая жена, маленький сын и мать жены. Горд он был своим отечеством, верой своих предков, а потому презирал иностранцев, ненавидел их веру, о которой имел самые неосновательные понятия."

Подробный рассказ об обращении сурового японца, происшедшем в 1864 году, приведен в книге А. Платоновой.

Савабе то и дело сталкивался с иеромонахом Николаем в доме консула и всегда смотрел на него с такой ненавистью, что однажды тот не выдержал и спросил:

- За что ты на меня так сердишься? Последовал совершенно определенный ответ:

- Вас, иностранцев, нужно всех перебить. Вы пришли выглядывать нашу землю. А ты со своей проповедью всего больше повредишь Японии.

- А ты разве уже знаком с моим учением?

- Нет, - смутился японец.

- А разве справедливо судить, тем более осуждать кого-нибудь, не выслушавши его? Разве справедливо хулить то, чего не знаешь? Ты сначала выслушай да узнай, а потом и суди. Если мое учение будет худо, тогда и прогоняй нас отсюда. Тогда ты будешь справедлив.

- Ну, говори!

Слова иеромонаха Николая потрясли самурая. Он испросил дозволения встретиться с иеромонахом вновь и продолжить беседу. Через некоторое время отец Николай уже писал митрополиту Исидору: "Ходит ко мне один жрец древней религии изучать нашу веру. Если он не охладеет или не погибнет (от смертной казни за принятие христианства), то от него можно ждать многого."

В письме от 20 апреля 1865 года иеромонах Николай пишет: "Жрец с нетерпением ждет от меня крещения. Он хорошо образован, умен, красноречив и всею душою предан христианству. Единственная цель его жизни теперь - послужить отечеству распространением христианства, и мне приходится постоянно останавливать его просьбы из опасения, чтобы он не потерял голову, прежде чем успеет сделать что-либо для этой цели."

Об опасности положения Савабе позволяет судить следующий его рассказ: "Открыто читать эту книгу [Евангелие] я не мог, а читать хотелось. Вот я и выдумал читать ее в то время, когда совершал службы в своем мия [т.е. в языческом храме]. Положишь, бывало, перед собой Евангелие вместо языческого служебника, да и читаешь, постукивая в обычный барабан. Никто и не думал, что я читаю иностранную "ересь"."

Вскоре Савабе привел к иеромонаху Николаю своего друга, врача Сакаи Ацунори. Через некоторое время к ним присоединился третий друг - врач Урано. Японцы стали самостоятельно проводить катехизаторские беседы, и к весне 1868 года уже насчитывалось до 20 человек, готовых принять крещение.

В это время в Нагасаки вновь начались гонения на католиков, в Хакодате же прибыл новый чиновник. В апреле 1868 года иеромонах Николай тайно крестил трех друзей в своем кабинете, после чего они покинули Хакодате. Это были Павел Савабе, Иоанн Сакаи и Иаков Урано. Именно тогда, за пять месяцев до наступления эпохи Мэйдзи, зародилась Японская Православная Церковь7.

На Савабе тут же обрушились тяжкие испытания. Его жена сошла с ума и через несколько месяцев в припадке болезни сожгла собственный дом. Савабе так и не нашел прибежища и в скором времени вернулся в Хакодате. Теперь он не имел не только средств к пропитанию, но и крова. Тогда же, в 1868 году, он был заключен в темницу. Святитель Николай писал: "Перед моими глазами совершился процесс рождения человека к новой жизни благодатью Божьею, а за моими глазами начинался уже другой процесс - процесс испытания и укрепления сил новорожденного Павла." Восьмилетний его сын по наследственному праву стал жрецом той же кумирни, что давало ему средства кормить себя и больную мать. Позднее Павлу Савабе было дано утешение видеть и сына своего христианином. Испытания лишь укрепили ревность Павла, и в 1875 году он был рукоположен в священника.

"Вторым христианином был у нас г-н Сакай Иоанн. Это был местный врач и близкий друг г-на Савабе, обращенного в христианство. Савабе старался склонить к тому же и своего друга, но Сакай был силен в диалектике, и трудно было победить его; тогда г-н Савабе стал почаще приглашать его ко мне, и мы вдвоем убеждали его. Наконец и г-н Сакай был крещен и даже посвящен в сан священника, в каковом сане скоро, по болезни, и скончался. Третьим христианином был г-н Урано Иаков, также бывший врач. За ним было совершено святое крещение в Хакодате над нынешним о. Иоанном Оно, а затем крестились и некоторые другие. Но означенные лица были главными из первых наших христиан. После того все более и более увеличивалось число принимающих святое крещение, и стала предвидеться возможность систематического распространения христианской веры в Японии. С этою именно целью, для получения на это официальных полномочий, я отправился на время в Россию и, получив там на это разрешение и благословение у Святейшего Синода, опять возвратился в Японию. По моем приезде скоро меня навестил г-н Савабе и, между прочим, сообщил мне о странном, во время моего отсутствия из Японии, поведении г-на Сакая, который проводил все время в заботах о возможно большей выручке денег из своих занятий, тогда как остальные христиане старались, напротив, всем делиться со своими братьями. Услышав об этом, я хотел было обличить г-на Сакая, но с приходом последнего дело тотчас объяснилось. Явившись ко мне, г-н Сакай представил собранные им сто иен (около двухсот рублей), которые пожелал употребить на дела Церкви. Так разъяснилось недоумение г-на Савабе относительно странного по-видимому поведения г-на Сакая.

Другой, подобный по своей видимой странности, случай произошел с г-ном Томи Петром. В одно время все заметили его внезапное исчезновение куда-то. Никто не знал, куда он скрылся. Я спросил жену, но и она не знала, хотя ее лицо не выражало ни горя, ни даже особой озабоченности. Все это было весьма загадочно и продолжалось довольно долго. Но вот, спустя 11 дней после этого, однажды вечером, около одиннадцати часов, г-н Петр Томи является ко мне в сопровождении г-на Сакая. Вижу - худ до невероятности, кости сильно выдались на совершенно изменившемся в своем цвете лице; просто жалко было смотреть на него. На мои вопросы, где он был и почему так сильно исхудал, он ответил, что все это время он проводил в воздержании от сна и пищи и в молитве о скорейшем просвещении братьев-язычников тем светом истины, которого он сам недавно сподобился. Услышав обо всем этом, я был очень изумлен столь трогательным проявлением горячей верности по вере. Но все-таки я должен был заметить ему, что такое дело впредь нужно совершать согласно с установлениями Церкви, ибо иначе можно принести сильный вред своему здоровью."

Помощь из России.

В конце 1869 года иеромонах Николай, испросив отпуск, отправляется в Россию ходатайствовать перед Святейшим Синодом о разрешении открыть в Японии русскую духовную миссию.

В Россию иеромонах Николай приехал в феврале 1870 года. Его ходатайство было удовлетворено. 6 апреля 1870 года Александр II высочайше утвердил определение Святейшего Синода об учреждении в Японии русской духовной миссии в составе начальника миссии, трех иеромонахов-миссионеров и причетника. Половину намечаемых расходов брало на себя казначейство, другая половина была отнесена за счет типографского капитала духовного ведомства. Всего духовной миссии ассигновалось 6000 рублей в год и 10000 рублей единовременно. Миссионерские центры располагались в Токио, Киото, Нагасаки и Хакодате. Начальником миссии был назначен иеромонах Николай с возведением в сан архимандрита. Миссия подчинялась ведению Камчатского епископата. Обязанности миссионеров были изложены в "Инструкции для миссии," представленной иеромонахом Николаем и утвержденной Синодом.

Сам архим. Николай писал в 1879 г.: "Характерно для Православной Японии то, что православная миссия, всего 8 лет существующая, при двух за это время существующих миссионерах, без всяких определенных материальных средств, числом христиан была уже вдвое сильнее, чем католическая и все протестантские миссии вместе взятые."

Перед отъездом в Японию архимандрит Николай смог повидаться со стариком отцом.

В Хакодате он вернулся в марте 1871 года. Проповедь Евангелия продолжалась и в его отсутствие. В конце года архимандрит Николай крестил в Сендае одиннадцать человек.

В 1872 году в Хакодате прибыл иеромонах Анатолий (Тихай), кандидат Киевской духовной академии8. Архимандрит Николай отзывался о нем так: "Лучших помощников я не желал бы!" Он оставляет хакодатскую церковь на о. Анатолия и 4 февраля 1872 года перебирается в Токио.

 

5. И. А. Гошкевич, сын белорусского священника, учителя церковно-при-ходской школы, окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, после чего был направлен в Китай, где десять лет (1839-1840) прослужил в составе русской православной миссии. Одаренный лингвистическими способностями, он изучил в Пекине китайский, маньчжурский, корейский и монгольский языки. Он вел астрономические и метеорологические наблюдения, отчеты о которых посылал в Пулково, трижды обогнул земной шар на парусных судах, собирал коллекции фауны и флоры (коллекции раковин Южных Морей и китайских бабочек были подарены им Зоологическому музею - бывшей Кунсткамере). В 1852 году, когда в Петербурге формировалась экспедиция к берегам Японии, Гошкевич был прикомандирован к ее начальнику, вице-адмиралу Путятину, драгоманом. Он стал автором первого японо-русского словаря. Гошкевич покинул Японию в 1865 году. Вернувшись в Петербург, он прослужил два года в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел, после чего вышел в отставку.

6. Дмитрий Матвеевич Позднеев (1865-1937)- первый профессиональный японист. Работал в Японии с 1906 по 1910 год. Преподавал в Практической восточной академии (до 1917г.) и в ЛВИ ЛГУ. Расстрелян 20 октября 1937 года.

7. Наганава Мицуо замечает, что эпоха Мэйдзи закончилась со смертью императора через пять месяцев после кончины архиепископа Николая.

8. Позднее о. Анатолий переехал в Осака, где построил миссионерский дом, храм и катехизаторскую школу. Затем был переведен настоятелем посольской церкви в Токио. Отец Анатолий скончался в сане архимандрита 23 ноября 1883 года. Благодарные японцы увековечили его память сооружением при соборе Воскресения Христова в Токио большого креста с иконой на лицевой стороне и кратким жизнеописанием архимандрита Анатолия - на другой.

 

Переводы Священного Писания и других необходимых книг.

Главным делом святителя, начатым еще в Хакодате, был перевод на японский язык Священного Писания и богослужебных книг. Еще в 1869 году святитель Николай писал: "Из всего вышесказанного доселе, кажется, можно вывести заключение, что в Японии, по крайней мере в ближайшем будущем: жатва многа. А деятелей с нашей стороны нет ни одного, если не считать мою, совершенно частную, деятельность... Пусть бы я и продолжал свои занятия в прежнем направлении, но силы одного человека здесь почти то же, что капля в море. Один перевод Нового Завета, если делать его отчетливо (а можно ли делать иначе?), займет еще по крайней мере два года исключительного труда. Затем необходим перевод и Ветхого Завета; кроме того, если иметь хоть самую малую христианскую Церковь, решительно необходимо совершать службу на японском языке; а прочие книги, как Свящ. история, Церковная история, Литургика, Богословие? Все это тоже предметы насущной необходимости. И все это, и другое подобное нужно переводить на "японский," о котором еще неизвестно, дастся ли он когда иностранцу так, чтобы на нем можно было писать хотя бы наполовину так легко и скоро, как иностранец обыкновенно пишет на своем." Много позднее он пишет, что в переводческих трудах "заключается вся суть дела миссии. В настоящее время вообще работа миссии, в какой бы то ни было стране, не может ограничиваться одною устною проповедью. Времена Франциска Ксаверия, бегавшего по улицам с колокольчиком и сзывавшего таким путем слушателей, прошли. В Японии же, при любви населения к чтению и при развитии уважения к печатному слову, верующим и оглашаемым прежде всего нужно давать книгу, написанную на их родном языке, непременно хорошим слогом и тщательно, красиво и дешево изданную. Особенное значение у нас имеют книги, выясняющие вероисповедные разности с католичеством и протестантством."

11. Проект храма принадлежит петербургскому архитектору Михаилу Арефьевичу Щурупову. Иконостас, погибший во время землетрясения 1923 года, был расписан петербургским же иконописцем Василием Макаровичем Пошехоновым. Пожертвования на возведение храма шли со всей России. Одна Москва пожертвовала 200000 рублей, что составляло до 40 процентов от стоимости всех работ.

12. Визит в Японию наследника российского престола также был приурочен к этому событию, однако после инцидента в Оцу цесаревич покинул Японию.

В Хакодате, за неимением перевода богослужение совершалось на церковнославянском языке, на японском же языке пелись и читались только "Господи, помилуй," "Святый Боже," "Верую" и "Отче наш." При переводе молитвы "Господи, помилуй" возник вопрос, как следует переводить слово "помилуй," которое зачастую воспринимается как помилование преступника. Епископ Николай говорил: "У нас таких отношений с нашим Богом нет. Мы возьмем слово "аварема." Так мать "милует" ребенка, "жалеет" в исконном древнерусском смысле." Там же, в Хакодате, святитель Николай начал переводить Писание с китайского языка, однако вскоре убедился в несовершенстве китайских переводов и перешел к переводу Нового Завета с церковнославянского, который считал точнее русского. Каждый стих сверялся с Вульгатой, Септуагинтой и английским переводом. В трудных местах святитель опирался на толкования святого Иоанна Златоуста. За 4-5 часов работы ему удавалось перевести не более 15 стихов. После того как святитель закончил свой труд по переводу Евангелий и Апостола (первый его вариант), они также стали читаться по-японски. В числе прочего в Хакодате были переведены Послания апостола Павла к Галатам, Ефесянам, Филиппинцам и Колосс Янам, а также половина Послания к Римлянам. Тогда же им были переведены краткий молитвослов (с китайского), чин крещения и присоединения иноверных, "Православное вероисповедание" святителя Дмитрия Ростовского, катехизис для оглашенных, краткое изложение Ветхого Завета, "Толковое Евангелие" епископа Михаила и "Нравственное богословие" митрополита Платона.

13. Во время Кантонского землетрясения 1923 года купол обрушился, а все убранство собора и иконостас погибли в огне пожара. Сгорела и библиотека миссии, насчитывавшая до 30 тыс. томов. Были утрачены даже расплавившиеся от сильнейшего жара колокола. На экстренном соборе 20 октября 1923 года было решено восстановить храм. 15 декабря 1929 года храм был освящен после восстановления. Перестраивавший собор японский архитектор Синити Окада не стал менять общих пропорций строения, но придал куполу едва заметный изгиб, заимствованный из буддийской храмовой архитектуры и символизирующий парение птицы или полет ввысь.

Переехав в Токио, святитель Николай прежде всего перевел Октоих, затем Цветную и Постную Триоди, одновременно занимаясь новым переводом Евангелия. Из Ветхого Завета им были переведены все части, необходимые для совершения годичного круга богослужений. Он не доверял менее педантичным переводам католиков и протестантов и потому старался даже не читать их, опасаясь подчиниться им или невольно заимствовать из них что-либо. Заветной мечтой святителя был перевод всей Библии. В 1910 году он говорил, что по его расчетам для завершения этого труда ему требовалось еще пять лет.

"Не перевод Евангелия и Богослужения должен опускаться до уровня развития народной массы, а наоборот, верующие должны возвышаться до понимания евангельских, и богослужебных текстов. Язык вульгарный в Евангелии недопустим. Если мне встречаются два совершенно тождественных иероглифа или выражения и оба они для японского уха и глаза одинаково благородны, то я, конечно, отдам предпочтение общераспространенному, но никогда не делаю уступок невежеству и не допускаю ни малейших компромиссов в отношении точности переводов, хотя бы мне и приходилось употребить и очень малоизвестный в Японии китайский иероглиф. Я сам чувствую, что иногда мой перевод для понимания требует большого напряжения со стороны японцев. Но это в значительной мере объясняется новизной для них самого православия..."

Ряд трудностей и опасностей при переводе был связан и с тем, что многие иероглифы веками использовался буддистами и синтоистами, что придавало им вполне определенный смысловой оттенок, делавший невозможным или рискованным их употребление в православном контексте14. В ряде случаев святитель рассылал перевод того или иного стиха или понятия по приходам с обращенной к духовенству и мирянам просьбой высказаться о нем.

В течение тридцати лет ровно в шесть вечера в келью владыки входил его постоянный сотрудник по переводам Павел Накаи, человек прекрасно образованный, необычайно трудолюбивый и всецело преданный православной вере. Он садился на низенький табурет рядом с епископом и начинал писать под его диктовку. Работа продолжалась обычно четыре часа и заканчивалась в десять вечера.

"Передо мной лежат славянский и греческий тексты богослужения, с книгами под рукою, способствующими правильному уразумению его. У моего сотрудника под руками китайские и японские лексиконы и грамматики, также перед нами китайский текст богослужения, заимствованный нами из Пекина от нашей Миссии. Смотря в славянский текст и проверяя его греческим, я диктую перевод, стараясь выразить смысл с буквальной точностью; сотрудник записывает китайскими иероглифами вперемешку с японскими алфавитными знаками. Трудности перевода в этой стадии заключаются в том, что японская грамматика противоположна нашей, т.е. по-японски поставить подлежащее надо впереди, между ним и сказуемым должно вместить все, что есть в переводе, сколько бы ни было придаточных и вводных предложений, все они должны встать впереди главного сказуемого; в каждом придаточном и вводном - то же расположение частей.

Когда песнь или молитва продиктована и синтаксическое отношение части ее установлено, тогда начинается отделка написанного, причем моя главная забота - не дать ни на йоту уклониться от смысла текста; сотрудник же мой с не меньшей заботой хлопочет в интересах правильности и изящества грамматической и стилевой конструкции речи. Эта часть работы самая трудная и кропотливая. Тут-то особенно нужна китайско-японская ученость, потому что, во-первых, нужно отчетливо знать смысл каждого китайского знака, чтобы из многих однозначащих иероглифов выбрать наиболее употребительный и понятный, во-вторых, нужно обсудить, оставить ли за иероглифом китайское произношение или дать ему японское, потому что иероглифы, переходя из Китая в Японию, принесли с собою китайское однозвучное чтение, которое остается за ними и доселе и которое в полном объеме доступно только глубоким ученым, но которое, градациями сокращаясь и спускаясь вниз, в значительной степени проникло до самых низких слоев народа; в то же время почти каждый знак переведен по-японски и имеет свое японское чтение. Чему следовать? По-видимому, нужно бы держаться чисто японской речи, но весьма часто случается видеть, что японское чтение знака даже для необразованных людей бывает менее понятно, чем китайское. В-третьих, нужно подумать и о том, оставить ли знаки без японской алфавитной транскрипции или, по трудности знаков либо по двусмысленности их, подставить ее и в какой мере. Одним словом, нужно решить, какой язык усвоить переводу. Примысли о важности того, что переводим, любезен нам самый почтенный язык ученый, который не стесняется много ни знаками, ни произношением их и не нуждается ни в какой транскрипции; но этот язык был бы неудобен и для средне ученых, а для мало ученых и совсем непонятен. При мысли о том, что переведенное нами должно быть доступно всем и что в этом именно и должно состоять главное его достоинство, влечет нас к себе язык массы, язык народный, но тогда перевод наш вышел бы до того вульгарным, что им сразу пренебрегли бы все, не составляющие простонародья. Положено нами употреблять язык средний. Этому стараемся и следовать, хотя, по неопределенности признаков и неясности границ, здесь широкое поле для нескончаемых споров, в которых я всячески стараюсь отстаивать наибольшую общепонятность, а мой сотрудник - защититься от вульгаризмов и соблюсти изящность речи. Когда наконец все эти трудности удалены, текст перевода установлен и переведена вся книга, мы опять ее проходим, тщательно сверяя с оригинальным текстом, наблюдая, чтобы по всей книге для одних и тех же оригинальных слов и выражений были употреблены и те же переводные иероглифы и чтения."

Из бывших студентов семинарии составился целый коллектив переводчиков, работавших над переводом не только русской богословской, но и русской художественной литературы (первоначально в переводческий отдел входили только лица, получившие духовное образование в России, затем в нем стали работать и японцы). Среди них были ректор семинарии Иван Сенума и его супруга Анна Лукинична Сенума, профессор философии и богословия семинарии Кониси Масутаро, проведший 10 лет в России (позднее перешел в протестантство), знаменитый переводчик и ученый Нобори Сёму. Святитель писал: "Пусть переводят и читают. Узнав русскую литературу, узнав Пушкина, Лермонтова, гр. Толстых, Достоевского, нельзя не полюбить России."

Война.

С 1900 года вновь усилились антирусские настроения, которые не могли не сказаться и на отношении к церкви. Д. М. Позднеев приводит характерную выдержку из газеты "Нихон": "Православная церковь является злостным местом, откуда сыплются проклятия на голову Японии и где молятся о ее поражении. Она всегда была центральным агентством шпионов, состоящих на русской службе. Японцам ненавистен купол русского собора, который, возвышаясь надо всем городом, как бы шлет презрение самому императорскому дворцу, ненавистен храмовый колокол, который каждое воскресное утро своим гвалтом докучает мирному сну жителей."

После того как в 1902 году был заключен союз между Японией и Великобританией, стало очевидно, что война Японии с Россией неизбежна. На соборе 1903 года епископ Николай вынужден был отвечать на чрезвычайно волновавший японских православных христиан вопрос, должны ли они участвовать в войне против России. Он ответил, что те должны будут выполнить свой долг перед своей родиной вместе со всем народом. В случае начала войны они должны будут относиться к России как к неприятелю, но "воевать с врагами не значит ненавидеть их, а только защищать свое отечество."

5 февраля 1904 года Япония разорвала дипломатические отношения с Россией. Два священнослужителя, работавших в то время в миссии, вернулись домой. Духовенство и миряне японской церкви обратились к своему епископу с просьбой остаться в Японии. Епископ Николай отвечал, что он уже принял пред Богом решение остаться в Японии, в своей маленькой квартирке при соборе. "Я надеюсь, что объявление военных действий не принесет с собою никакой перемены в деятельности нашей церкви. Катехизаторы будут продолжать проповедовать Евангелие Спасителя, ученики - посещать школу миссии, а я сам отдамся всецело переводу наших богослужебных книг...

Сегодня по обычаю я служу в соборе, но отныне впредь я уже не буду принимать участия в общественных Богослужениях нашей церкви... Доселе я молился за процветание и мир Японской империи. Ныне же, раз война объявлена между Японией и моей родиной, я, как русский подданный, не могу молиться за победу Японии над моим собственным отечеством. Я также имею обязательства к своей родине и именно поэтому буду счастлив видеть, что вы исполняете долг в отношении к своей стране." Во все приходы японской православной церкви, встревоженные объявлением войны с Россией, было разослано "Окружное письмо," в котором епископ благословлял японских христиан исполнить свой долг верноподданных, но напоминал: "Кому придется идти в сражения, не щадя своей жизни, сражайтесь - не из ненависти к врагу, но из любви к вашим соотчичам... Любовь к отечеству есть святое чувство... Но кроме земного отечества у нас есть еще отечество небесное... Это отечество наше есть Церковь, которой мы одинаково члены и по которой дети Отца Небесного действительно составляют одну семью... И будем вместе исполнять наш долг относительно нашего небесного отечества, какой кому надлежит... И вместе с тем будем горячо молиться, чтобы Господь поскорее восстановил нарушенный мир..."

Святитель прекратил всяческую переписку с Россией и всецело посвятил себя переводческой работе.

Когда в Японию стали прибывать русские пленные (общее их число достигало 73 тысяч), святитель Николай с согласия японского правительства образовал Общество духовного утешения военнопленных. Для окормления пленных им были отобраны пять священников, владевших русским языком. Каждого пленного, прибывшего в Японию, японская церковь благословила серебряным крестиком. Пленные снабжались иконами и книгами. Сам владыка неоднократно обращался к ним письменно.

Деятельность епископа Николая во время войны была крайне высоко оценена не только в Японии, но и в России. Император Николай II писал епископу Николаю в конце 1905 года: "...Вы явили перед всеми, что Православная Церковь Христова, чуждая мирского владычества и всякой племенной вражды, одинаково объемлет все племена и языки. <...> Вы, по завету Христову, не оставили вверенного Вам стада, и благодать любви и веры дала Вам силу выдержать огненное испытание брани и посреди вражды бранной удержать мир, веру и молитву в созданной вашими трудами церкви."

Редкий такт и мудрость, проявленные святителем Николаем в годы войны, еще более повысили его престиж в глазах японского общества, когда война кончилась. Этот престиж святого способствовал быстрому преодолению психологических последствий войны и расчистил пути к русско-японскому сближению, которое продолжалось до 1917 года.

Послевоенное время принесло новые испытания. Поток пожертвований на православную миссию в Японии из России почти прекратился. Вследствие этого миссия вынуждена была уволить 30 катехизаторов и закрыть катехизаторское училище.

В 1908 году на Киотоскую кафедру прибыл епископ Сергий (Тихомиров)15. Он быстро овладел японским языком и занялся активной миссионерской деятельностью, разъезжая по всей Японии. Его появление весьма утешило архиепископа Николая, писавшего: "Теперь я могу спокойно умереть в уверенности, что дело миссии в добрых руках," а также: "...еще бы нам надо двух таких же ревностных миссионеров. Молим об этом Бога и обращаем взоры на Россию."

Последние годы жизни и кончина.

В июле 1911 года было торжественно отмечено пятидесятилетие служения отца Николая на японской земле. Епископ Сергий (Тихомиров) писал: "Вот начали съезжаться со всех концов Японии иереи, катехизаторы... Их только одних было свыше 120 человек, а поусердствовали и многие провинциальные христиане. И вот 75-летний старец ежедневно с раннего утра до позднего вечера сидел в своей комнате и выслушивал доклады иереев о состоянии их приходов, рассказы катехизаторов о проповеди в пределах их ведения или любезно беседовал с какой-нибудь бабушкой, прибывшей из далеких краев. Начался собор... А на нем разве мало дела, волнений? Празднование юбилея... В течение одного дня литургия, молебен, обед в отеле с почетными гостями, музыкальный вечер. Этим мы, молодые, закончили. Но 75-летний старец был приглашен на собрание бывших воспитанниц Суругадайской школы. И пошел. И не столько слушал, сколько говорил и поучал. Нужно было удивляться тому, как мог вынести владыка такой день... А и завтра не обещало отдыха. Долгое, часа на четыре, чтение адресов. А вечером обед на дворе миссии, с сотнями христиан... Но мне кажется, и этот день прошел бы для почившего сравнительно благополучно, если бы не заключительный момент... Воодушевленный речами, владыка встал, с необыкновенной энергией как-то вздернул головой и голосом, которого достало на всю широкую площадь, занятую обедавшими сотнями христиан, предложил спеть японский гимн в честь Его Величества, императора Японии, благодаря религиозной терпимости которого христианство получило возможность не только распространяться, но и пользоваться если не покровительством, то, во всяком случае, полным благополучием. Нужно было видеть необыкновенное возбуждение владыки, его покрытое румянцем лицо. Нужно было слышать, как владыка не только первый запел гимн, но и пел его до конца... Нужно было видеть этот молодой огонь в столь немолодом уже организме. И тогда ясно было бы каждому, что этот момент не мог для расстроенного сердца владыки пройти бесследно..."

Нервное напряжение и переутомление этих дней обострили сердечную астму, которой страдал владыка. Силы его стали быстро таять.

Незадолго до кончины владыка говорил епископу Сергию: "...Роль наша не выше сохи. Вот крестьянин попахал, соха износилась. Он ее и бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха начнет пахать. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть Божье дело растет! А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит - и ты не заржавел. Значит, за работой на Божьей ниве и твоя душа несколько очистилась, и за сие будем всегда Бога благодарить."

В последний раз архиепископ Николай служил в первый день Рождества Христова 1912 года. Через несколько дней его положили в больницу св. Луки в Цукидзи. Однако 5 февраля владыка, спешивший закончить свои дела, настоял на том, чтобы его доставили обратно на Суругадай, и вновь вернулся к переводческой работе. 13 февраля им было составлено последнее донесение Синоду о состоянии дел в миссии.

15 февраля владыка потребовал возобновления проходивших обычно в соседней комнате и отмененных по рекомендации врачей занятий хора и попросил исполнить любимое им "На реках Вавилонских."

Ночью начался бред, во время которого умирающий несколько раз произнес слово "Воскресение." 16 февраля в четверть восьмого зазвонил большой храмовый колокол, извещавший о кончине святителя Николая.

15. Митрополит Сергий (Тихомиров) был арестован в апреле 1945 года как "русский шпион." Умер 10 августа этого же года.

Епископ Сергий пишет: "Не стонет уже владыка. Не делает ему впрыскиваний сестра. Лишь тихое чтение Слова Христова, на служение которому владыка отдал всю свою святую жизнь, нарушает таинство смерти, столь очевидное у постели еще так недавно, всего вчера, оживленно беседовавшего и составлявшего план на 10-летнюю работу. <...>

Тело высокопреосвещенного архиепископа лежало в крестовой церкви... В субботу 4 февраля [ст. ст.] утром и вечером после всенощного бдения, в воскресенье после литургии и вечером, в понедельник 6 февраля утром и вечером здесь были совершены торжественные панихиды, всегда в переполненной церкви. Владыка лежал еще не в гробе, ибо гроб не был готов. Чудный обычай мне пришлось наблюдать в эти дни, впервые за время своей службы в Японии! Известная группа христиан, по взаимному соглашению, приходит к телу почившего с вечера и бодрствует до утра, слушая чтение Евангелия.

Тело владыки было отерто святым елеем от мощей святителя Иоасафа Белгородского. На деньги, пожертвованные А. П. Синельниковой, был куплен небольшой участок земли на кладбище Янака (район Уено), где 22 февраля и было совершено его погребение.

С утра на четырех престолах было отслужено четыре литургии об упокоении души архиепископа Николая. В 11 часов в соборе Воскресения Христова началось отпевание, совершавшееся, главным образом, по-японски. Среди прочих венков выделялся венок от императора Японии - этой чести иностранцы удостаивались исключительно редко. После отпевания гроб был обнесен вокруг собора и установлен на колесницу. Похоронная процессия, растянувшаяся на десять километров, направилась к кладбищу. "Рвет неистово хоругви наши ветер. Пришлось их нести в опущенном положении. Идут воспитанники, воспитанницы. Все в однообразных костюмах. У всех в руках пальмовые ветви, символ веры в победу дела владыки в Японии. Многочисленные цветы, сотни венков. Святые иконы, кресты. Иереи, диаконы в священных облачениях... Многие катехизаторы в стихарях. В полном облачении с посохом в руках епископ. Ордена владыки. Все принадлежности архиерейского сана, носившиеся владыкою. В заключение колесница с дорогим гробом, представитель России в шитом золотом придворном мундире. И лента, бесконечная лента христиан..."

 

Собор Свят. Николая.

Для осуществления замысла о строительстве собора необходимы были большие деньги и общественная поддержка. Для сбора средств архимандрит Николай отправился в Россию. В 1879 - 1880 году он посетил Санкт-Петербург, Москву, Казань, Киев, Одессу и собирал добровольные пожертвования.

В России большую поддержку миссии всегда оказывал министр народного просвещения, а позже член государственного совета - граф Ефимий Васильевич Путятин. В 1853 году вице-адмирал Путятин на флагманском фрегате "Паллада" "открыл Японию" для русского флота, он же установил дипломатические отношения между двумя странами и подписал первый официальный договор о дружбе между Японией и Россией. Влиятельный человек в светских и политических кругах Петербурга, Путятин относился к Николаю, как к родному сыну, и с любовью заботился о нуждах миссии. Дочь адмирала Ольга тоже была дружна с отцом Николаем и в 1884 году монахиней приехала в Японию помогать ему в миссионерской деятельности.

Видя успехи миссии в Японии, Святейший Синод принял решение о назначении туда епископа. Кандидатуры кроме самого Николая невозможно было представить. 30 марта 1880 года он был хиротонисан в Александро-Невской лавре. Возвращаясь обратно на свою вторую родину пароходом Добровольно флота, преосвященный Николай посетил Палестину, поклонился гробу Господню и привез в Японию пальмовую ветвь.

Первоначально эскиз будущего храма разработал петербургский архитектор, профессор А. Шурупов. Здание в плане напоминало греческий крест, купола были продуманы в византийском стиле. Николай купил участок земли на вершине холма Суруга-дай в районе Канда, где в средневековые времена возвышалась пожарная каланча, служившая одновременно маяком для судов, входивших в порт Эдо (старый Токио). Строительство вел английский зодчий Джошуа Кондер, который на рубеже 19-20 веков, построил более 50 зданий в Токио, в том числе, и императорский дворец. Через 7 лет в 1891 году Кондер вручил епископу Николаю ключи от кафедрального собора Воскресения Христова. На освящении присутствовало 19 японских священников и более 4 тысяч христиан. Православный храм, именуемый в народе "Николай-до" (дословно - "храм Николая"), скоро стал достопримечательностью японской столицы. Русские моряки узнавали в его очертаниях образ главного храма российского флота - Морского собора Св. Николая в Кронштадте. До сильнейшего, разрушавшего Токио, землетрясения 1923 года, после которого началось многоэтажное строительство, удачно расположенный православный кафедральный собор, был одним из самых высоких зданий в городе. Это вызывало нападки: "неуважительно, что собор возвышается над императорским дворцом," "это проявление произвола со стороны России."

Впрочем, масштаб строительства и место, которое занял собор в японской столице, соответствовал масштабу личности самого Николая и той роли, которую он стал играть к тому времени в японском обществе. Епископ пользовался огромным уважением, много его почитателей было как в России, так и в Японии. К его авторитету прибегали по очень широкому кругу вопросов, от востоковедческих статей до межгосударственных отношений. Дипломатические качества епископа Николая особо проявились в разрешении конфликта из-за известного "инцидента в Оцу," когда было совершено покушение на наследника российского престола Николая Александровича.

Это был беспрецедентный случай. На русского цесаревича, посетившего Японию по приглашению японского императора и которому последний гарантировал безопасность, напал полицейский из состава охраны. Япония оказалась перед лицом скандального дипломатического провала, и даже перед угрозой безопасности страны, так как в то время семи военным кораблям России, сопровождавшим престолонаследника, ничего не стоило уничтожить весь японский флот. О гневе русских говорил факт их отказа от услуг японских врачей, присланных императором, хотя рана была пустяковой. Сам император поспешил лично приехать к Николаю Александровичу, проводил его до порта и даже поднялся на борт русского военного корабля - поступок немыслимый для правящего японского монарха. В события вмешались российский посланник Шевич и епископ Николай. Николай особенно усердствовал и, в частности, больше других уговаривал своего тезку не доводить дело до войны с Японией. Цесаревич принял извинения японского императора. Инцидент разрешился мирно.

В 1910 году торжественно отмечался 50-летний юбилей служения Николая в Японии. Святейший Синод возвел его в сан архиепископа. Николая поздравляли и японский император, и губернатор Токио, японская пресса, иностранные миссии. В речи губернатора Токио содержались такие слова: "...Мне кажется, что те заслуги, какие оказал нашему государству маститый учитель Николай, не ограничиваются успехами одного только миссионера, но также заключается в том, что он содействовал цивилизации в нашей стране..."

О русской миссии восторженно отзывались другие иностранцы в Японии. Из английского отчета: "Наряду с Англиканскою Японскою Церковью стоит великолепная Русская Миссия под водительством лучшего христианина в Японии, Архиепископа Николая..."

Сам владыка о своих заслугах рассуждал так: "Разве есть какая-нибудь заслуга у сохи, которою крестьянин вспахал поле? Разве может она хвалиться: "Глядите-ка, православные, что я наделала!..." Роль наша не выше сохи. Вот крестьянин попахал, соха износилась. Он ее бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха начнет пахать. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть дело Божье растет!

А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит, и ты не заржавел. Значит, за работой на Божьей ниве и твоя душа несколько очистилась. И за сие будем всегда Бога благодарить."

 

 

 

 

Из Писем Святителя Николая

П.А. Дмитревскому

Российская духовная миссия в Японии. Токио. 19 декабря 1887 г.

Милостивый Государь, Павел Андреевич!

Просьба ханькоуских русских, выраженная в Вашем письме от 23 ноября (5 декабря) столь достойна уважения, что хотя и здесь для всех дел духовной миссии и для священнослужения при посольстве имеемся только мы двое: о. архимандрит Анатолий1 и я, тем не менее, насколько Бог поможет, постараемся удовлетворить и духовным нуждам наших дорогих соотечественников в Ханькоу: 12/24 будущего января предположено о. архимандриту Анатолию, если не случится особых препятствий, отправиться отсюда в Ханькоу, для исполнения духовных треб. Вознаграждения за сие, кроме платы за проезд, ему никакого не нужно.

Моля Господа, чтобы Он навсегда сохранил в сердцах ханькоуских русских то живое чувство благочестия, которое побудило их к нынешней просьбе, прося Вас засвидетельствовать им мое глубокое уважение, свидетельствуя и Вам глубокое почтение и совершенную преданность, имею честь быть

Вашим покорнейшим слугою и богомольцем, Его Высокородию, Г. Российскому Императорскому Консулу в Ханькоу, Павлу Андреевичу Дмитревскому.

Начальник Российской духовной миссии в Японии, Николай, епископ Ревельский.

Российская духовная миссия в Японии. Токио. 16 апреля 1888 г.

Высокочтимый Павел Андреевич,

Господь Своим благодатным покровом да осеняет всегда Вас и Ваше милое семейство!

Ваше истинно трогательное участие к нынешней нужде миссии превзошло мои лучшие ожидания! Вашему доброму ходатайству перед нашими соотечественниками в Ханькоу миссия обязана получением весьма значительной денежной помощи, которая, вместе с одним пожертвованием, пришедшем из России, дала возможность вновь начать прерванные на долгое время работы в постройке, ныне и идущие весьма деятельно, и имеющие остановиться (если Бог не пошлет еще откуда-либо благовременной помощи) не прежде, как значительно подвинув дело вперед. Примите нижайший поклон и глубокую-глубокую благодарность за эту Вашу помощь миссии, вместе и за Ваше личное пожертвование!

...

О. архимандрит Анатолий - в восторге от своего пребывания в Ханькоу, и не наговорится о нем; заочно познакомил и меня с жизнью там, в которой более всего пленяет нас общее единодушие и дружба всех наших между собою и то, что все свято хранят свое природное православное благоверие и благочестие. Да даст Бог, чтоб и вперед всегда так было! Не мало радует и почтенное положение наших русских коммерсантов среди их собратий из других наций. Значит могут же наши русские с честью выступить на широкое всемирное поле, лишь бы дана была им возможность сделать то! Честь и слава нашей коммерции в Китае! Дай Бог, чтобы поскорей нашлись подражатели ей и в других странах, не исключая нашей Японии!

Российская духовная миссия в Японии. Токио. 31 марта 1889.

Высокоуважаемый Павел Андреевич!

Получив Ваше письмо, я тотчас же сделал все, что можно, а именно: так как отцу Анатолию ныне никак нельзя отлучиться, - он, как духовник посольства, нужен там во время Страстной, когда посланник и прочие члены говеют, нужен не менее и для Пасхальной службы, - то я написал еще, кроме о. Анатолия и меня, единственному члену миссии, священнику о. Сергию Глебову, находящемуся ныне в Осака3, чтоб он поехал к Вам. И он, без сомнения сделает это. Если мое письмо не опоздает придти к нему так, чтоб ему сесть на пароход, имеющий прибыть в Нагасаки к отходу оттуда срочного парохода в Шанхай, что бывает раз в неделю, по субботам, то о. Сергий в следующую субботу, 25 марта/6 апреля, выехав из Нагасаки, поспеет в Ханькоу в начале Страстной недели, - значит, и Страстные службы у Вас могут быть, и поговеть - желающие успеют, и Пасхальные службы и Крещения - все благовременно будет совершено. Если же, сверх чаяния, не поспеет к следующей субботе в Нагасаки, то он может прибыть к Вам только в начале Пасхальной недели; значит, визит его, к сожалению, не совсем будет удовлетворителен, так как и Вы, желая приезда священника на две недели, вероятно, разумели именно Страстную и Пасхальную недели.

...

В прошедшем году пожертвование ханькоуского общества положило весьма счастливое начало другим пожертвованиям, так что год для постройки был очень успешный: храм ныне, - как изволите видеть из прилагаемой фотографии5, - совсем близок к окончанию. Но ныне мы опять совершенно так же, как в начале прошедшего года, ровно без всяких средств к продолжению постройки. Твердо уповаю, что Господь и в настоящем году пошлет Свою благую помощь, ибо Его же дом здесь созидается, Его дело творится. Но кто будут сии орудия Божественной помощи в текущем году? И ныне Господь благодатным возбуждением молитвенных желаний у ханькоуских христиан, строя, с одной стороны, потребное к их спасению, с другой, не простирает ли вновь Свою благодеющую десницу к нуждающейся нашей миссии, полагая и ныне тем начало дальнейших Своих щедрот к ней в текущем году?

Считаю долгом принести искреннейшую благодарность Вам и другим за снабжение меня в прошедшем году адресами лиц в России, к кому можно писать с просьбою о пожертвовании на храм.

...

Российская духовная миссия в Японии. Токио. 12 июня 1889 г.

Высокоуважаемый Павел Андреевич!

Примите глубочайшую благодарность за Ваши добрые истинно трогательные хлопоты о пожертвовании ханькоуским обществом на построение здешнего храма, равно как и за Ваше личное пожертвование! Самые лучшие мои надежды, когда я перед Пасхой писал к Вам, не простирались далее половины суммы, пожертвованной в прошедшем году, а тут опять такая же сумма, как тогда! Истинно Бог помогает миссии!

А Вы и все подписавшиеся - достойные орудия Его всеблагого промышления! Да хранит же Он Вас всех всегда в Своей любви и осыпает Своими щедротами! Вы не поверите, какую радость доставило мне это пожертвование! Ведь это значит большой шаг к окончанию постройки. А как мне хочется, и как нужно - поскорей достигнуть конца, если б Вы знали! Постройка эта связывает меня по рукам и ногам: необходимость постоянного надзора за нею приковывает меня к Токио, между тем как церкви, рассеянные по всей Японии, остаются без присмотра. Нужно сказать еще, что ко всем заботам, обычным при постройке большого здания, тут присоединилась необычная, следующего рода. Храм стоит на холме, среди столицы; когда он был еще мал, - не замечали; теперь всем бросается в глаза. Спохватились бонзы и все христоненавистники. Особенно возмущает их то, что храм выше императорского дворца (хотя сам император и его правительство не придают этому никакого значения, да и закона такого в Японии никогда не было, чтобы выше императорского дворца зданий не возводить). Итак, строят планы, как бы стереть храм с лица земли, или по крайней мере затереть его. "Купить и подарить императору?" - Не продадут-де. "Обнести его кругом каменною стеною, чтоб не был виден?" - Безмерный расход. "Построить гору между храмом и императорским дворцом, чтоб на последний не мог взирать "голубой глаз иностранца" с "башни" первого" (колокольню, на которую кроме звонаря никто и не полезет, принимают за башню, назначенную будто бы для наблюдения за императором)? - Тоже очень дорого. Итак, что же делать? Рассуждают и шумят на всю Японию: в газетах то и дело - злые и зажигательные статьи против местности нашего храма. Собственно нужно бояться одного, - чтоб не подожгли, против чего и принимаются миссиею соответственные меры: постройка и на ночь не оставляется без людей, вода расставлена везде, помпа заведена, и проч.; словом все, зависящее от нас делается; дальнейшее - на волю Божию; и Бог, конечно, не попустит неразумным и злым людям разрушить храм, созидаемый во славу Его усердием столь многих боголюбцев; на Него мы и возлагаем всю надежду, по сказанному: "аще не Господь сохранит, - всуе бдит стерегущий." Однако ж все это составляет не малую тревогу для миссии. А что тревога наша не напрасная, что в Японии фанатиков еще непочатый угол, это можно пояснить многими примерами, вот недавний. 11 февраля нынешнего года здесь обнародована была конституция. Торжество было блистательное по всей Японии. Центром торжества и блеска был, разумеется, императорский дворец. Туда утром должна была съехаться вся знать. Одевшись в блестящий мундир со всеми орденами, выходил сесть в карету, чтоб отправиться туда, и министр народного просвещения, Виконт Мори, один из образованнейших и даровитейших людей Японии, но на крыльце его дома вдруг кухонный нож, всаженный в его внутренности, прекратил его существование. Всадивший нож был тут же изрублен полицейским; но он исполнил свое дело: не допустил министра участвовать во всенародном торжестве, как недостойного того. За что же? Не больше не меньше, как за следующее: министр однажды, уже два года тому назад, во время обычного путешествия для обозрения школ, в одном городе, желая осмотреть один древний храм, вошел в него непочтительно: не снял сапог и шляпы, и даже бывшей в руке тросточкой приподнял занавеску, которая только при императорском посещении поднимается. Это-то ужасное преступление и взял на себя наказать - один тоже образованный человек, молодой чиновник; он, услышав о поступке министра, нарочно посетил тот город, чтоб доподлинно узнать, правда ли, - убедился и казнил, да еще в насмешку - кухонным ножом, - кинжала-де не стоит такой осквернитель японской святыни. И этому фанатику, лишившему страну одного из полезнейших людей, как принялась рукоплескать почти вся текущая японская пресса, пока правительство не положило тому запрет! Могила же его и доселе убирается цветами. Все это к слову, чтоб пояснить Вам, почему мне так хочется поскорее достроить храм: тяжелым бременем заботы он лежит на мне, - и величайшую благодарность я чувствую к тем, кто своим добрым участием снимает с меня часть этого бремени. Примите же еще раз выражение сей благодарности, и прошу Вас передать ее всем, участвовавшим в подписке.

 

Из Дневника.

30 Сентября 1891. Среда. Мияконёдзё и Сёонай.

<...> С 7-ми часов назначена была проповедь для язычников... слушателей собралось полный церковный дом и коридор, много стояло и вне; слушали очень внимательно, только мальчишки снаружи мешали криком; продолжалась 1 час и 20 мин. <...> Когда язычники разошлись, сказано еще было, но только к христианам и готовящимся к христианству, о необходимости Христьянской веры для блага Японского государства, что Японский народ, несомненно, скоро может сделаться богатым, но если в то же время не примет христианства... то от роскоши и упадка нравов скоро погибнет...

27 Июня 1893. Вторник. Фукусима. Токио.

Утром о. Петр Сасагава отправился в Накамацу. Я побыл у всех христиан, в 8-ми домах. Почти ни одного домовладельца, - все - на квартирах, и за исключением И. Аракава, дантиста, и одного разводителя шелковичного червя все беднота. Словом, церковь и нравственно и физически самая слабая, несмотря на то, что одна из старых церквей. <...> Итак, почти все церкви, существующие в Японии, осмотрел. Остальные досмотрю после Собора.

Общее впечатление, что Господь хочет быть Его истинной Вере в Японии. Везде по церквям есть... хорошие христиане; везде видны следы благодатной помощи Божией. Но жатвы много, а делателей мало; их бы и достаточно, пожалуй, да плохи очень. <...> Господь 12-ю Апостолами просветил мир, но у 12-ти человек была сила 12-ти тысяч человек. Здесь ныне 120 катехизаторов, но у них силы, во всех вместе, нет и 12-ти... Одна надежда на Господа Спасителя. Твори, Господи, волю Свою и здесь, как творишь ее на небе! Являй силу Свою и здесь, как являешь ее во всем мире! Просвети страну сию светом истинного Твоего учения, молитвами Пречистой Твоей Матери, Св. Ангелов, Св. Апостолов и всех святых!

1 Окт. 1894. Понедельник.

Япония - золотая середина. Трудно японцу воспарить вверх, пробив толстую кору самомнения. Послушав иностранных учителей и инструкторов по разным частям, атеистов, что-де вера отошла, а коли держать что по этой части, так свое, они возобновили синтоизм, хранимый теперь Двором во всей его точности; послушав некоторых недоверов-иностранцев, что буддизм выше христианства, и посмотрев, хоть с усмешкой, как сии иностранцы (Олкот* и т. п.) кланяются порогам буддизма, они вообразили, что христианство им совсем не нужно, неприлично. И ныне плавают в водах самодовольства, особенно мелководных, благодаря победам над китайцами (три победы одержали), и нет границ их самохвальству! Интересную коллекцию можно составить из... статей ныне, доказывающих как дважды два, что японцы - первый народ в мире по нравственности. <...> Нахлобучили, вероятно, не на малое время на себя шапку европейского и американского учителя по предмету атеизма и вражды к христианству. Тоже - золотая середина! Она еще большее препятствие к истинному просвещению в высоком значении, чем в низменном! Что может быть хуже, прелестнее и вреднее гордости! А она - синоним пошлого самодовольства.

4 Окт. 1894. Четверг.

"Шедше во все языки, проповедите" - сказано по настоящему времени никому иному на земле, как нашей Православной Церкви, преемнице Церкви Апостольской; и именно Русской Церкви, потому что Греческая бедна, не может по этой простой причине рассылать миссионеров. <...> На дело проповеди в России средства найдутся - в этом и сомнений не может быть. Но как подвинуть проповедь? Как исполнить заповедь Христову?

23 Июня 1895. Воскресенье.

Католики дают цену добрым делам пред Богом. Но разве добрые дела как некое сокровище человек понесет на плечах за гроб? Нет, он не понесет ничего, кроме собственной души. Наги все предстанем пред Господом. Что это значит? А вот что. Я трудился в Японии, хоть и плохо, все же трудился, 35 лет; умри сегодня - что будет явлено завтра на Суде Божием? Явлено будет, нажил ли я смирение или гордость; если последнее, ...то Япония, значит, не только не послужила мне самому во спасение, но, напротив, погубила меня. Иуда был апостол и спас, вероятно, многих, но это послужило ему к тягчайшему осуждению, когда он предстал пред Судом Божиим своею нагою душою, такою, как она значится в Евангелии...

8 Июля 1895. Понедельник.

Прочитал в газетах, что меня причислили к ордену Владимира 2 ст. Гораздо приятнее было бы прочесть, что мы уже выросли до того, что нам все эти цацки не нужны. 35 лет тому назад, когда я ехал в Японию, в одном месте в Сибири... мне мелькнула мысль: хорошо бы навешивать человеку кресты, когда он кончает воспитание и вступает в жизнь, и потом, по мере исполнения человеком своей службы, снимать с него кресты, - так чтобы он ложился в могилу с чистой грудью, знаком, что исполнил возлагавшиеся на него надежды, насколько Бог помог ему. Это было бы по крайней мере разумно...

7 Окт. 1895г. Понедельник.

Приходил епископальный катехизатор, по имени Оокура.

И т. д.; объяснил я ему разность с ними в понимании мест, на которых зиждутся 7 таинств, указав, что незаконно у них священство... нет поэтому у них и таинства Евхаристии.

На второй вопрос: признаю ли я возможность спасения в протестантстве?

Отвечал: как же я могу решить это? Мне сказано: "не суди чужому рабу - сам он стоит пред Господом," - и я поэтому предоставляю суд о том, спасутся ли протестанты, католики и пр., Богу, не дерзая сам и коснуться сего моею мыслью и словом. Одно могу сказать, что протестантство в большой опасности. Мы стоим на прямой и верной дороге к небу, а протестант пробирается трущобами и всякими окольными путями; разумеется, что ему заблудиться и запутаться в своих или чужих измышлениях весьма легко. <...>

11 Окт. 1895. Пятница.

Из церковных писем сегодня в одном между прочим извещается о чудесном исцелении, именно в письме из Накацу тамошнего катехизатора Матфея Юкава.

Есть в Накацу Ной и Любовь Маябаяси, люди бедные, живущие дневным трудом; родился у них ребенок, но скоро помер, ибо у Любови испортилось молоко и на груди появились нарывы; расхворалась и вся она, так что отнялись у нее ноги; лечили ее, но безуспешно; врачи признали, что какой-то неизлечимый ревматизм лишил ее ног. Долго лежала она, крайне обременяя мужа, который без устали должен был работать, чтобы прокормить ее, больного отца и себя. К прошедшему празднику Воздвижения Креста Господня прибыл в Накацу о. Петр Кавано. Христиане по обычаю собрались на исповедь. Принес на спине и Ной свою жену Любовь в церковный дом, чтобы исповедаться. Но в этот вечер, накануне Праздника, о. Петр не мог всех поисповедать и оставшимся сказал, чтобы завтра утром собрались; в том же числе была и Любовь. Ной опять понес ее на спине домой; а на Воздвиженье - рано утром принес обратно в Церковный дом. Отец Петр исповедал ее и вместе с другими приобщил; после чего Ной понес ее домой и уложил в постель.

Уставшая Любовь проспала часа два, но, проснувшись, почувствовала силу в ногах; она попробовала протянуть их, потом встать на них, потом пойти - и какова же была радость ее, когда увидела, что все это может, что ноги ее целы, как будто никогда не были больны! В восторге, возблагодарив Господа, она отправилась к доктору, который лечил ее грудь. Дорогой встретил ее христианин, который вчера и сегодня видел ее без ног; он зазвал ее пойти в дом, потом все вместе пошли в церковный дом, откуда оповестили катехизатора и христиан, - и все, собравшись, принесли благодарение Господу за это явное чудо милосердия Его...

18 Окт. 1895. Пятница.

<...> Лелею я мысль, лишь только появится у нас хоть мало-мальски сносный педагог, ...расширить Семинарию, открыв ее для язычников. При этом, конечно, Семинария ни на йоту не должна утратить своего специально-церковного назначения. Для язычников было бы только объявлено, что желающие воспитать своих детей нравственно-религиозными могут определять их - на полном своем содержании - в Семинарию; здесь дети язычников первее всего непременно должны сделаться христианами; затем, по окончании курса, они свободны идти на свои пути, причем желающие продолжить образование в высших заведениях всюду будут приняты (если только хорошо учились в Семинарии), ибо образование семинарское вполне равняется - если не выше - высшему гимназическому. Мечтаю я все, что найдутся родители-язычники, которые с радостью воспользуются нашими услугами. Но так ли? Несомненно одно: в Семинарию станут принимать детей испорченных, воришек, завзятых лентяев и сорванцов и т. п., вроде бывшего Василия Катаока, сына нынешнего камергера Катаока.

Несомненно то, что если не все, то некоторые из них исправятся у нас, как исправлен был Катаока (к сожалению, ныне умерший...). Но испорченные, даже и те, которые исправятся, успеют привить свои болячки немалому числу здоровых детей, - так что в этом отношении - плюс за минус - в результате нуль. А здоровых нравственно детей язычники будут ли отдавать в нашу Семинарию? Сомнительно... А у нас хоть и японец (педагог) будет начальником школы и японцы учителя, но школа - определенно и неуклонно конфессиональная - духовное заведение для воспитания служащих Церкви; ни малейшей уступки никакому веянию мирскому, ни малейшей подделки... Значит руководство будет отнюдь не японское, а общеправославное. Поймут ли это японцы? Да кто же из язычников в состоянии понять это? Итак, не праздная ли и грозящая только неудачами моя мечта о расширении Семинарии? Передумать, вновь все обдумать и не дай Бог ошибиться! Не поздно еще. Никто почти и не знает о моих мечтах (продолжение на следующей странице).

19 Окт. 1895. Суббота.

<...> Продолжаю о Семинарии. Главный наш элемент в Семинарии, если и расширять ее, будет тот же, что ныне: довольно плохой народ, самая заурядная посредственность и ниже ее; но все же из этих людей те, которые дотаскиваются до окончания семилетнего курса, делаются порядочными служителями Церкви; замечательных людей они еще из себя не выделили, но, смотря на них, мне тем не менее иногда приходит мысль о "худородных, буйных и немощных" Ап. Павла.

Итак, поступающие к нам японцы без развлечения, прямо и неуклонно влекутся к цели заведения - воспитанию служащих Церкви, и лучшие из них этой цели не минуют.

27 Декабря 1895. Пятница.

Часа в два был Кеу. Тай, баптист. <...> Между прочим спрашивал:

22 Января 1896. Среда.

Душевная жизнь слагается из ежедневных, ежечасных, ежеминутных мыслей, чувств, желаний; все это - как малые капли, сливаясь, образуют ручей, реку и море - составляют целостные жизни. И как река, озеро светлы или мутны оттого, что капли в них светлы или мутны, так и жизнь - радостна или печальна, чиста или грязна оттого, что таковы ежеминутные и ежедневные мысли и чувства. Такова и бесконечная будущность будет, - счастливая или мучительная, славная или позорная - каковы наши обыденные мысли и чувства, которые дали тот или иной вид, характер, свойство нашей душе. В высшей степени важно беречь себя ежедневно, ежеминутно от всякого загрязнения.

23 Января 1896. Четверг.

Увеличиваются ли шансы на распространение христианства в Японии? Напротив, уменьшаются. Прежде стоявшие во главе государства, вроде Соесима Ивакура, были люди умные, но без европейского образования; не веровали, но оставались под сомнением - "быть может-де и со стороны науки вера предписывается." Ныне же универсально образованные начинают пробиваться на вершины, вроде Канеко [?] из Харварда и т. п.; эти уже неверы решительные, отрицающие веру "во имя всесветлой-де науки." Японцы же такой стадный народ: лишь бы кто с закрученными рогами да из своих пошел вперед, толпой повалят за ним.

16 Февр. 1896. Воскресенье. Заговенье перед Великим Постом.

Пред Вечерей был офицер с "Амура," князь Святополк-Мирский, любит говорить; о положении Церкви в государстве ничего не знает; с католических книжек утверждает, что у нас церковь не православная, а русская, в смысле государственного учреждения, правит ею обер-прокурор, царь в ней самовластен и т. п. Ах, как у нас светский мир вообще невежественен в религии! И посланник, и секретари, и... путешественники, все-все порют дичь о своей вере и своей церкви, хотя назвать их безрелигиозными нельзя, никак нельзя, - но религиозных знаний, кроме ходячих или, так сказать, висящих в воздухе, - ни на грош; а кто же не знает, что наш светский воздух заражен миазмами инославия. <...> После Вечерни и Повечерия было прощание; я сказал несколько слов и потом, попросив у всех прощения, поклонился до земли; потом священнослужащие простились со всеми и взаимно...

7 Апр. 1896. Пятница.

Отец Сергий Страгородский, из Афин, пишет: предлагает себя сюда вместе с каким-то о. Андроником, кончившим в прошедшем году курс в Московской Академии и ныне состоящим инспектором в Кутаиси, и "скорбящим, так как попал к дикому ректору." Последнее, т.е. "скорбь" и "дикий," не рекомендательно: терпения и благодушия не обещают, а без них сюда нельзя.

29 Апреля 1896. Среда.

Симеон Мацубара описывает жизнь и смерть одного христианина, по имени Исайя Кондо; точно страница из житий святых. Исайя сам был беден, жил тем, что днем продавал по улицам "сою," а вечером "соба," но всем, кому только нужно было, говорил о христианской вере; любимым чтением его было Священное Писание и Жития Святых; самым любимым занятием - молитва. В субботу после полдня он, обыкновенно, прекращал свою разносную торговлю и начинал духовные занятия, в которых и проводил все время до конца воскресенья; в другие праздники поступал так же. Когда священник посещал Аомори, он всегда говел и причащался. В церкви Аомори он, несмотря на свою бедность, всеми был уважаем и избран был в старосты, каковую должность и исполнял со всем усердием. Но особенно отличительною чертою его было милосердие. Катехизатор пишет, что он знает 27 случаев, когда он выручал бедных из самой крайней беды; из них 4-5 он приводит в письме; вот, например, один: ходя с "соей," наткнулся он в одном доме на такое бедное семейство, что старуха-мать только что померла от голода; другие члены семьи были близки к этому и плакали около трупа, не имея средств похоронить его. Исайя, бросив свою "сою," прибежал к Мацубара, занял у него 1 йен, заказал кадку для покойницы; потом сам обмыл труп, сам вырыл могилу - уже ночью, с фонарем; сам, с помощью бондаря, снес кадку-гроб на кладбище и похоронил, читая и распевая христианские молитвы, которыми он всегда сопровождал и языческих покойников. Вот другой случай: набрел он на нищего, обессилевшего от голода и упавшего на дороге старика; принес к себе, питал, служил ему и, наконец, отправил к родным, в далекий город. Вообще питался сам скудно, все, что добывал своим промыслом, он раздавал нищим и бедным. Своими делами милосердия он приобрел себе немалую известность в городе, так что местные газеты выставляли его в пример подражания. Умер он от тифа, простудившись. Предсмертные слова, которыми он утешал свою плачущую бабку, до того трогательны, что нельзя читать без слез: смерти нет для него - только жизнь, - здесь ли, там ли, ибо живет он во Христе. Похоронен он великолепно; о. Борис прибыл, несколько окрестных катехизаторов собралось, местные христиане не пожалели ничего. Язычников также множество провожало.

30 Апреля 1896. Четверг.

6 Июня 1896.Суббота.

Моисей Минаро пишет о христианах курильцах на острове Сикотане, где он с ними провел зиму, - хвалит их глубокое благочестие (недаром принадлежали к пастве приснопамятного святителя Иннокентия) и трогательные христианские обычаи, например, за неимением священника для исповеди по местам, - они друг другу исповедуют свои прегрешения и получают временные наставления, особенно это делают младшие пред старшими. Пасху ныне праздновали особенно торжественно, т. к. катехизатор Моисей был с ними. К письму Моисея приложено писанное по-русски письмо Якова Сторожева; но из него ничего нельзя понять, кроме того, что их всех христиан на Сикотане - ныне 58 душ и что желают они, чтобы Моисей опять был прислан к ним.

12 Июня 1896. Пятница.

Непрестанно занимает мысль о том, что при Св. Синоде должен быть миссионерский комитет: 1. для зарождения и воспитания миссионерской "мысли" (не говоря о "стремлении" - того нужно еще сто лет ждать) в духовно-учебных заведениях; 2. для зарождения и развития заграничных миссий. Сколько уже перебывало здесь миссионеров - "quasi"! Но от о. Григория до о. Сергия был ли хоть один миссионер настоящий? Ни единого. Оттого все и уехали. Почему это? Очевидно, потому, что в духовно-учебных заведениях в России и мысли нет о миссионерстве! Шедше, научите вся языки - как будто и в Евангелии нет. Хотя слышат это все и знают наизусть. - И нет у нас иностранных миссий! В Китае, Индии, Корее, здесь - моря и океаны язычества - все лежит во мраке и сени смертной, - но нам что же? Мы - собака на сене! Не моги-де коснуться Православия - "свято оно"! - Но почему же вы не являете его миру? - Ответит на сей вопрос Св. Синод?

13 Июля 1896. Понедельник.

Какой-то иеромонах Викентий из Свияжского монастыря прислал прошение на службу в Миссию. Но слишком крючковато и игриво написано. Не нужно такого.

18 Июля 1896. Суббота.

Вот это называется трудовой день: с 5-ти ч. утра до десяти с лишком вечера точно в котле кипишь! Таков всегда следующий день после Собора; катехизаторы массой стремятся разлететься; с каждым нужно попрощаться и сказать каждому то, что именно ему следует, и дать каждому, что ему нужно.

19 Июля 1896. Воскресенье.

<...> Если позволяется и миссионеру иногда уставать, то сегодня я могу сказать, что устал. <...> Что страшнее смерча? А отчего он? От встречи двух ветров. Итак, если дует ветер злобы, подлости, глупости, то не возмущаться и не воздымать навстречу ветер гнева; тогда дрянной ветер разрушится сам собою в ничто; а иначе - ломка и гибель, а после угрызения и терзания. Сохрани меня, Господи, от гнева и дай спокойствие капитана, плывущего по неспокойному морю!

3 Окт. 1896. Суббота.

Между грехами несомненно будут взысканы с нас и грехи глупости; совесть про то говорит: ...разум - самая первая наша способность, и если не пользуешься им, значит виноват. По глупости ведь большая часть болезней у нас, по глупости вот и я простудился и ныне должен был скучать весь день.

21 Октября 1896. Среда.

Был Оосакский Bishop Awdry, просил статистических данных нашей Церкви, я дал ему книжку годового отчета нашего собора нынешнего года. Заговорил он о взаимных симпатиях наших церквей - англиканской и греко-российской.

- У вас одного?-Да.

- Стало быть, в пять раз больше во всей епископальной миссии в Японии. У нас нет ни единого русского. Я один, но и то не занимаюсь проповедью. Кто же делает нашу Церковь такою, как она есть? Очевидно, сама Истина, живущая в Православной Церкви.

15 Января 1897. Пятница.

Вчера был молодой американец М. Т.

-Догматы. Нравственное учение у них и свое хорошо; любовь к ближнему, например, под влиянием буддизма развита так, что вы не найдете бедного, которому бы в беде не помогли даже такие же бедняки, как он. Поэтому-то универсалисты, унитарии и т. п., являющиеся сюда по преимуществу только с своей этикой, никогда не будут иметь здесь успеха. Но о Боге Творце Вселенной, о Пресвятой Троице, об Искупителе и проч., что может сообщить людям как непрелагаемую истину только Божественное] Откровение, японец с интересом слушает и исполняет.

- Как думаете о будущности католичества в стране?

7 Марта 1897. Воскресенье. Заговенье пред Великим Постом.

<...> Был потом в Посольстве, по приглашению Анны Эрастовны "проводить масленицу." За столом блины общие, потом раздельные: мне постные, всем мясные. Что за нелепость? И это, впрочем, везде и всегда, так что и странностью никому не кажется. Ужели у нас общество совсем уничтожило посты? Впрочем, не совсем; сегодня же кто-то спрашивает за столом Анну Эрастовну: "Вы будете постную неделю есть постное?" "Да, -отвечает она и, обращаясь ко мне: - Алексей Николаевич (муж) любит постное." Утешила! Поэтому только и постное, а о настоящем посте, значит, и мысли нет! Ужели общество никогда не вернется к соблюдению Церковных уставов? Но тогда плохо - не Церкви, а обществу, которое все больше и больше будет уклоняться от Церкви куда? В ад! <...>

В 5 ч. была Вечерня, потом Малое Повечерие, за которым, по обычаю, следовало общее прощание, пред чем я сказал несколько слов, закончив их поклоном до земли пред всеми с просьбой простить мои грехи.

12 Марта 1897. Пятница 1-й недели Великого Поста.

Отец Игнатий Мукояма пишет: Лука Касида, молодой врач... болен; тамошние ревнители буддизма, вместе с бонзами, пристали к нему, требуя возвращения в буддизм, собрали сумму денег для помощи ему и лаской и угрозами успели смутить бедного Луку, тем более, что он крещен был в детстве, потом учился в школах, чтобы сделаться врачом, и вероучение недостаточно знает. Дал согласие Лука бросить христианство; враги Христовой веры торжествовали: оповестили это всему селению, семейству же Луки строго заказали не иметь больше никакого отношения к катехизатору. Но мать и сестры Луки сильно скорбели от всего этого переполоха и не переставали сноситься в ночных свиданиях с катехизатором Василием Хираи, который ободрял их быть твердыми в вере. По их молитвам все наветы врагов обратились в ничто. Лука, дав обещание отречься от Христа, стал невыносимо этим мучиться - просил молиться за него, спрашивал, отпустит ли Господь ему этот грех, и... в надежде на отпущение послал к о. Игнатию, просить его приехать, чтоб исповедать его. О. Игнатий, прибывши, отпустил ему грех его слабости и приобщил его Св. Тайн.

Потом и в другой раз был у него вторично, приобщил его Св. Тайн. Соблюди, Господи, овча своего стада! Отец Луки, тоже врач, недавно умерший, был благочестивым человеком - я его помню, был в его доме. Должно быть, и его молитвами Лука удержался от погибели. - Пошлю Луке икону и письмо.

13 Марта 1897. Суббота 1-й недели Великого Поста.

<...> Я сказал причастникам поучение, во время Причастна, - потом ушел домой - писать отчеты (собственно говоря, чтобы не видеть причащающихся сиятельных кандидатов, воспитанников русских Академий; учителей Семинарии, которых на службах во время недели я не видел, но которые тем не менее явились сегодня причащаться). Что с ними делать? Не знаю. Учить их - я учил, усовещивать - усовещивал, - что дальше? Запретить - не могу - не знаю их душевного состояния; притом же я и сам - довольно плохой молитвенник; на словах же и даже на бумаге они - самый завзятый православный народ: такие проповеди пишут и произносят о Посте и истинном покаянии... что любо слушать!

18 Марта 1897. Четверг.

<...> Пришла благая мысль. Дай, Господи, ей осуществиться! Монастырь здесь нужен. Отец Сергий Страгородский писал о сем в своих письмах; я думал о том еще раньше, выписывая сюда с Афона неудачного о. Георгия. Если бы ныне вследствие моей просьбы, которая пойдет с отчетами, был прислан сюда добрый иеромонах, который бы сделался моим преемником, положим, через 10-15 лет, то я удалился бы в горы... и стал бы собирать желающих жизни монашеской - а такие нашлись бы, - и образовался бы монастырь. Я в то же время имел бы возможность там продолжить перевод богослужения. - Пошли, Господи, достойного делателя на ниву Твою! О нем ныне моя... дума и всегдашняя молитва!

27 Мая 1897. Четверг.

<...> Много подарков из Иерусалима, от приснопамятного Патриарха Герасима и других:

Самая большая драгоценность и святыня: кусочек камня от Гроба Господня, вделанный в доску из купола Храма Воскресения; сам Патриарх и вделал святыню в доску. Но доска прислана благочестивой монахиней Митрофанией Богдановой, по просьбе которой Его Блаженство пожертвовал и камень. На доске написана в России старанием о. Сергия... икона Воскресения Христова. Будет храниться и чтиться здесь сия святыня в вечное благословение от Гроба Господня Японской Церкви.

Наконец, главное, чем Святейший Патриарх благословил Японскую церковь: Антиминс, освященный Его Блаженством на Гробе Господнем, с Его подписанием. <...> Назначена Патриархом сия святыня для нашего Храма Воскресения Христова, в котором и да сохранит ее Господь на многие столетия в память о любви к юной церкви Матери Церквей! <...>

От монахини Митрофании Богдановой:

Металлический ящик с 14-ю частицами Св. Мощей. Присланы Св. Мощи с благословения Патриарха.

Кусок Мамврийского дуба, две иконы с печатью и подписью Его Блаженства Патриарха Герасима. На куске написана в России по заказу о. Сергия икона Св. Троицы.

Доска для иконы от древнего купола, бывшего на Гробе Господнем, с врезанным камнем от Гроба Господня...

9 Июля 1897. Пятница.

В 9 часов утра начался выпускной акт в Женской школе. Всех ныне учениц 87, выпускных было 7. <...> Сущность моей речи: "Вас мало, - не смущайтесь, - скоро будет много. Народ - живой организм, - и дышит как и отдельный человек ... Я здесь менее 40 лет, но 4 раза явственно видел вдыхание и выдыхание: сначала открытие Японии, потом стремление прогнать иностранцев, затем явное подражание всему иностранному, ныне: "Христианство не нужно - у нас своя религия, и мы особый народ, христианство-де вредно для Японии..." Но правда ли? В этих стенах в 25 лет слышали мы хоть слово непочтительное... неполезное для Японии? Нет! Напротив, не будет ли вредно учение, что Император - Бог; учение это трудно обосновать - шатко оно. Иное дело, если сказать: "Бог велит: царя чтите, за царя молитесь - несть власть, аще не от Бога"; этого никто не может поколебать, ибо это слова Всемогущего... Или: учение, что японцы не братья других народов, а что-то особенное... не опасно ли для японцев? Все подобное ложно и потому скоро рухнет, и хлынет после отлива прилив..."

24 Июля 1897. Суббота.

<...> Эх, Господи! Людей хороших для службы Церкви совсем нет! Уже ли Антихрист проглотит эту страну? И Христос не найдет достаточно добрых людей, чтобы из-за них не позволить этого?

Безверие потоком заливает страну, и все лучшие люди Японии считают это эссенцией цивилизации и гордятся этим. Иностранцы же, кроме бедных миссионеров, которых иностранцы в глубине души, а иногда и явно считают париями, - способствуют сему антихристову просвещению Японии.

Темным и тяжелым свинцовым облаком висит над Японией... приговор иностранцев: "Не верь Христу, не верь Богу, - все это старо; Европа и Америка ликует и весело, ибо человек - обезьяна, белиберда, вздор, нуль," - все это буквально и воспринято всею знатью, министрами, профессорами, губернаторами и т. д.

Впрочем, случаются иностранцы, способные удивить своим феноменальным идиотством при цивилизованной внешности даже обезьян. Таков полковник Олкот, обратившийся в Буддизм и даже сочинивший буддийский катехизис. <...>

2 Сент. 1897. Четверг.

<...> Сегодня день памяти Св. Архимандрита Авраамия Смоленского Чудотворца, в монастыре которого в Смоленске помещалась семинария (в которой и я грешный учился). Да будет покровителем, заступником и молитвенником Св. Авраамий и токийской Семинарии, и да изведет из нее многих делателей на ниву Христову в сей стране!

5 Января 1898. Среда. Рождественский Сочельник.

<...> Из церкви зашел ко мне Иоанн Оопуки, христианин из Такасимадзу, бывший когда-то причетник и катехизатор, но по болезни головы оставивший службу. <...> Говорил он, что собираются христиане Такасимадзу просить для себя священника... и что наметили будто бы Андрея Сасагава для сего сана. Он ныне врач.

- Можно ли совместить в одном лице эти две должности - священника и лекаря? - спрашивает Ооцуки. - Если считать эти должности равно обязательными, то никак нет. К кому пошел бы священник и лекарь, если бы к нему пришли разом просить - один окрестить младенца, другой помочь больному? Что стал бы делать священник и лекарь, если бы он пришел в храм совершать литургию и тут же за ним пришли звать его к больному...? Хорошо священнику знать и медицину; и он, будучи врачем душевным, может тогда быть и телесным, но это в исключительных случаях, где нет врача, или где трудно добыть его, или при внезапных несчастных случаях и все это - после

исполнения обязанностей врача духовного и по колику не мешает сему исполнению.

2 Июня 1898. Четверг.

Протестантская миссионерка Престон... пишет: "Так как употребление в причащении вина может порождать у причащающихся наклонность к пьянству, то нужно причащать виноградным соком," и предлагает покупать оный по 30 коп. бутылка. Рецепт, доведенный до нелепости и кощунства. Напоминает того благочестивого пастыря, который предлагал совершать евхаристию на чае, так как, де, если бы Иисус Христос явился в Китае, он непременно установил бы причащение на чае.

13 Августа 1898. Суббота. Немуро. Сикотан.

<...> В 5 часов вечера были у острова Сикотан, в заливе, где поселение наших христиан-курильцев. Прежде всего бросается в глаза здание церкви, небольшой, но имеющей вид настоящего церковного здания. По берегу видны были люди, бегущие к стоявшей вдали от деревни шаланде. Заходящее солнце обливало мягким светом мирную картину деревеньки, видимо бедной. Долго мы ждали, пока подойдет шаланда, гребцами в которой оказались молодые женщины с несколькими мужчинами. На наши вопросы все назвали себя христианскими именами, весьма чисто произнесенными, но никто не мог говорить по-русски: знали, наверное, только по несколько слов. Быстро свезли нас на берег, где мы прежде всего пошли в церковь и нашли ее очень чистенькою; пол деревянный, без циновок, чисто вымытый; алтарь на возвышении и задергивается занавеской, икон достаточно, священническое облачение есть, на престоле славянское Евангелие; все - присланное из Миссии. <...> Пока светло, пошли посмотреть дома христиан. Всех - двенадцать посетили; один был заперт на замок за отсутствием жителей, еще две семьи живут совместно с другими. <...> Половина домов дощатые, другая половина из соломы и тростника. У всех очаги в передней комнате, кровать во второй, спальные принадлежности плохие и грязные. Дома вообще изобличают убогое бедное существование. <...> У старухи Степаниды - вдовы, трудолюбивой и искусной огородницы - по обе стороны дома отличный огород картофеля. На лугу, за домами, паслись 10 коров. В домах везде мы нашли иконы, но закопченные, нужно прислать им новые, на досках.

Когда стало темнеть, мы все собрались в церкви. Виссарион стал звонить в небольшой колокол, привешенный над входом, и звонил, пока приготовлено было все к началу богослужения. <...> После Вечери я в епитрахили и малом омофоре сказал небольшое поучение и оделил все дома иконками... На отсутствовавших также даны были, а их оказалось 17 человек, отлучившихся на рыбные ловли. <...> Кончивши все в церкви, мы пошли в дом Якова Сторожева, где были два тюка с вышеперечисленными подарками, и передали их... сказав раздать беспристрастно, что они и сделают, ибо живут весьма дружно, и всякий делится всем со всеми, точно первобытные христиане. Тут же мы с о. Сергием получили от многих подарки - их изделия - разных форм коробки, сплетенные весьма крепко и искусно из соломы; дали им окончательное благословение и простились с ними. <...> Они проводили нас до шаланды, в весла которой сели, по-прежнему, девицы и молодые люди, первые в своих платьях, в которых были в церкви, не успев переодеть их. С напевом - сначала альтами, потом дискантами, мелодично грустным и с видимым одушевлением и усердием, они скоро доставили нас на пароход и здесь еще раз простились и приняли благословенье. Грустно мы расстались с ними. Добрый отросток это знаменитой церкви Иннокентия, славного нашего миссионера. Куда нашим христианам равняться с ними! С коих пор они разлучены с наставниками и со всем христианским миром, и до сих пор какие превосходные христиане! Ни воровства между ними, ни лжи, ни обманов, ни вражды, а правда, честность, любовь, смирение и прочие христианские добродетели. Бедно и невзрачно одеты в доме и на своих делах, а в церковь все идут чисто и в лучшие свои платья одетыми, и идут все до единого, и стар и млад, так что в домах никого не остается во всей деревне. Быть может, им дозволят переселиться на прежнем их месте, на Парамушире, тогда, Бог даст, они сохранятся от вымирания; ...если останутся, вероятно, не долго будет существовать их деревня, уже больше половины по переходу сюда умерло, от недостатка той пищи, которую они имели на Парамушире.

27 Августа 1898. Суббота. Успение Пресвятой Богородицы.

Ровно 18 лет, как в последний раз служил с Высокопреосвященным Исидором в Петербурге, после чего простился с ним и отправился на вокзал для следования сюда. Когда прощались, я упомянул, что "Бог даст мне еще увидеться с ним," он отверг: "Нет, где же? А услышите, отслужите панихидку." Да молит его душа, столь участливая к Японской Миссии, чтоб Господь поскорее просветил сию страну светом Евангелия!

За Литургией было так много христиан, что о. Андроник удивился. "Праздник Богородицы чтут так же, как в России." Между прочим, был один патер; сначала стоял в дверях, потом с д-ром Кёбером в правом крыле церкви и проявил себя очень скверно... ни на каждение, ни на благословение не преклонял хоть бы мало главу, а стоял совершенно истуканом; наш бы, православный, непременно отдал поклон католическому епископу; ведь таинство епископства взаимно нами признается и уважается. Но в этом-то и выражается, что католичество - яд мира и что ему предстоит то же, что было с ересью Ария, т.е. исчезновение из мира. Протестантство не менее - ...гностицизм, отливающий всеми цветами красивой ящерицы, и его участь та же. Будущее чревато еще какими-то превращениями и извращениями до Антихриста включительно, - но всех удел - погибель. Только нашему Христову учению суждена несокрушимость.

25 Октября 1898. Вторник.

Учитель гимнастики Курата Павел приходил принять благословение; на днях крестился в церкви Коодзимауи, наставленный в учении катехизатором Николаем... говорит, что чувствует себя вполне счастливым, и это видно по его лицу и всем его речам. Это радостное, просветленное состояние духа - обычное явление у всех новых христиан по принятии крещения; не явное ли это чудо благодати Божией? Не то же ли, что у нашего Св. Кн. ...Владимира: "теперь-то я увидел Бога истинного"? Жаль, что потом часто это праздничное состояние души скоро проходит.

22 Декабря 1898. Четверг.

<...> О. Архимандрит Сергий принес для прочтения письмо Епископа Антония (Храповицкого), ректора Казанской Духовной Академии, в котором изложено завещание ему недавно умершего епископа Михаила (Грибановского). Главная мысль в завещании: "установить церковь на канонических началах." Но теперь Церковь разве сдвинута с них? Если да, то как остается православною? Нет, твердо стоит она, непобедима даже и для "адских врат." - Разумеют эти... мечтатели и пессимисты, вероятно, возврат к патриаршеству. Но это невозможно и не нужно. Будто патриаршество - канонизм? Но его не было при Апостолах и в первые века. Явилось оно как необходимое, но не как непременное, - иначе не позволили бы Восточные Патриархи учреждения у нас Св. Синода. И Синод был, действительно, своевременно учрежден. Одного лица было недостаточно для управления всею Церковью. Не сошлются ли на Папу? Но там не Папа управляет, а целая система; попробовал бы Папа не подчиниться этой системе, он бы тотчас и в Папах не оказался. У нас при царе Алексее и Николае разве система была? И Никон разве хорош был? В отношении к царю он, наверное, и может быть оправдан, хоть с натяжками, в отношении же к Церкви никак. И разве желательно повторение подобного самодурства, соединенного с расстройством Церкви? Потому Петр был мудр, позаботившись об уничтожении единоначалия в общем управлении всей Церкви. - Но ныне пришло время продолжить преобразования в церковном управлении, нисколько не нарушая канонов. Как? Господь знает как! Но нынешнего Синода недостаточно для доброго управления Церкви - это очевидно. Истинная христианская Церковь должна радеть о просвещении язычников христианством, но кто же в Синоде озабочен этим? Никто, и идет это дело плохо. Православная Церковь должна простереть руку к тянущимся к ней старокатоликам и лучшей части протестантства, но кто же хочет этого? Церковь должна усилить учительство в виду удушающего невежества и суеверия народа - но Духовной Учебной Комиссии разве достаточно для этого? Итак, что же делать? По-моему, собрать собор всех православных Российских епископов и определить на нем:

Синод сделать состоящим не из переменных епископов, а из постоянных членов. Куда епископам епархий заседать в Синоде, когда у них целый воз собственных дел? Оттого и епархии терпят от недосмотра и вся церковь от недогляда. Не смущаться тем, что епископы - члены Синода не будут именоваться по епархиям, которых у них не будет. <...>

Епископы, члены Синода, должны быть избраны всею церковью, и должны быть избраны для сего мудрейшие между ними, заметные как путные администраторы. Цвет ума, сил... должен стать во главе церкви. Царь, разумеется, на это с радостью пойдет - нужно только разумно представить ему это. Какой же у нас царь был против Церкви или не позволил что доброе в Церкви?

Прилично быть столичному Митрополиту председателем Синода, но тогда у него должны быть три викария для ведения епархиальных дел, чтоб от занятий его Синодальными делами не было ущерба его епархии.

Общее заседание всех членов Синода для вершения особенно важных дел должно быть в определенные дни, но пункт

12 членов Синода должны быть разделены по крайней мере на четыре части: (1) Три человека для ведения текущих дел Русской Церкви. (2) Три - для ведения миссионерства внутреннего - среди раскольников, инославных, буддистов и магометан в пределах России. (3) Три для управления миссионерства заграничного - среди католиков, старокатоликов и протестантов в Европе и Америке и язычников в Азии и проч. (4) Три для ведения просветительной части среди православных (того, чем теперь заведует Духовное Учебное Управление). Должны быть четыре присутственных места и канцелярии, с нужным только числом чиновников. <...> Хотя бы в этом роде. Против канонов - ничего, а улучшение было бы значительное.

4 Января 1899. Среда.

Между сегодняшними посетителями был, как значится на карточке: The Rev. Charles F. Sweet, professor of Dogmatic Theology in Trinity Divinity School, Tsukiji <...> Начался обычный пустой... разговор, перешедший мало-помалу в серьезный.

... Вы, епископалы (говорю я), находите и в нашей церкви будто бы повреждение и такие пункты учения, которые, по-вашему, следовало бы отбросить. Но что же? - скажите. Ни единым догматом, ни единой чертой в догмате мы не можем поступиться, так как все, чтомы содержим до йоты, - Божие учение, Божий смысл и внушение, данные роду человеческому для спасения. На второстепенных же предметах в области религии, на некоторых обычаях и обрядах мы не настаиваем. Вы можете... употреблять при богослужении орган и проч. Но в главном, в догматах, вы должны восполнить то, что утеряли, немы бросить то, что крепко держим, - иначе мы никогда не можемсоединиться.

Возьмите, для примера, хоть учение о Таинствах. У нас 7 Таинств, у вас 2. <...> У вас принято учить, что и у вас 7 Таинств - только 2 болееважные, а остальные 5 не столь важны. Какая путаница в понятиях! Выблагодать Божию точно воду стаканами хотите распределять: туда мы большой стакан, сюда - малый. Не то у нас: совершенно ясное и определенное понятие: благодать, сообщаемая чрез таинства, - единая неделимая непосредственная сила... Божия, непременно ниспосылаемая и действующая, - только у недостаточных к осуждению их ("и суд себе яст и пиет, не рассуждая Тела Господня..."), а у достойных к спасению их и чрез них других. В этом смысле Таинство резко отличается от обряда. У нас на Крещение будет водоосвящение; с верою пьющий воду может исцелиться от болезни... неверующий же не получит никакой благодати от воды, она и не будет даруема пьющему святую воду как простую. В Таинстве же благодать непременно присутствует и даруется, почему и осуждение изречено пренебрегающему сим даром, - итак, восполните учение о семи Таинствах.

И у нас благодать сообщается во всех 7 Таинствах, однако крещение и евхаристию мы называем более важными потому, что они всем нужны для спасения, тогда как прочие таинства не всеобщи.

Таинство священства вы называете не всеобщим, стало быть, нестоль важным; но без священства разве может быть совершаема евхаристия? Не в основании ли оно самых всеобщих и, стало быть, не самое важное? И т. д. Разговор длился более часа. В продолжение его Свит...стал утирать слезы, причем говорил:

Скажи мне православный священник или епископ, что я не имею благодати священства, я завтра же приду к вам и попрошу принять меня. Один из моих друзей в Америке ушел в католичество, но я удержался именно потому, что твердо убежден, что я настоящий священник; потеряй я это убеждение, я сейчас же перейду к вам.

Я удержался обратить к нему прямой зов. Если Богу угодно, благодать призовет его. Приди он завтра и скажи: примите меня в лоно вашей Церкви, конечно, я тотчас же сделаю это. Но воспользоваться тем, что человек расчувствовался, и тотчас накинуть на него сеть - как-то уж слишком по-католически, - претит душе. <...>

Но как же ужасно и как тяжко должно быть состояние душевное преподавать догматы без твердой уверенности в истинности, даже в ясности их! Потому что сегодня, как не изворачивался он, а изъяснялся весьма туманно и запутанно. То ли дело Свет Православия, как радостно быть православным миссионером!

23 Января 1899. Понедельник.

<...> Не могу ли я пожаловаться когда моему дневнику? Больше кому же? Чувствуешь себя иногда очень разобранным, как дом [?] разобран и раскидан на части. Что может быть несчастнее такого состояния... Вот в таком я ныне; и раза три-четыре ежегодно бывает такое. Отчего? Нападение ли искусителя? Собственное ли утомленье? Или неободряющие обстоятельства? Возможно, все вместе. Враг нашего спасения разве дремлет? Однообразием разве нельзя утомиться? А ободряющее где же? <...> И при всем этом - вечное одиночество! Кремень о сталь дает искру; где же моя сталь? <...> Даст ли мне Господь хоть пред смертью видеть здесь сотрудника себе? Или погибнет дело Миссии и с ним моя душа, как бесполезно прошедшая поприще жизни? <...>

2 Июня 1899.

<...> Профессор Кёбер принес бывшие у него в чтении православные книги и возвестил, что совсем решился перейти в католичество. Психологический феномен - замечательный. Говорит и повторяет, что не имеет ровно ничего против православия, не может опровергнуть ни одного возражения против нелепостей католичества, и при всем том идет туда; говорит "тянет его туда."

- Да как же вы с завязанными глазами бросаетесь в пропасть? Ведь вы будете отвечать на Суде Божьем; самое первое в человеке-разум, он - светоч на пути нам; в религиозном деле он один недостаточен, - так вот вам Слово Божие - непогрешимый руководитель. И вы против того и другого! Слово Божие говорит: "от Отца исходящего," Папа поправляет Бога и говорит: "и от Сына"; вы Бога бросаете, переходите к Папе; Бог учит: "пиите от нея вси"; Папа: "нет, не вси, а только духовные"; вы - тоже; Бог дает языки Апостолам, чтоб всякий народ на своем языке слышал Слово Божие; Папа возмущается против этого, отбирает Богом дарованное право у народов, - "пусть-де на одном латинском слышат"; вы на стороне Папы, против Бога; Спаситель совершил вечерю artos'е; Папа говорит: "довольно и azimos'а"; Спаситель собственным примером указал нам образ крещения через погружение; Папа учит - довольно покропить водой; и везде вы с Папой, против Бога, - разумно ли это? Богоугодно ли это? И т. д. и т. д. Ничего не может опровергнуть, ни против чего возразить, одно твердит: "влечет меня туда и иду," точь-в-точь как юноша, влекомый плотию в непотребный дом; разум говорит ему: "скверно и грешно, и опасно - погибнешь," но он все-таки идет и гибнет. И подобен сему слабому юноше - наш философ Рафаил Густав. Кёбер! Извинением для себя выставляет то, что жил за границей, 30 лет молился в католическом костеле, привык-де. Потому и пьяница, привычный к вину, может не бросать его, - привык-де. Прискорбно! Но нечего делать! Насильно мил не будешь. Пусть тащится из света в полутьму. Три года я серьезно и подолгу говорил с ним и убеждал его, не говоря уже о разных мимолетных разговорах о том же. Итак, я чист от крови брата сего, совесть меня не укоряет ни в чем относительно его ренегатства.

18 Сентября 1899. Вторник.

<...> Прочел записку барона Розена. Замечательно умная ясно доказал, что нам ссориться с Японией из-за Кореи нельзя - иначе Япония, соединившись с Англией, раскачает [?] нас здесь, так как наш флот соединенным двум флотам противостать не может, в соединении же с японским наш флот всегда может грозить здесь Англии.

 

19 Июня 1900. Вторник.

<...> Был протестантский катехизатор из Кагосима. <...> - У Спасителя одни уста и одна истина, у протестантов почти столько же истин, сколько уст. Где же истина Христова? Вы скажете: "В Новом Завете." Но разве истолкований на него у вас не столько же, сколько сект, - где же истинный смысл Слова Божия? <...> Протестанты не закрывают ли глаза на многое очень важное в Новом Завете, как будто бы этого не было там, например, Иоанн. 20, 22-23 - у нас на этом зиждется таинство покаяния, - у вас что? (Иак. 5:14-15) - основание таинства елеопомазания, - для вас же имеет ли какой-то смысл это место? И так далее.

21 Июля 1900. Суббота.

<...> Получен ящик с церковными вещами от о. Иоанна Кронштадтского: Св. Евангелие, 3 напрестольных креста, дароносица, лампадка, 2 священнических полных облачения, 6 приборов воздухов, 2 прибора литургийных сосудов и пр. Все вещи серебряные, шелковые, новые, изящные. Да благословит Бог о. Иоанна еще большею благодатью за его... любовь!

Пожертвование выставлено в крещальной, чтобы показать христианам, которые все знают имя раба Божия о. Иоанна Кронштадтского.

3 Февраля 1901. Воскресенье.

В церкви было гораздо больше русских матросов, чем японских христиан. И свечей же наставили! Всех и расставить не могли - места не хватило; оставшиеся будут поставлены при дальнейших богослужениях - так и матросикам объяснено. После Литургии многие из них пожелали отслужить молебен Спасителю. Я спросил:

Да наградит Господь Своею Благодатью такое истинно православное суждение!

4 Марта 1901. Понедельник 2-й недели Великого Поста.

Был некто Гондо, довольно известный в журнальном мире, поговорить об Японии. Задал вопрос, как я смотрю на японский народ? Вижу ль в нем хорошее и что? Вижу ль дурное и что?

Я отвечал, что японский народ - современник древним государствам, которых теперь и следа нет, тогда как японский народ - жив и полон сил; стало быть, в нем есть прочные задатки жизни. Что это? Добродетели, привлекающие на японский народ Охранительную Любовь Бога и Промыслителя Вселенной. Не знают еще японцы Истинного Бога, но "естеством законное творят." Три доселешние няньки японского народа, каждая воспитала в нем нечто доброе: синто - честность, буддизм - взаимную любовь, конфуцианизм - взаимное уважение. Этим и стоит Япония. Но пора уже Японии узнать своего Отца Небесного, и что она медлит в сем, что холодна к Христианству, это - дурное в ней, и так далее. Разговор продолжался часа два.

10 Мая 1903. Воскресенье. День освящения храма в Кёото.

<...> В промежутках между богослужениями Храм постоянно был наполнен как христианами, старавшимися поближе рассмотреть иконы и весь такой прекрасной работы иконостас, так и любопытствовавшими язычниками.

Последним (язычникам) давал разъяснения и знакомил их с вероучением, указывая на иконы, назначенный для того благочестивый пожилой христианин города Кёото, пожелавший служить Богу именно этим: всегда состоять при открытом Храме и любопытствующих посетителей из язычников знакомить с христианским вероучением, иллюстрируя свои слова указанием на святые иконы, в полном составе которых на иконостасе выражены самые важные догматы Православной Христианской Веры. Нужно еще заметить, что иконы сами по себе привлекают всех своим высоким художественным исполнением, а христиан, кроме того, своим истинно церковным характером. Некоторые из них, как храмовая икона Благовещения Пресвятой Богородицы, главные иконостасные - Спасителя и Божьей Матери, иконы Святителей Николая и Иннокентия -так прекрасны, что взор не хочет оторваться от них; и тут-то сказывается, особенно для христиан, как важна хорошая иконопись для храма, в котором все предназначается к тому, чтобы очищать и освящать душу, умилять ее и возбуждать к молитве. При взгляде на этого Ангела в иконе Благовещения так и просится на уста благодарение Богу, что у каждого из нас есть Ангел-Хранитель, но, перенося взор на святой лик Пречистой Девы, чувствуешь стыд, что несохранением своей души в чистоте отгоняем от себя этого прекрасного стража, так любовно пекущегося о нашем спасении; от взгляда на кроткий лик Богоматери с Богомладенцем и на учащего Спасителя льются в душу умиление и радость, что Бог так преискренне близок к нам, но и печаль при мысли, что мы ограждаем себя от Него стеною грехов; строгий и вместе милующий вид Святителя Николая Мирликийского, важный и вместе ободряющий лик Святителя Иннокентия Иркутского - все-все и привлекают к себе красотою иконописи, и возбуждают соответствующие чувства и мысли, освежающие и очищающие душу у смотрящих на них.

8 Июля 1903. Среда.

<...> Раздача дипломов кончившим курс Семинарии. Моя речь им. Сущность ее: "Спаситель сказал своим ученикам: "Вы - свет миру". Эти слова звучат и вам в уши. Будьте же светом миру.

Начну пояснение сего подобием. Представьте ясную лунную ночь; уже близок рассвет, все в доме встали, но при лунном свете могут ли хорошо работать? Нет; потому, во-первых, что далеко не видно, потому, во-вторых, что неясно видно, потому, в-третьих, что обманчиво видно. Это подобие нынешнего состояния Японии. Здесь широко разлит лунный свет - свет разных наук, и все уже встали: Япония покрыта школами. Но еще солнце не взошло, и потому-что мы видим? Во-первых, никто не думает дальше сего мира. Высшие ученые авторитеты Японии объявили человека потомком обезьяны, душу человеческую уничтожимою вместе с телом, личного Бога не существующим, и взоры всех затуманены этим мрачным учением. Не печальное ли состояние? Все так и идут в тот мир слепцами, навсегда лишенными возможности зреть Бога и все красоты невидимого мира, как слепорожденные никогда не видят солнца. Самые лучшие люди Японии нисколько не заботятся о вечной участи своей души, а ограничены исключительно заботами о нуждах жизни сей, как будто и подлинные потомки животных. Не ужасно ли? Представьте, что при выходе из сего дома налево - тигр или яма; не возьмете ли вы предосторожность уберечься от них? А при выходе из сей жизни или ад, или рай, и никто здесь не думает брать предосторожность, чтобы не попасть в первый, чрез что прямо и попадает в него. Осветите Светом Христовым, который зажжен в ваших душах, дальний горизонт для ваших соотечественников. Во-вторых, свет наук, как лунный, неясно показывает предметы. Довольно в доказательство сего указать на недавний печальный факт, как один студент, старавшийся из философии понять, что такое человек, что такое Вселенная, и, не нашедши разрешения мировых тайн и проблем в ней, с отчаяния бросился в водопад, чтоб погибнуть. После него семь других молодых людей сделали то же; сколько еще последует за ними - неизвестно. Все это лучшие молодые силы Японии. Из-за чего они гибнут? Именно из-за того, что свет солнца не воссиял для них. Мы знаем, что целая вечность пред нами для изучения тайн Божией Премудрости и что самая вечность мала для исчерпания сих тайн, что в открытии нами Божьих истин будет источник вечных райских наслаждений. А они ложкой хотели зачерпнуть безбрежный океан и умерли с отчаяния, что не удается это. Много ли нужно для вразумления сих несчастных? Объяснение начал Христова Учения, сделанное с внушающею любовью, так, чтобы проникло в их души сквозь лунный туман. Будьте же такими объяснителями, проникнитесь любовью к вашим братьям и спасайте их от бездны. Еще лунный свет наук представляет предметы обманчиво, вместо действительных предметов - призраки, привидения. Не так ли все в Японии погружены ныне в материальный мир и его одного считают действительностью, тогда как он преходит и исчезает для каждого из нас, как призрак... Ваше дело - при Свете Христове представлять людям настоящую цену всего видимого и материального и бесконечное преимущество пред всем этим духовного, нематериального... Будьте же светильниками для ваших братии, еще сидящих в сени смертной! Старайтесь, чтобы в вас самих свет не погас, а возгорался более и более. "Не угашайте духа. Помните, что вы можете дать свет людям настолько, насколько он сияет в вас самих""...

1 Августа 1903. Суббота.

Сегодня в России великое торжество: открытие мощей Преподобного отца нашего Серафима Саровского. Господи, по молитвам святого Серафима, воззри и на Японскую Церковь, и пошли им добрых служителей, и сохрани, и возрасти ее! Ты же, Преподобие Отче Серафиме, моли Бога о сем! Не оставь и нас грешных твоею любовью и твоим милостивым посещением!

20 Августа 1903. Четверг.

В подробных телеграммах газеты "Владивосток," № 30, описывается открытие мощей и прославление Преподобного отца нашего Серафима Саровского. Сам Государь с Государыней и Великие Князья прибыли в Саров и участвовали в этом торжестве. Народа - тьмы! Совершается множество чудес, которые тут же и записываются. Слава Тебе, Господи! До слез радостно читать все это!

А вот нерадостно письмо отца архимандрита Никона, издателя "Троицких Листков." Жалуется на повсюдный упадок веры и благочестия. <...> Отец Никон прислал мне и брошюры свои, из которых весьма ясно видно, что обращать монастыри в места "больниц" и "школ" не должно - что это значило бы поставить "поделие" на место "дела," - чем последнее унизилось бы и постепенно уничтожилось.

6 Октября 1903. Вторник.

Четыре полицейских приставлено охранять Миссию день и ночь. Анфим, церковный сторож, приходил просить позволения спать где-нибудь в доме, в сторожке нет места - все занято полицейскими. Видно, что действительно есть опасение, что будет война, и вместе с тем поднимается волна народного раздражения, от которого нашему брату несдобровать без усиленных охранительных мер со стороны правительства. Спасибо за охрану, и помилуй Бог от войны!

24 Октября 1903. Суббота.

В "Иородзу-иёохо," газете плохой репутации по части правдивости, напечатано вчера, будто я "употребил 20 тысяч йен на подкуп шпионов из японцев" в пользу России! Так! Да я бы выгнал японца, если бы он и без всякого подкупа стал набиваться в пользу чужой для него России изменить своему собственному отечеству!

2 Ноября 1903. Понедельник.

Симеон Томии, катехизатор в Тега (в Симооса провинции), пишет, между прочим, что и бонзы стараются пользоваться нынешним военным возбуждением Японии против России, чтобы заграждать путь православной проповеди: там везде они оповещают, что и правительство по разрыве с Россией воздвигнет гонение на всех, поддавшихся христианству, пришедшему из России, - итак, не должно слушать православных проповедников. Все на Православие, только Бог за него!

19 Февраля 1904. Пятница.

<...> Газеты, японские и аглицкие, даже пересматривать невыносимо - так все исполнено восхвалением японцев и злорадством, что Россия не в авантаже (без сомнения, до времени) в нынешнем ее столкновении с Японией. Все, все ненавидят Россию! Прав был Александр III, сказав, что у нее только один друг - Николай, князь Черногорский.

Февраль 1904. Понедельник 2-й недели Великого Поста.

Пала грусть-тоска глубокая

на кручинную головушку;

Мучит душу мука смертная

вон из тела душа просится.

Это по поводу того, что русский флот японцы колотят и Россию все клянут - ругают, поносят и всякие беды ей предвещают. Однако же так долго идти не может для меня. Надо найти такую точку зрения, ставши на которую можно восстановить равновесие духа и спокойно делать свое дело. Что, в самом деле, я терзаюсь, коли ровно ни на волос не могу этим помочь никому ни в чем, а своему делу могу повредить, отняв у него бодрость духа. Я здесь не служитель России, а служитель Христа. Все и должны видеть во мне последнего. А служителю Христа подобает быть всегда радостным, бодрым, спокойным, потому что дело Христа - не как дело России - прямо, честно, крепко, истинно, не к поношению, а к доброму концу приведет, - сам Христос ведь невидимо заведует им и направляет его, так и я должен смотреть на себя и не допускать себе уныния и расслабления духа.

А ты, мое бедное Отечество, знать, заслуживаешь того, что тебя бьют и поносят. Зачем же тебя так дурно управляют? Зачем у тебя такие плохие начальники по всем частям? Зачем у тебя мало честности и благочестия? Зачем ты не привлекаешь на себя любовь и защиту Божью, а возбуждаешь ярость гнева Божия? Да вразумит тебя, по крайней мере, бедствие нынешнего поражения и посрамления. Да будет это исправляющим жезлом в руках Отца Небесного!

30 Июня 1904. Суббота.

Расчетный за месяц скучный день, с грустными, горькими мыслями, навеваемыми неудачной для России войной и тем, что уже ее поносят все, особенно протестантские миссионеры. А тут еще новое несчастие: Министра Внутренних Дел Плеве убили.

5 Августа 1904. Пятница.

<...> Усердное служение наших священников у военнопленных и хорошее обращение японцев с военнопленными вообще немало пользы принесут для Японской Православной Церкви и для сближения Японии и России вообще: больше тысячи пленных, вернувшись, разойдутся в тысячи мест России и везде молвят доброе слово о японцах и Японской Православной Церкви.

Нужно надеяться, что с пленными японцами в России также обращаются хорошо, и они, вернувшись домой, молвят не менее доброе слово о России...

15 Августа 1904. Понедельник.

<...> Впрочем, есть и очень доброе: 12 августа нового стиля наша Русская Императрица родила сына, значит - прямого наследника Императору. Благослови его Бог возрасти в благочестивого, истинно православного и мудрого, и крепкого Императора!

24 Октября 1904. Понедельник.

Остались мелочи по приготовлению и печати Церковных Евангелий и Апостола и исправленного Ирмология. Пора приступать к Октоиху. Боже, еще целое море переводов! Но зато какая польза будет от них! Нужно только в церкви внятно читать и петь, а молящемуся внимательно прислушиваться, - и целое море христианского научения вливается в душу, - озаряет ум познанием догматов, оживляет сердце святою поэзиею, оживляет и движет волю вслед святых примеров. Это не протестантская церковная беднота, пробавляющаяся несколькими ветхозаветными псалмами, своими слезливыми стишками и самодельной каждого пастыря проповедью - "чем богаты, тем и рады," - и не католическая богомольная тарабарщина с органными завываниями. Это - светлая, живая, авторитетная проповедь и молитва устами всей Церкви Вселенской, голосом Боговдохновенных Святых Отцев, в совокупности столь же авторитетных, как Евангелисты и Апостолы, верховодители церковной молитвы... Помоги, Боже!

2 Декабря 1904. Пятница.

Никто так не ненавидит Россию и не желает ей зла, как протестантские миссионеры. Почему? Да потому что Россия не дает им развращать себя. Во всех подряд протестантских изданиях, если встречается что про Россию, так непременно злое и хульное. <...> О, лицемеры и пройдохи!

16 Июля 1905. Воскресенье.

Наказывает Бог Россию, то есть отступил от нее, потому что она отступила от Него. Что за дикое неистовство атеизма, злейшей вражды на Православие и всякой умственной и нравственной мерзости теперь в русской литературе и в русской жизни! Адский мрак окутал Россию, и отчаяние берет, настанет ли когда просвет? Способны ли мы к исторической жизни? Без Бога, без нравственности, без патриотизма народ не может самостоятельно существовать. А в России, судя по ее мерзкой - не только светской, но и духовной - литературе, совсем гаснет вера в Личного Бога, в бессмертие души. Гнилой труп она по нравственности, в грязного скота почти вся превратилась, не только над патриотизмом, но над всяким напоминанием о нем издевается. Мерзкая, проклятая, оскотинившаяся, озверевшая интеллигенция в ад тянет и простой, грубый и невежественный народ. Бичуется ныне Россия, опозорена, обесславлена, ограблена. Но разве же это отрезвляет ее? Сатанинский хохот радости этому из конца в конец раздается по ней. Коли собственному позору и гибели смеется, то уже не в когтях ли злого демона она вся? Неистовое безумие обуяло ее, и нет помогающего ей, потому что самое злое неистовство ее - против Бога, Самое Имя Которого она топчет в грязь. Богохульством дышат уста ее. Конечно, есть малый остаток добра, но он, видно, до того мал, что не о нем сказано: "Семя Свято - стояние его" [Ис. 6:13]. Душа стонет, сердце разорваться готово.

19 Декабря 1905. Вторник.

Окружное послание к русским военнопленным в Японии.

Русские христолюбивые воины,

Достопочтенные мои соотечественники и возлюбленные братья во Христе! Мир и благословение вам от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа!

Бог судил мне быть временно вашим архипастырем, и Он видит, что я не пренебрег этим велением Его, а старался по мере сил моих служить вам. Знаю, что служение мое недостаточно для удовлетворения ваших духовных потребностей, совесть говорит мне это, но совесть и не укоряет меня в нерадении: я делал то, что мог. И делание мое было с любовью к вам, братия. Свои письма к вам я большею частию подписывал словами "ваш брат во Христе," и я истинно чувствовал братскую любовь к вам, питаемую особенно соболезнованием к постигшему вас несчастию плена. Любовь эта возвышает и укрепляет вашим добрым христианским поведением. Я с радостью видел, что вы, как природные христиане, во многом представляете для новых чад Церкви Христовой в сей стране пример христианских добродетелей. И эти новые чада Церкви видят это и со своей стороны также полюбили вас братскою христианскою любовью, которую и стараются по мере возможности явить вам. Все это было хоть некоторым утешением для вас среди тягостей пленной жизни. Так было до последнего времени. И уже настает конец вашего плена и предстоит радостное возвращение в Отечество, к дорогим сердцу вашим родным и друзьям и для дальнейшего вашего служения Отечеству.

Но что при этом открылось еще? Увы, с печалью и стыдом только можно говорить о том, что открылось! "Спящим же человеком, прииде враг его и всея плевелы посреде пшеницы" (Матф. 13, 25). Вознерадели некоторые из вас, и среди этого душевного усыпления пришел враг и посеял в их души семена раздора, противления, возмущения. Какой это враг? Тот же, которого указал Спаситель в притче о сеятеле и от которого устами Своего Апостола предостерегает христиан: "Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, еский кого поглотити" (I Петр. 5:8). Им руководимые и невидимо научаемые уже видимые враги вашего душевного мира и нашего общего Отечества земного и Отечества Небесного приходят к вам и говорят свои речи или присылают свои сочинения, те и другие исполняя душевного яда, и стараются отравить вас ими. Своими коварными внушениями они стараются посеять вражду между вами, влить озлобление в ваши сердца, сделать вас врагами своего Отечества земного, затворить для вас Отечество Небесное и разверзнуть под вашими ногами ад душевных терзаний на земле и вечных мучений за гробом. И есть уже отравленные этим ядом и тщащиеся отравить других. Между вами, живущими доселе везде мирно, происходят в некоторых местах ссоры, драки, побоища, доходящие до смертоубийства, - и это в чужой стране, на позорище всему свету! О горе и стыд! Но что же это значит? Из-за чего все это? Отравленные развратителями в душевной слепоте своей мнят себя тоже хотящими добра и служащими Отечеству. Это добро-то и служение Отечеству в забвении товарищества и братства и во вражде, ссорах и даже убийствах? В попрании всякой дисциплины и дерзких возмущениях? В разрушительных замыслах и наглом вторжении в дела государственного управления, в которых ничего не понимают?

Какое безумие! Поясню примером. У каждого из вас, братия, есть дом, а в нем отец, у многих же и старший брат; в доме, быть может, нужно произвести поправки и улучшения; кто же когда видел на земле что-нибудь такое совершенное, что уже не требует улучшений? Итак, отец с старшим братом советуются, как все в доме исправить и улучшить. Но представьте, что все это время к вам украдкой подходит кто-то и шепчет на ухо: "Твои отец и брат ничего не смыслят в домашних делах, ты сам возьмись за поправки; разрушь дом, подбери ригу; а чтоб тебе свободней было, свяжи отца и убей брата." Что бы ты сказал на это? Конечно, сказал бы: "Твой совет дьявольский, отойди от меня, сатана" (Матф. 16:23). Вот точь-в-точь подобное теперь творится в России. Нужны исправления и улучшения по управлению в России, никто не отрицает этого. Об этом и думает, и заботится ныне наш возлюбленный Государь со своими советниками старшими в государстве. Но враги нашего Отечества, точно змеи, прокравшиеся всюду в нем, вливают яд возмущения и злых замыслов во все неосторожные сердца, особенно в сердца людей, по своей необразованности не могущих уразуметь их коварных целей, - ив России теперь сколько смуты, разладицы, взаимовражды, убийств! Отравленные ядом возмущения обратились в братоубийц, и с остервенением творят свое дело: бросают бомбы, от которых гибнут ни в чем не повинные люди, стреляют, рвут, жгут... И вас, братья, эти озверевшие люди хотят обратить к этому преступному, противогосударственному и противочеловеческому служению своему. К несчастью плена, оставляющему вас чистыми в вашей совести и пред людьми, так как честный плен никогда не считался позором, эти коварные слуги диавола хотят присоединить несчастие, которое опозорит вас пред людьми и растерзает впоследствии вашу душу угрызениями совести, хотят сделать вас бунтовщиками и изменниками своему долгу и присяге, врагами своего Отечества, хотят обратить вас в людей-зверей, терзающих утробу своей матери России. О, братья, да не будет сего! Опознайте скорей в людях, смущающих вас, волков, хотящих прикрыться овечьей шкурой, в чьих речах и писаниях яд, убивающий навек. Вы, исправленные уже слезами раскаяния, смойте заражение и осквернение с ваших душ, очиститесь и исцелитесь; это можно, это легко с помощью благодати Божией, которую призовите сердечной любовью; если же останетесь нераскаянными, то знайте наперед, что ваша участь - ужасная участь братоубийцы Каина. Вы, еще не успевшие до дна души впитать яд злых речей и писаний, ради Бога, поскорее изблюйте этот яд из души и будьте по-прежнему добрыми воинами, верными своей присяге служить верою и правдою Царю и Отечеству. Вы, остававшиеся доселе чистыми и здравыми душою, "блюдите, како опасно ходите, не яко же немудри, но якоже премудри" (Ефес. 5, 15), трезвитеся и бодрствуйте, чтобы не впасть в сети невидимого врага, расставленные видимыми слугами его. Помните, братия, что если вы станете мутить и бунтовать, то своим скопом, своей численностью можете много зла причинить дорогому нашему Отечеству и самим себе, но добра никакого, ни малейшего не можете сделать никому, потому что в ослеплении своем послужите врагам нашего Отечества, своим собственным злым врагам. Да удержит же Господь от сего всех вас!

Примите, дорогие мои соотечественники, слова мои с такою же любовью, с какою обращаюсь я к вам. Усердною молитвой призываю на всех вас благословение Божие...

Епископ Николай,

14 декабря 1905.

Токио.

9 Февраля 1908. Воскресенье.

Утром получил письмо от Архиепископа Витебского Сергия (Страгородского), в котором он, уведомляя о том, что уволен от заседаний в Св. Синоде на епархию, пишет, между прочим, следующее: 11 декабря у Государя целых полтора часа провели Преосвященный Герман Саратовский, Серафим Орловский и протоиерей Восторгов и подробно описали ему настоящее наше безвыходное церковное положение. Преосвященный Герман своим рассказом, как левая печать и общество травят больного, умирающего о. Иоанна и в лице его Православную Церковь и веру, довел Государя до слез. Государь сейчас же по телефону передал приказ Столыпину, чтобы немедленно везде снять с репертуара "Черных воронов."

9 Января 1909. Суббота.

С 8-ми часов Литургия. После нее панихида по о. Иоанну Кронштадтскому и Великому Князю Алексею Александровичу. Мы с Преосв. Сергием вышли в мантиях. С амвона я объяснил, что "о. Иоанн - великий благотворитель Миссии; несколько раз жертвовал большие деньги на Миссию; последняя жертва была в только что минувшем году: прислал 1000 р. в пользу Миссии, жертвовал также священной утварью и облачениями."

20 Августа 1909. Пятница.

<...> Репортер "Хооцисимбун" приходит, спрашивает:

4 Января 1910. Вторник.

С сегодняшней почтой получена из Москвы книжка об о. Иоанне Кронштадтском. Как трогательна и как поучительна она! Вот кто стяжал дух молитвы!

17 Января 1911. Вторник.

<...> В 11 часу Посол Николай Андр. Малевский официально посетил меня, - как предварительно говорил, - чтоб доставить Рескрипт Государя Императора и орден Владимира 1-й степени. Младший секретарь Заневский нес за ним пакет и ящичек. Я встретил также официально: в орденах и клобуке с крестом, из почтения к высокому дару Государя Императора. Но так как искренно считаю себя нестоящим никаких наград и принимаю их не на свой счет, а на счет Миссии, то остался совершенно равнодушен. Да благословит Господь Государя Императора за его необыкновенно милостивое расположение к Миссии! Первая молитва моя пред Престолом Божиим всегда за Царя и Его Наследника.

2 Сентября 1911. Суббота.

Читал "Троицкое Слово," полученное от Преосв. Николая, Еп. Вологодского, № 38-80. Дневники его какую мрачную картину религиозного состояния России рисуют! Одно уныние! Не дай Господи, чтобы все было так плохо! <...>

17 Сентября 1911. Воскресенье.

Сегодня день канонизации преподобного отца нашего Иоасафа, Епископа Белгородского и чудотворца. После обедни я сказал о нем и о решении Св. Синода канонизировать его. Потом отслужен был молебен Св. Иоасафу. По окончании его положен был на столик крест и около него изображение св. Иоасафа, приложенное к "Церковным Ведомостям"; все лобызали крест и изображение. <...>

16 Ноября 1911. Четверг.

В половине 3-го часа астма разбудила и не дала больше спать; встал и занимался делами. Освоившись, и с этой болезнью жить можно; дал бы Бог подольше прожить, чтоб побольше перевести.

Заключение.

Главная заслуга в просвещении Японии светом Православия принадлежит выдающемуся русскому миссионеру - апостолу Японии Архиепископу Николаю, "Апостола Японии," в середине XIX века приступившему к служению благовестия в Стране Восходящего Солнца. Святитель Николай Японский не жалел сил и времени на изучение языка и жизни людей, среди которых развернулась затем его полувековая неутомимая деятельность, зато и результаты ее были впечатляющи: из одинокого миссионера-подвижника он превратился в главу Церкви с десятками пастырей-японцев и десятками тысяч пасомых. Ныне Автономная Японская Церковь существует в непростом мире постиндустриальной Японии с ее поли-конфессиональными традициями, наукоцентристскими настроениями интеллигенции и агрессивностью неорелигиозных сект и обществ.

Нет никого в истории христианской проповеди в этой стране, кто заслужил бы это имя с большим правом, чем святой равноапостольный архиепископ Николай.

Святой равноапостольный отче Николае, моли Бога о нас!

 

 

 

Миссионерский Листок #A33

Свято-Троицкая Православная Миссия

Copyright © 2001, Holy Trinity Orthodox Mission

466 Foothill Blvd, Box 397, La Canada, Ca 91011, USА

Редактор: Епископ Александр (Милеант)

(file_name.doc, 02-15-2001)

 

Edited by

Date